исследованиях, пытающихся в равной мере разложить ответственность за потоки крови на красную и белую сторону, в представленном очень обширном фактическом материале заметны изъяны такой попытки примирения через признание равной вины. Стоит почитать любое серьезное и непредвзятое исследование на эту тему и сопоставить приводимые факты, как становится очевидно: с красной стороны целенаправленная кампания сверху по приказу власти с заложниками, расстрельными списками по утвержденным квотам, убийства только за «неправильное происхождение» и так далее, с противоположной – разрозненные вспышки жестокости белых частей или контрразведки, отдельные теракты против большевистских деятелей.
Кроме того, в таких изданиях обычно под условный «белый террор» обобщены любые акции противников большевиков, а не только собственно белых армий. Эсеровские теракты против большевиков и действия эсеровских повстанцев в 1918 году на Волге, деятельность контрразведок иностранных армий на территории России в те годы, жестокость к продотрядам восставших крестьян Антонова или повстанцев Махно, деятельность собственно белых войск Деникина или Колчака. А все это действия совершенно разных политических сил, противопоставляемые в таких работах «красному террору» единым списком, что конечно же не очень корректно.
Если мы говорим именно об участии в «красном терроре» ВЧК, как официальной государственной спецслужбы ленинской России, то поле для дискуссии здесь можно сузить. Ведь деятельность официальной спецслужбы официального же правительства, каким был в тогдашней России ленинский Совнарком, можно сравнивать только с деятельностью такой же спецслужбы на противоположном фронте этой войны. Те мерки, с которыми мы подходим к Всероссийской ЧК, исходя из ее статуса государственной спецслужбы советского режима, неприменимы к действиям обычных солдат белых армий, к восставшим тамбовским крестьянам, к многочисленным «зеленым», разномастным батькам, к гайдамакам Петлюры или азиатским басмачам.
На другой стороне фронта этой Гражданской войны имелось только одно временное правительство: адмирала Колчака в Омске, которому, вопреки утверждениям советской истории о грызне белых лидеров, безусловно, подчинялись с начала 1919 года все вожди других белых армий, от Юденича до Деникина. Это было разбросанное по разным фронтам внутренне единое белое войско. Строго говоря, контрразведки именно этих настоящих белых армий, подчиненных Колчаку, и являлись конкурентами ЧК на поле спецслужб. И только такими же зверствами и террором этих белых контрразведок чекисты могли бы оправдывать свои действия в рамках «красного террора».
Объяснять же свою жестокость тем, что так же поступали с противником в контрразведке батьки Махно, самозваного забайкальского атамана Семенова, какого-нибудь узбекского курбаши басмачей Худойберды, украинского батьки Ангела или Маруси Соколовской, просто нелепо – здесь же нельзя говорить о деятельности регулярной спецслужбы. Хотя тогда многие крупные атаманы тоже обзаводились отдельными органами контрразведки, военная обстановка того требовала. И даже в восставших «армиях» крестьян 1920–1921 годов существовали подобные структуры: контрразведка армии Махно под началом Левы Задова (позднее чекиста Зеньковского на службе советской власти), «Особый отдел» при Антонове на Тамбовщине, «Особый отдел» бывшего чекиста Конотопцева у восставших крестьян под Воронежем, «Следственная комиссия» под началом священника Булатникова у повстанцев Сибири в 1921 году и так далее.
Но все это далеко не громадная ВЧК, деятельность специальной службы законного правительства никак не может быть сравнима в плане жестокости и беззакония с действиями толпы дезертиров или доведенных до края отчаяния грабежом села антоновских повстанцев.
Был ли «иноземный террор»?
Жестокости в нашу Гражданскую войну допускали контрразведки иностранных армий на территории России (английская, французская, японская, эстонская, польская, германская и так далее). А также таких недолгих официальных режимов, как «Украинская держава» гетмана Скоропадского, режим эмира Алимхана в Бухарском эмирате, Хивинское ханство Джунаид-хана, казахское правительство Алаш- Орда Букейханова – до их захвата красными войсками и ликвидации этих национальных режимов. В этих «национальных» контрразведках режимов – осколков бывшей Российской империи периода той смуты тоже были пытки и расстрелы. В контрразведке гетмана Скоропадского, например, в 1918 году расстреляли взятого как заложника брата уже начавшего партизанскую войну с гетманом батьки Махно Карпа Михненко (это настоящая фамилия бурного Нестора Ивановича, Махно – уличная кличка с детства), позднее другого брата Махно Григория при точно таких же обстоятельствах расстреляют уже в большевистской ЧК в 1920 году. В контрразведке казахских алашевцев в 1919 году расстрелян захваченный глава местного красного подполья Амангельды Иманов, создавший ранее первый партизанский отряд «красных казахов». А еще в 1916 году в качестве повстанца-националиста Амангельды Иманов вырезал со своими «аскерами» русских поселенцев в Тургайском крае, защитой марксистского учения тогда еще не озаботясь, об этом советские энциклопедии предпочитали умалчивать, но даже в них на фотографиях «красного казаха» Иманова проглядывается его зверская сущность. Такие эпизоды в жизни контрразведывательных органов режимов «националов» 1918–1920 годов случались. Их в советской истории принято сливать с «белым террором», хотя это деятельность совершенно разных структур и политических сил.
