на заводах во имя ее. В этом смысле он гораздо ближе к Гепарду, чем к Учителям Полудня. При этом я чрезвычайно далек от мысли как-то принижать его талант и вообще преуменьшать его педагогические и чисто человеческие достоинства. Просто время было другое. Задачи общества были другие. Цели воспитания. Само представление о Человеке Воспитанном было другое: это был Павка Корчагин, шолоховский Давыдов, пресловутый Павлик Морозов, в конце концов.

Если бы была такая возможность с помощью некоторых сил прожить заново или завершить Вашу жизнь в одном из Вами созданных миров, то пошли бы Вы на это, и если да, то каков был бы Ваш выбор?

Шумский Алексей. Томск, Россия — 18.06.98

Ну, разумеется, я бы выбрал Мир Полудня. И с удовольствием. Как хорошо известно (и много раз проверено), лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.

Вы упомянули роман «Белый Ферзь» как неосуществленную задумку. Были ли у вас еще «неначатые» произведения из цикла о Максиме? Если да, считаете ли Вы, что эта тема уже закрыта и продолжений больше не будет?

Gregory Zevin. Sydney, Australia — 26.06.98

Тема несомненно закрыта, и продолжений безусловно не будет. Писателя «братья Стругацкие» больше нет, а С. Витицкому писать о Максиме Каммерере не интересно.

Слышали ли Вы о серии сюжетно-ролевых игр под общим названием «Полдень XXII», которые создаются по мотивам Вашего цикла? Каково Ваше мнение: возможно ли моделировать мир «Полдня» и способны ли ролевые игры открыть что-то новое в созданном Вами мире?

Сергей. Владимир, Россия — 25.08.98

Не слышал ничего. Наверное, это интересно. Моделировать Мир Полудня, по-моему, это задача, эквивалентная воспитанию в себе человека с большой буквы. Ведь ничего более совершенного, чем этот мир, представить себе (сегодня) невозможно.

Вы теперь не любите созданный Вами мир Полудня? Или саму идею коммунизма? Если да, то почему и что Вам кажется альтернативой?

Александр Алексеев. Рига, Латвия — 06.02.99

Мир Полудня — это мир, в котором нам (АБС) хотелось бы жить и работать. Лучше такого мира мы ничего себе представить не могли и даже не пытались. Называть ли его «коммунизмом» — это проблема, скорее, терминологическая. Для нас всегда коммунизм был общественным устройством, обеспечивающим каждому гражданину возможность свободно заниматься любимым трудом. Никакого другого смысла мы в это понятие не вкладывали. В отличие от идеологов КПСС, для которых коммунизм был таким обществом, где весь народ с радостью и удовольствием исполняет предначертания партии и правительства.

Почти все Ваши произведения (и соответственно, герои) пропитаны, пронизаны особенным мировосприятием и имя ему — коммунизм. Выкиньте этот невидимый могучий фон, которым в той или иной мере руководствуется Человек XXII века — и та цельность ощущения мира, жизненных целей, задач и сам смысл Бытия, волнующих Вашего Героя, моментально исчезнет. Да, Люди мира Полудня схожи с нами — они так же мечтают, радуются, страдают, ищут смысл жизни, любят и т. д. — но они другие, потому что их ойкумена — это ойкумена Свободы, Равенства и Братства (как бы кому этот лозунг не казался смешным) и непрерывной, какой-то гиперинтеллигентской внутренней рефлексии. И в этом они бесконечно далеки от нас — так же, как далеки существа «с третьей импульсной» от обычных людей века XXII. Построенный Вами мир мог логически иметь место только при развитии общества, в котором в большой степени господствовали идеалы Советского Союза (идеалы, подчеркиваю, а не реальный наш «социализм»). После он становится более фантастичным, точнее, более fantasy, каким-то эфемерным, что ли. Так вот, Вы верили в такое развитие общества, когда писали? И если не верили, то как, интересно, заполняли для себя этот разрыв «мы сегодня» — «мы век XXII»?

Игорь Карпов. Москва, Россия — 13.02.99

Когда мы начинали работу над «Полднем…», мы были уже не ленинцы-сталинцы (60-й год, XX съезд уже прошел, и Венгрия уже отгремела), но все еще верили в коммунизм, как неизбежное будущее всего человечества.

