подвале здания Одесской ЧК на Моразлиевской улице в 1920–1921 годах стреляли каждую ночь.
А вот Жорж Делафар (писавший свое имя на русский манер – Георгий) от этой контрразведки французов Порталя и работавшей вместе с ней в Одессе деникинской контрразведки (называемой белыми «Око») полковника Орлова все же не ушел. Его выследили после того, как Делафар, вопреки запрету чекистского центра, оставшись без связи, вышел на работавшее параллельно с его группой в Одессе красное подполье. Этот подпольный центр возглавляли также засланный чекист Иван Смирнов (под легендой «купца Ласточкина») и матрос-чекист Алексей Петик, до того работавший в занятом белыми и англичанами Мурманске, организовавший там убийство белого адмирала Кетлинского. После массовых провалов подполья французские контрразведчики арестовали своего соотечественника-чекиста через несколько дней после ареста Смирнова, вскоре переданного белыми и казненного, – чекистского резидента в Одессе Смирнова белые утопили в море, посадив в мешок. Тогда же выявилась связь Делафара с уже умершей к тому времени в занятой белыми Одессе то ли от тифа, то ли от запущенного сифилиса звездой немого кино Верой Холодной. Ее тоже белые посмертно считали затем за связь с Делафаром большевистской разведчицей, а от ее детей в Европе затем отвернулась белая эмиграция.
Французы долго не могли поверить, что Делафар – это родная фамилия захваченного ими разведчика из ЧК, полагая, что «граф Де-Ла-Фер» – просто кличка остроумного чекиста. Установив, что кровь им портил настоящий наследник знатного рода из их же страны, французы в итоге Делафара отдали белым, а те расстреляли, он никого не выдал и умер, читая на расстреле стихи о мировой революции. Этот романтичный ореол затем породил легенды, что Делафара не расстреляли, а вывезли из Одессы с отступавшими белыми войсками в Турцию, что он и потом в эмиграции работал на ЧК, но позднее факт его гибели в Одессе был установлен, как и установлено место его расстрела на одной из барж.
Была отважная чекистка Мария Авейде, работавшая в тылу у колчаковцев и возглавлявшая красное подполье в Челябинске, в 1919 году ее арестовала белая контрразведка и расстреляла в Верхне-Исетске. Женщин в ЧК использовали в таких разведывательных акциях наравне с мужчинами. Так, сотрудницу Украинской ЧК Марию Фортус внедрили под легендой медсестры прямо в штаб батьки Махно в 1920 году, где ее разоблачила как служившую в Елизаветградской ЧК лично супруга атамана Галина Кузьменко, и Фортус выжила при расстреле махновцами, выбравшись из тел других убитых с простреленным легким. Позднее Фортус долго еще работала в ГПУ – НКВД, засылалась на гражданскую войну в Испании (официально была здесь переводчицей с испанского при штабе военного советника Мерецкова), вышла здесь замуж за члена ЦК Испанской компартии Касанеласа, а в годы Второй мировой войны была в диверсионном отряде НКВД Медведева. Здесь Марию Фортус второй раз на чекистской службе тяжело ранило на операции, и ее вывезли самолетом в Москву, в ЧК не так много женщин с таким боевым опытом и количеством боевых ранений, она стала прототипом разведчицы из известного советского кинофильма «Салют, Мария!».
Сотрудник ЧК Яков Елин (знаменитый Товарищ Жак) также работал в занятой белыми Одессе, тоже разоблачен и расстрелян французами – его образ воплотил Владимир Высоцкий в известном фильме «Интервенция» о событиях в Одессе при белых и французах. Николай Равич работал в тылу поляков в советско-польскую кампанию, раскрыт и выжил в страшных условиях польского концлагеря в Дембье, где пленные красноармейцы вымирали сотнями, описав позднее ужасы польского плена в книге мемуаров «Молодость века». Разведчик по линии не ЧК, а Разведупра РККА Оскар Калниньш на подпольной работе в родной Латвии и после ареста не сломался на допросах в латышской контрразведке, позднее его обменяли на пленных латышей, и он вновь на фронте, Калниньш погиб в бою с белым отрядом Булак-Балаховича в 1920 году. Чекист Виктор Кингисепп, бывший следователь ВЧК по делам о покушении на Ленина и о «заговоре иностранных послов», на подпольной работе в уже заграничной Эстонии захвачен и расстрелян местной контрразведкой, его именем коммунисты назвали в 1922 году город Ямбург в Ленинградской области. Такие примеры можно найти на каждом фронте Гражданской войны и за каждой линией такого фронта. Романтичных или фанатичных подвижников революционного дела, готовых за него на смерть и муки и не искавших в том никакой личной выгоды, в ЧК тех лет было предостаточно. Хотя преувеличением кажется и утверждение, что все первые чекисты Дзержинского таковы.
С некоторыми историями первых разведчиков ЧК, работавших в тылу белых на территории России или за границей, до сих пор нет полной ясности. Вот хотя бы история известного чекиста Яковлева, его настоящее имя Константин Мячин, тогда многие чекисты первого призыва работали в молодой своей спецслужбе под партийными псевдонимами, часто еще со времен подпольной работы при царе. Этот пламенный чекист, один из ближайших соратников Дзержинского, поначалу в конце 1917 года даже побывавший заместителем Дзержинского в коллегии ВЧК, перевозивший в 1918 году царскую семью из места ее ссылки в Тобольске к месту казни в Екатеринбург, вдруг позднее прямо через фронт ушел к белым в армию Колчака, а позднее и с колчаковцами в эмиграцию. В 1927 году Яковлев внезапно вернулся в Советский Союз, и к нему, перешедшему на фронте в стан врага высокопоставленному чекисту, советская власть после возвращения не применила никаких репрессий. Это уже тогда породило слухи, что к белым и в эмиграцию Яковлев-Мячин ушел по приказу ЧК в качестве разведчика и выполнял там какое-то задание, после которого и вернулся на родину. На одной из встреч с чекистским активом тогдашний легендарный начальник внешней разведки ГПУ Артузов однажды подтвердил все это: «Костя Мячин – наш разведчик, к белым ушел по заданию ЧК, и не он один». Это слышали десятки чекистов. В конце 30-х годов среди всех других «проникших в органы врагов» арестовали и расстреляли и Яковлева-Мячина, и опять объявили, что в Гражданскую он просто предал и ушел к врагу, а никаким разведчиком за кордоном не был, в то же время расстреляли и выдавшего ему при большом собрании чекистов индульгенцию Артузова.
В наше время Артузов, как и сотни других, казненных в сталинские чистки чекистов, реабилитирован в качестве честного большевика. С Яковлевым же так и нет ясности. В вышедшей в перестроечные годы советской энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» от 1987 года Артузов и другие казненные в конце 30-х чекисты первого поколения призыва Дзержинского вновь показаны идейными борцами за советскую власть. Правда, о тех из них, у кого годы смерти пришлись, судя по биографической справке, на 1937–1939 годы, еще стыдливо написано в конце биографии: «В дальнейшем на партийной работе…» – а у них не было ничего в дальнейшем, кроме подвала родного ведомства и пули в затылок от своих. Но про Яковлева (Мячина) и здесь напротив его фамилии четко написано – «изменник». Как же быть со словами реабилитированного Артузова перед чекистским активом? Еще одна загадка из истории ЧК, точка в которой не поставлена. Нам же пора ставить точку в обзоре деятельности органов ЧК в Гражданскую войну.
Глава 5
Был ли «красный террор» ответом на «белый»?
Идет разрушение истории и традиций, борьба ожесточается до звериной злобы.
От ответа на этот вопрос: «Ответили ли красные террором на «белый террор»?» – не уйти никому, близко соприкоснувшемуся с историей жизни ЧК и участия ее в красном терроре ленинской власти в 1918–1922 годах. Понятно, что в советское время ответ на этот вопрос был однозначным: «белый террор» начался раньше, с первыми покушениями на Ленина и убийствами комиссаров на местах, а «страшные зверства белогвардейщины» оправдывали необходимость кампании «красных террористов». В эмигрантской и зарубежной печати, начиная с Сергея Мельгунова и до современных авторов, превалировала противоположная точка зрения: белые не совершили и сотой доли тех злодеяний, которые ЧК и ее союзники творили по красную сторону фронта, да и в целом никакого «белого террора» в смысле единой кампании просто не было. Сейчас и отечественные авторы часто склоняются к такой же мысли, благо ставший доступным сегодня фактический материал заметно высветил разницу в масштабах белого и красного видов террора в той войне.
Тех, кто и сейчас оправдывает «красный террор» и продолжает главными злодеями в эпопее Гражданской войны 1918–1922 годов считать противников большевизма, на сегодня все же меньшинство. Правда, довольно много осталось приверженцев «нейтральной» точки зрения: в зверствах обоюдно и равно виноваты обе стороны, а «красный» и «белый террор» в этой братоубийственной бойне был одинаково безжалостен и омерзителен, просто «борьба ожесточилась до звериной злобы», как написал большевик Луначарский. Сейчас этот подход очень пропагандируется, почему-то странно понимаемый как некий призыв к окончательному примирению «красных» и «белых» Россий. При этом даже в самых серьезных