В воевавшем некоторое время на стороне белой армии Колчака на Волге и в Сибири Чехословацком корпусе из бывших пленных чехов и словаков была своя служба контрразведки под началом полковника Зайчека. Но в истории «красно-белого» террора процент жестокостей этих контрразведок иностранных армий, недолго занимавших позиции на периферии нашей Гражданской войны, или недолгих национальных правительств несопоставим с деятельностью таких органов красных и белых.
Эта же чехословацкая контрразведка полковника Зайчека вообще поначалу старалась во внутрироссийские распри не влезать, когда чешские легионеры были настроены только как можно скорее покинуть охваченную братоубийственной смутой Россию. Расстрелянный чехами в плену секретарь Красноярского губкома РКП(б) Яков Дубровицкий, расстрелянные ими свои же дезертиры из Чехословацкого легиона за службу в ЧК в Пензе, повешенный ими в центре Иркутска начальник местной ЧК Постоловский (за казни его ЧК чехов ранее в этом городе), казненные с ним же за службу в ЧК венгры и австрийцы из «интернационалистов» – в каждом из этих отдельных случаев чехи карали за преступления конкретных лиц по решению своего военного суда.
В моем родном Симбирске пресловутые белочехи появились в начале июля 1918 года, когда они после начала своего мятежа выбили отсюда красных, будучи ударной силой штурма, хотя их поддерживали отряды эсеровского Комуча из Самары и офицерский батальон знаменитого Каппеля. Красные части, подорванные с тыла за неделю до того неудавшимся мятежом здесь командующего советским Восточным фронтом эсера Муравьева, сдали Симбирск почти без боя, поэтому в самом городе чехословаки были настроены миролюбиво. По воспоминаниям свидетелей, они больше гуляли по бульварам с симпатичными горожанками, а за все два месяца пребывания их частей в Симбирске они вместе с белыми казнили лишь несколько захваченных комиссаров и собственных отступников.
Когда 12 сентября 1918 года красная «Железная дивизия» комдива Гая выбила ударом чехов и белых из Симбирска, те ушли за Волгу на восток на соединение с Колчаком, и красные вырыли захороненные трупы своих расстрелянных в называемом с тех пор «Колючим» садике в центре города. С тех пор в переименованном в Ульяновск Симбирске названная в честь этой даты улица 12 Сентября проходит как раз через этот «Колючий сквер». А рядом уже в годы советской власти возведено мрачное здание городского СИЗО, здесь же за углом стояло и Ульяновское управление НКВД (затем МГБ – КГБ), да и отчий дом заварившего всю эту кашу Ульянова-Ленина в считаных метрах от этого места. А вот с возвращением в Симбирск Советов в сентябре 1918 года воссозданная Симбирская ЧК развернулась вовсю, расстреливая «пособников» ушедших из города белых и белочехов столь рьяно, что эти несколько трупов в «Колючем садике» ни в какое сравнение не идут. ЧК в Симбирске облюбовала под свой штаб «особняк Керенского», одно из красивейших зданий в историческом центре города, сохранившееся и сейчас, здесь когда-то в семье директора Симбирской гимназии рос другой правитель России – глава Временного правительства Александр Керенский. Первую Симбирскую ЧК здесь возглавлял в 1918 году Лев Бельский (Левин), позднее переброшенный в начальники Тамбовской ЧК и ставший одним из организаторов геноцида тамбовских крестьян в 1921 году. Позднее Бельский-Левин занимал ключевые должности в сталинском ГПУ – НКВД, после 1936 года взлетел в ежовщину до одного из заместителей наркома Ежова, а после падения команды Ежова тоже арестован и расстрелян своими в октябре 1941 года.