Спустя пяток лет (работаем над переизданием) мы уже ясно понимали, что никакой сколько-нибудь прямой и ясной дороги от сегодняшнего дня к Миру Полудня нет и не предвидится. Поэтому писали мы уже не Мир-который-Неизбежен, и не Мир-который-Мы-Сегодня-Строим, но всего лишь Мир-в-котором-Мы- Хотели-бы-Жить.

Сегодня мне уже совершенно ясно, что Мир Полудня — это всего лишь красивая мечта, которую можно реализовать локально (в одном отдельно взятом институте, в одном отдельно взятом дачном поселке), но которая абсолютно нереализуема в масштабах государства, а тем более, для человечества в целом.

Сорок лет назад АБС были уверены, что вокруг них живут, работают и чувствуют себя неплохо люди, которые вполне способны точно так же жить, работать и чувствовать себя прекрасно и в Мире Полудня. Я и сейчас так думаю. Такие люди есть вокруг меня, многих из них я знаю лично, и нравственность их стопроцентно соответствует нравственности Мира Полудня. Собственно, нравственность Мира Полудня есть не что иное, как нравственность сегодняшнего «приличного» человека, для которого самым главным наслаждением в жизни является успешный творческий труд, а главным идеалом — свобода этого самого творческого труда.

«Циничный мир рынка» зачастую мешает такому человеку реализовать себя, но он вовсе не противоречит этой нравственности. Просто быть нравственным в мире рынка трудно, но ведь быть нравственным вообще трудно, в любом мире — безнравственным быть гораздо легче и — увы! — видимо, естественней для Хомо сапиенс. Десять заповедей писаны, видимо, отнюдь не для него, а для какого-то другого хомо. Человек Нравственный всегда и везде был и остается сейчас в подавляющем (точнее — в подавляемом) меньшинстве.

Как известно, в большинстве случаев двигателем технического прогресса человечества являлось не праздное любопытство, а банальное желание выжить (в борьбе за самку, в войне за территорию, в битве за урожай, наконец). Так ли обречен на неудержимый технический прогресс созданный вами Прекрасный Мир, лишенный открытой внутренней или внешней агрессии, т. е. лишенный грубого стимула к выживанию?

В. R. Berg. Buenos Aires, Argentina — 22.07.99

Это главный вопрос, который нас мучил на протяжении многих лет. Где у Мира Полудня стимул к развитию? И есть ли он вообще, такой стимул? Мы не нашли ответа на этот вопрос. Мы только придумали Вертикальный Прогресс, как символ выхода человечества из плоскости привычных представлений и задач в некое новое пространство (оставшееся для нас вполне таинственным).

Я верю в коммунизм — в том смысле, как понимаете его Вы. Человек — бесконечно убог и бесконечно прекрасен — что же будет с этим миром? Видите ли Вы возможность рано или поздно все же вырваться в мир Полдня?

Алексей. Киев, Украина — 27.02.99

Создание и реализация Великой Программы, Воспитания Человека — единственный путь в Мир Полудня.

Насколько Вы считаете оправданным объединение Ваших романов в некую единую общность, «Сагу о Сидорове» (построение хронологий, работы Сергея Переслегина и т. п.) Иными словами, часто ли Вы отталкивались от идей или ситуаций, заложенных в ранее написанных вещах?

Петр. Москва, Россия — 13.03.99

Разумеется, нам и в голову не приходило, что мы создаем «Цикл». Каждая новая повесть писалась совершенно независимо от предыдущих и ни в коей мере не рассматривалась авторами как «продолжение». Нонам нравилось (и было удобно — чисто технологически) использовать героев, уже ранее придуманных, и ссылаться на обстоятельства и ситуации, уже ранее обыгранные. Так возникала «связь времен», дьявольски нам симпатичная. При этом мы никогда (или почти никогда) не занимались хронологией нашего Мира специально, так что теперь несчастные «людены» вынуждены совершать буквально героические подвиги, чтобы «подтянуть» здесь и «распустить» там — во имя единства истории, о которой авторы в свое время не позаботились.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату