«добрый малый, но педант» дошел к концу своего первого круга до такого состояния, что и думать не думает броситься в объятия неизвестности с оптимистическим криком «хинди-руси бхай-бхай!» — нет, он норовит палить из пистолета во все, что шевелится, другие варианты ему и в голову, заметьте, не приходят.
3. Ниоткуда не следует, что существует некая топологически непротиворечивая и единственная космография Города. Для авторов главным было изобразить город, как «странное место», и они готовы были делать это даже и ценою явной (или неявной) потери логики.
4. Гипотеза о том, что мальчик Изя узнал Главную Тайну от прошедшего первый круг Андрея, безусловно остроумна, но не учитывает того существенного обстоятельства, что сам Андрей не знал этой тайны; более того, он даже не знал, что таковая вообще существует.
[Тем не менее позволю себе заметить, что сама гипотеза вполне в духе группы «Людены». Или, как принято в той же группе охлаждать горячие головы — «в стиле Бадера — очень веско и на полметра мимо». Вы наш «человек», Александр. — БВИ.]
Спасибо за внимание, БНС.
На все эти вопросы существуют ответы, иногда, впрочем, довольно искусственные (то есть основанные на маловероятных допущениях). Давать их (ответы) здесь мне не хотелось бы — это означало бы нарушение правил некоей игры, которую мы все здесь ведем. Могу сказать только, что Гейгера я понимаю хорошо: он поверил Изе потому, что очень уж трудно оказалось вытянуть это признание- откровение. Опытный «следак» хорошо различает правду и ложь допрашиваемого, особенно когда идет допрос под пыткой.
Предположить можно, но зачем? Авторов подоплека Эксперимента никогда (сама по себе) не интересовала. Для нас это всегда был лишь фон, антураж, декорация (если угодно) для «приключений духа» наших персонажей. Эти вот приключения были для нас сугубо важны. Что именно герои думают о Городе — важно. А вот что НА САМОМ ДЕЛЕ есть Город — совсем не важно.
Ответа на этот вопрос у нас, естественно, не было. А идея была примерно такая: Город есть неестественное социальное образование, а следовательно, должны иметь место некие отклонения от социальной нормы, например — отсутствие серьезной литературы или даже искусства вообще.
А зачем? «То, что знают двое, знает и свинья». Не прошло бы и года, как Тайна перестала бы быть тайной, и в Городе воцарился бы ад кромешный. Например, я не исключаю, что заварушка, затеянная Гейгером, состоялась потому только, что Гейгер был уверен, что рискует он только возвращением в концлагерь для военнопленных и ничем больше. Хотя, с другой стороны, я совершенно не исключаю и того, что Наставники способны эту тайну когда-нибудь раскрыть, — просто чтобы посмотреть, как поведет себя миллионная масса людей, не боящихся смерти.
Отличный вопрос! Я хотел было Вам ответить, что в Городе нет детей, но всеведущий БВИ немедленно сообщил мне, что они там таки-да есть. Причем — в количествах. Поэтому не знаю, что Вам ответить. Авторы просто не подумали об этом. О бедные дети Эксперимента! Судьба их ужасна! Провести всю свою жизнь на этом чертовом уступе между двумя бесконечностями!.. А впрочем, все может быть и не так страшно. Не так уж им там и плохо. Не хуже, в конце концов, чем нам — здесь. А временами даже интереснее.
Да. Об этом в тексте сказано практически впрямую.
Так вопрос авторами никогда не ставился. Но Ваше право его поставить именно так. Действительно, звучит недурно. Особенно, если учесть, что, на самом деле, вся жизнь человеческая есть сплошное экспериментирование с собственной совестью.
Ваш вопрос некорректен. Не надо воспринимать Красный Дом как некое явление из области научной фантастики. «Град обреченный» не есть НФ. Это — притча. И Красный Дом не загадочный физический объект, а элемент притчи. Как Нос майора Ковалева или бал Воланда.
Красное Здание — символ, гротеск, артефакт совести, у него существует множество трактовок, и почти все их Вы перечислили. Выбирайте. (Только — надо ли выбирать? Не тот ли это случай, когда неопределенность поражает воображение сильнее, чем любой конкретный вариант?)
И так, и не так. Авторы специально не формулировали сколько-нибудь ясно свое, авторское, понимание этих персонажей. Но Воронин, заметьте, догадывается (ему кажется, что он ПОНИМАЕТ), что Наставник — это его собственная совесть — гуттаперчевая, податливая, подловатая, с которой так легко можно договориться в случае чего.
Нет, разумеется. Это то, что мы называли между собой «псевдоквазия» — авторская выдумка, похожая на правду.
