В отличие от «Улитки» «Град» не содержит сюжетообразуюшей философской или социальной идеи (гипотезы, теории). Он задумывался и реализован был как притча о существовании человека в реальном мире XX столетия — путь от фанатика к свободомыслящему, скорбный, как выясняется, путь, ибо фанатизм лишает свободы, но зато дает внутреннюю опору, а свободомыслие приводит в ледяную пустоту, делает беззащитным и одиноким. Благо тому, кто, потеряв одну опору под ногами, находит другую (как Изя нашел для себя Храм Культуры), а что делать тем, кто поумнел достаточно, чтобы разувериться в нелепых догмах своей юности, но недостаточно, чтобы найти новую систему нравственности и новую цель существования? Сколько кругов надо ему еще пройти, чтобы обрести все это?
В общем, да: история глубоко идеологизированного человека; как под давлением реальной жизни он растрачивает все запасы своей идеологии и остается без какой-либо опоры под ногами, в безвоздушном идеологическом пространстве. Если угодно — история всего моего поколения — поколения шестидесятников.
Не знаю. Предполагаю, что ТАК понимают ГО немногие. Большинство же читателей извлекает из романа что-то свое. Как оно и всегда бывает.
В общем, нет. Но Красное Здание мы действительно взяли из одного моего сна.
Это не случайно в том смысле, что авторам неинтересно было устраивать «встречи разных эпох». Не об этом книга. Книга — о проблемах и людях XX века. Естественно, они и являются героями.
Так в этом же вся проблема! «Об том и кино». Ну, Изя уехал бы в Израиль, и там жизнь его наполнилась бы новым смыслом. А вот что делать Воронину? Даже если бы он дотянул до Перестройки, он оказался бы слишком стар, чтобы активно строить новую Россию. Впрочем, когда человеку за 60, проблемы идеологии мало его беспокоят. Не до того. Нет проблемы «как жить», есть проблема «как выжить».
Я не считаю, что книга устарела. Если судить по СМИ, наша страна истосковалась без идеологии. Именно об этом книга: тоска по идеологии.
Мы взяли Воронина из 50-х просто потому, что сами были оттуда родом. Из 70-х взять его мы не могли, ибо роман был закончен в 74-м, а что касается 30-х, Магнитки и пр., то Воронин, собственно, есть именно «последствие» всего этого, порожден этим и этим воспитан. Впрочем, история утраты идеалов и государственной идеологии характерна именно для шестидесятников, начинавших сталинистами и прошедших через XX, XXII съезды, Первую оттепель и Чехословакию. Те, кто были родом из 30-х, по-моему, в массе своей так и умерли «большевиками» — они были предельно твердокаменны.
В романе есть много ответов на этот вопрос. Любой из них годится. А можно придумать и еще какой- нибудь. Дело ведь не в этом. Жизнь каждого из нас есть по сути своей Эксперимент. И не то ведь важно, ЧТО с нами происходит, а то важно, КАКИМИ мы становимся. Или НЕ становимся.
Это случилось в 1968 году, после «чешских событий», когда мы утратили последние остатки веры в возможность реализации коммунистической идеологии, как МЫ ее понимали (а не так, как понимал ее товарищ Суслов). При этом мы отнюдь не идеализировали идеологию буржуазную, понимая все ее убожество. Так мы оказались в идеологическом вакууме, без какой-либо опоры под ногами. Об этом и «Град».
Для авторов Иосиф Кацман — фигура знаковая, если угодно — эпохальная. В некотором роде — символ целой эпохи. Прототип этого героя существует, прошел через «свои круги» и живет сейчас в Израиле.
Рослый розовощекий парень (кровь с молоком), Спортивный на вид, черноглазый, веселый и добрый до наивности (в первой части).
Андрей стал советником просто «по знакомству». Гейгер пришел к власти и принялся ставить «своих» людей во главе важных департаментов. Если бы Гейгер предложил ему место главы департамента просвещения, Андрей стал бы Главным учителем. На протяжении всего романа Андрей НИ РАЗУ не выбирал себе работу сам: ее ему навязывали. Он так воспитан: работай там, куда поставили тебя (партия; комсомол; распределительная машина; Гейгер) — нужное подчеркнуть.
Это трудный вопрос. Гейгер мне неприятен, но в разведку я бы с ним, тем не менее, пошел. Такая вот дихотомия, извините за выражение.
