вспышками. Кстати, вы уверены, что нацмены не знают о тайниках? Отсюда до их магазина рукой подать.
– Не мути, Кобальт, – осадил его Зодиак. – Коридор осыпался недавно. Мы первые сюда вышли. Значится так, десятую долю клада берем себе! До конца жизни хватит. Давно мечтал обследовать Босфорские пещеры, керченские каменоломни, а там, чем черт не шутит, махну на какие-нибудь острова.
Зодиак смахнул со лба темную от пота и пыли прядь и победоносно оглядел подземелье.
– Хрен ты получишь, а не десятую часть. Ты же ничего никому не докажешь! – прошипел Кобальт.
– Да, такую стенку только взрывать, – мрачно констатировал Зодиак, обследовав кирпичный тупик.
– Кладку можно инфразвуком разрушить. Но для начала можно рискнуть провести разведочное бурение.
Вплотную подползти к кирпичной стене мог только один человек. Кобальт ужом ввинтился в узкую нору между рухнувших балок. Из-под них торчали только его резиновые подошвы.
– Который час? – из норы донесся глухой шелест.
– Пять минут третьего.
– Попробую проткнуть кладку «подзорной трубой».
– Валяй, Кобальт.
Провозившись около часа, Кобальт высверлил в кирпичах дырку, потом завел туда гибкую трубку-гусеницу, состоящую из множества металлических сочленений. Внутри трубки располагалась подсветка и сложная система зеркал, так что Кобальт мог озирать то, что творилось за перегородкой.
– Все, рвем отсюда. – Кобальт вывернулся из норы. Кирпичная пыль сыпалась с его головы и плеч. Пряча глаза, он судорожно запихивал в рюкзак оборудование.
– Что там было?
– Живые мертвецы...
– Ты ошизел?
– Ошизеешь тут, мать твою за ногу! Прямо за стеной товарищ Сталин сидит, трубочку раскуривает: Ты что, – говорит, – Кацо, спятил?
– В Царской библиотеке? – Ничего не понимая, Сашка пыталась заглянуть в нору под балками.
– Какой, на хрен, библиотеке царя Гороха? Если хотите жить, рвем отсюда...
Они уходили по подземелью другой дорогой. Вскоре через заброшенный коллектор с выломанной решеткой спрыгнули в широкую ржавую трубу. По стенам болтались ошметки высохших водорослей. В растрескавшейся тине скалилась падаль. Кобальт подергал носом:
– Мылом воняет. Неглинка рядом. Выйдем у Сандунов.
Они выбрались в глухом дворике позади помойных баков. Зодиак прятал глаза.
– Ну что, разбегаемся? Я в такие игры не игрок. Предлагаю плюнуть и забыть. – Кобальт запихивал в рюкзак изодранную «химку».
– Что там было? Я засечки оставил, если что могу один туда вернуться.
– Иди-иди, мальчик-с-пальчик! Хочешь знать, что я там видел? Оружейный склад и целую гору взрывчатки!
– Но об этом нельзя молчать! – трясущимися губами пролепетала Сашка.
– Ну и дура! – вызверился Кобальт. – Ну не было там ничего, не было! Наврал я! Наврал! Только больше я туда не пойду. А без меня вы там заблудитесь или вас пристукнут. К тому же дырку от «гусеницы» обязательно заметят. Я не хочу валяться с отрезанной башкой.
– Да, ну и каша заварилась... Дело опасное, но лично я сдаваться не собираюсь...
– Ну и дуй отсюда пешком на Лубянку, пионер, может, медаль дадут.
Дома Сашка сразу наполнила ванну. Вода с плеском заливала черную ракушку джакузи, и тело покрывалось серебристыми нарзанными пузырьками. Стуча зубами от нервного озноба, она принялась оттираться губкой, всеми силами изгоняя едкий запах сточной канавы. Она яростно скоблила щеткой зубы, несколько раз, до скользкого скрипа прополаскивала волосы. Если бы могла, она так же прополоскала и оттерла свои мозги и память. Лучше не знать всего этого, жить без мыслей, без чувств, без памяти, как счастливое насекомое, бабочка-поденка, не ведающая унылой осени и зимнего умирания. Да и какое ей дело до какого-то оружия в подземельях. Она там не была и ничего не видела...
А что, если Кобальт ведет двойную игру и, увидев сокровища царской либереи, решил застращать их оружейным складом на подступах к Кремлю?
В прихожей надрывался забытый мобильник, на подгибающихся ногах она добрела до дверей и схватила маленькую гладкую игрушку.
Закинув на плечо легкую сумку, Сашка стремительно шла по бульвару. Она даже слегка пританцовывала, чувствуя во всем теле игривый кураж. В городских ущельях пахло нагретым асфальтом, бензином и духами. Илья поджидал ее в машине, припаркованной у дверей модного бутика.
