Уф! Он провожает меня, пожимает мне руку. Когда я возвращаюсь в Отдел записи гражданского состояния, служащий смотрит на меня с большим уважением.
— Мне сказали, что у вас нет свидетелей? Если желаете, я вам сейчас их достану…
Он звонит по телефону из глубины комнаты.
— Алло, Гастон?.. Это Жермен… Да… Двоих… Сейчас… Срочно…
Я даю каждому по сто франков, боюсь, что, если дам больше, это покажется странным.
Выхожу из мэрии на залитую ярким солнцем улицу. Я в пиджаке. В первый раз в этом году — март был холодный и неприветливый. Делаю знак Эмилю не открывать дверцу. Мне хочется пройтись.
— Я вернусь пешком…
Ну вот! У меня появился еще один сын! И этот уж будет жить со мной, в моем доме. Не знаю почему, я чувствую не просто радость, но словно освобождение…
Я не стараюсь разобраться в своих чувствах, не задаю себе вопросов. Я будто сбросил с себя какую- то тяжесть.
Иду быстро. Давно мне уже не шагалось так легко. Иногда останавливаюсь и смотрю на витрины улицы Риволи.
Сейчас позвоню Натали и сообщу ей приятную новость. Теперь она еще больше старается походить на взрослую и очень горда собой.
— Раз я его не кормлю, может быть, мне поехать в Сен-Тропез, к Жан-Люку и остальным?
Я вспоминаю свою прогулку вдоль Марны, дорогу меж двух откосов, вспоминаю о том, как я посмотрел вверх, и о фразе, которая невольно пришла мне на ум:
«И все-таки орешник зеленеет»…
Вандомская площадь прекрасна. И окна там, наверху, тоже.
— И все-таки орешник…
Я вхожу в квартиру и слышу крик ребенка.
