Да, насколько я помню, АНС закончил десятилетку именно в Ташле. И сразу после этого ушел в армию. Насчет комсомола — не знаю.
В детстве читали всю фантастику и все приключения, которые попадались под руку: Уэллс, Беляев, Конан Дойл, Жюль Берн, Дюма, Луи Буссенар, Луи Жаколио, Кэрвуд, Лондон… Потом приспело время реалистической литературы: Толстой, Голсуорси, Хемингуэй, Фолкнер, Ремарк, Грэм Грин, Булгаков, Тынянов… Читали много и жадно. Читали всегда. И всегда перечитывали, свято исповедуя принцип: «Квалифицированный читатель тот, кто не только много читает, но и много перечитывает». Последнее время, правда, я этот принцип регулярно нарушаю — слишком много приходится читать по обязанности, а не для удовольствия.
Вполне благосклонно и с большим интересом. Слово «паразитировать» здесь, по-моему, не уместно. Когда в детские годы мы с АНС изрисовывали массу бумаги, иллюстрируя «Истребитель Два-зет» и «Войну миров» — это тоже было «паразитирование»? Ну уж нет! Это была такая форма жизни, если угодно. Форма существования в невыносимо скучном и унылом мире взрослых.
Не отказался бы.
В молодые годы (конец 40-х) мы с АНС увлекались (даже уже будучи вполне взрослыми людьми) настольными военными играми типа «Бой батальонов», «Бой корпусов» и т. д. В магазинах такие игры тогда продавались свободно, но мы делали свои, гораздо более сложные, с учетом «невидимости» сил противника (пока они себя не обнаружат), неоднозначности результатов стрельбы (учитывалась вероятность попадания), небезграничности запасов горючего у танков и т. д. Короче, это были игры типа нынешнего «Панцер-генерала», только без всяких компьютеров, а на огромных самодельных картах, которые мы расстилали по всему полу в большой комнате. Хорошее было время!
Доска, расчерченная на квадратики. На доске нарисованы: лес, река, сопки, дороги. У каждого из игроков — набор картонных квадратиков с изображением пехотинцев (отделения), пушек (батареи), пулеметов, даже, кажется, танков. Квадратики эти передвигаются игроком по определенным правилам. Стреляют, уничтожают квадратики противника, гибнут сами… Правил уже, честно говоря, не помню, но были они довольно примитивны. Мыс АН существенно усовершенствовали эту игру: карта у нас была — на всю комнату. Передвижения войск осуществлялись скрытно. Попадания-промахи были случайны (бросался игральный кубик)… И пр. и пр.
Редко и давно. В последний раз — в школе, классе в шестом, по-моему. Острые моменты случались и позже, но как-то все обходилось — без крови и ценою минимального ущерба для чести и достоинства.
По-моему, ничего нового в этой области (по сравнению с моим временем) общество не изобрело. Я прекрасно помню совершенно жуткие сразу послевоенные годы, когда появляться в темное время на улице (за пределами «своего» двора) было просто опасно. Потом — «холодное лето 53-го года» — «бериевская амнистия», жуткий всплеск преступности, все знакомые воры из нашего дома вновь оказались на свободе и торились под лестницей, переговариваясь о своих черных делах… Потом стало полегче, но остались районы, где появляться в одиночку (без своей кодлы) было по-прежнему небезопасно (например, парк Горького на Петроградской стороне — в самом центре города, между прочим). Как-то мы, тем не менее, устраивались, несчастные травоядные. Заполняли экологические ниши, свободные от волков. Парк ВМА — была наша ниша. Мы там были свои и под охраной своих волков — расплачиваясь пустяковой данью: то мяч отберут (а потом вернут полуживой), то последний рубль, прикопленный на марки… Это был такой образ жизни — со своими правилами, со своим расписанием даже. По Клинической нельзя было ходить зимой с 18 часов и позже: там тебя под вязом ждал коренастый малый лет шестнадцати, который, сопя и изрыгая черную брань, обшаривал твои карманы и отбирал все, что в карманах было. И некому было на него пожаловаться: из наших волков никто его не знал, да и не любили они «вязаться» с чужими просто так, из любезности… Так что не обольщайтесь идиллическими картинками «времен порядка и спокойствия» — не было у нас на родине таких времен никогда.
АНС был человек от природы на редкость богато одаренный физической силой и выносливостью. Но к спорту был равнодушен, к любому. И даже относился к заядлым спортсменам с некоторым скепсисом. «Знаем мы их, разрядников — на десятом километре с полной выкладкой из него уже дух вон, и все его снаряжение приходится тащить нам, безразрядникам…» Я же, наоборот, от природы был мальчик хилый и золотушный, но при этом к спорту довольно способный. В седьмом классе физрук Иван Иванович, царство ему небесное, приохотил меня к спортивной гимнастике, и всю свою молодость я чем-нибудь обязательно и с охотой занимался: гимнастикой, волейболом, настольным теннисом. Впрочем, достижения мои были, прямо скажем, скромны — третий разряд, и ни на чуток больше. А АНС за восхождение на Ключевскую сопку получил значок альпиниста — невысокого разряда, правда, но он очень им гордился и хранил в специальной коробочке среди прочих своих медалей.
Андрей Воронин — классический образец такого оболваненного: фанатик Сталина и коммунизма по- сталински. По сути мне трудно что-нибудь к этому образу добавить — именно таким я и был в возрасте 20–25 лет. Да и АНС — тоже.
Действительно, в Канске Красноярского края АНС прослужил довольно долгое время в качестве