В изысканном салоне «Офелия» Сашка и Илья узнали, что фата нынче не в моде и в день свадьбы принято одеваться на европейский манер. Илье деликатно помогли выбрать наряд для невесты. Тая от восторга, Сашка примерила белоснежное слоистое облако из хрупкого гипюра, прихваченное у талии твердым лифом. Лиф лишь немного прикрывал грудь, оставляя голыми спину и плечи, но Илья внезапно нахмурился и выбрал для нее глухое, закрытое на груди платье, с высоким воротником и длинные ажурные перчатки. Они доставали до локтей и выглядели грубовато на бархатистой почти детской коже, но Илья настоял на перчатках.
Сашка немного размечталась; в день свадьбы ее белокурые волосы будут забраны в строгую прическу с узким целомудренным пробором. На шее – жемчужное колье. Жемчуг – камень слез, и этих слез на ней, пожалуй, будет многовато. Но колье – подарок Эдиты Матвеевны, будущей свекрови. Кремовые туфельки с золотой пряжкой на тонюсеньком стеклянном каблучке и кружевная пена белья были куплены несколько дней назад. Их белоснежный лимузин, обвитый гирляндами алых и белых роз, медленно проплывет по улицам Москвы, и незнакомые люди с удивлением и грустью будут провожать глазами их свадебную ладью.
– Кстати, что будем делать с чашей? – поздней ночью осведомился Илья.
– В торжественной обстановке вернем народу, – серьезно ответила Сашка.
– Как убеждает жизнь, народ не ценит таких подарков. Давай покажем ее Натану, он разбирается в антиквариате. Если что, он поможет продать ее...
– Нет, Илюша, чашу нельзя продавать, она завещанная.
Илья отвернулся и замолчал. Он дышал в стену обиженно, затаенно.
Рассветный холод ускорил их примирение. До свадьбы оставалось три дня, да и стоила ли старая ваза нескольких потерянных для любви часов?
Минут за десять до начала заседания руководства холдинга Илье доставили обзор прессы. Он торопливо пролистнул зарубежные новости, так же бегло прошелся по отечественным сводкам. Мелькнули столбцы строк отчеркнутых красным маркером и обведенная рамкой фамилия автора: «А. Батурина». Репортаж «Лестница в ад» описывал денежный оборот некоей московской диаспоры, пропущенный через «вспомогательные» банки и благополучно переведенный в иностранные. Автор упрямо доказывал, что через посреднические фирмы в столице финансируются террористические центры на этнических окраинах России и за рубежом, в основном на Ближнем Востоке.
«Она, что свихнулась?» Его всегда пугало коварство Сашкиного характера. Мягкая, уступчивая, нежная, она умела оборачиваться в броню и крушить все на своем пути, если дело касалось ее странных убеждений. Ему чудились лакированные ухмылки коллег: «Что, так и не сумел взнуздать свою провинциалку?» Ну чего, чего ей не хватает? Денег? Славы?
Илья привык извлекать пользу из всех ситуаций. Сделанного не воротишь, но эта публикация может сделать ее имя знаменитым, как только разразится скандал. Он вздует ее за хулиганство и впредь будет отслеживать все, что она пишет.
Илья рассеянно слушал доклад об изменении финансирования и порядка вещания, и едва не пропустил главного, ради чего их собрали за этим черным, зеркально отсвечивающим столом. Дизайн стола был прихотью Натана. Отражаясь по грудь в черном зеркале стола, финансовые покровители медиа- холдинга, исполнительные продюсеры, директора, редакторы, ведущие телеканала и журналисты превращались в карточных королей, валетов и дам.
– Успешная деятельность нашего канала, журналы, массовые издания, тщательно подобранный персонал, – вещал Натан, – это всего лишь надводная часть проекта...
Илья занимался трудно определимыми в обиходе тонкими операциями на общественном сознании, вернее «бессознании». Особый настрой его передач, оригинальные, цепляющие внимание зрителей темы, музыка, лица, костюмы и мимика ведущих – все было заранее срежиссировано и утверждено им. Илья был мастером строго дозированного политического пиара. Раз и навсегда усвоив, что несколько секунд в вечерних новостях стоят первых полос всех утренних газет, он научился виртуозно использовать массовую зрелищность. Оранжевый платочек на лилейной шейке молоденькой дикторши в дни противостояния на Украине, великолепные «пиротехнические» заставки во время празднования еврейской Хануки, серия разгромных псевдоисторических программ перед очередными выборами... Он был виртуозным хирургом и безнаказанно мог позволить себе любые проделки в эфире. Выступление нездорово-красного лидера коммунистов он решительно соединял с репортажем из палаты номер шесть захолустного сумасшедшего дома, где аккурат прошлой ночью случился пожар. Морская рябь на экране, расходящиеся круги и спирали, ритмичные разноцветные вспышки, резко увеличивающие гипнабельность населения, заполоняли экран всякий раз, когда от «пролетария» в очередной раз требовалось проголосовать всем, кроме головы. На счету Ильи были тысячи мелких изобретений и несколько по-настоящему гроссмейстерских ходов.
Краткая информация, ради которой их и собрали здесь, сводилась к следующему: с этого дня среди спонсоров канала будет фигурировать «Плазма-групп», богатейшее объединение столичных предпринимателей, и ее дочернее отделение – фирма «Дебора», подмявшая под себя не только все
