— Не очень, Как обычно.
— Еще вопросы есть?
Следующей была Мэгги Уоллек, похожая на большую говорящую куклу с круглым детским лицом и выпуклыми глазами. Кожа у нее очень бледная, вид нездоровый — Где вы познакомились с Бесси Митчелл?
— Мы вместе работали в закусочной на углу Пятой авеню.
— Как долго?
— Около двух месяцев Мэгги родилась в трущобах большого города, и голозадой девчонкой шастала по улицам с ватагой крикливой и жестокой ребятни.
— Вы присутствовали при первой встрече Бесси с сержантом Уордом?
— Да, сэр. Было начало первого, когда он подъехал на машине и заказал сосиски — С кем он был?
— Думаю, с сержантом Маллинзом. Они долго беседовали. Бесси подошла ко мне и спросила, не хочу ли я встретиться с ними, но я сказала, что занята. Когда они уехали, Бесси поинтересовалась, как я нашла Уорда, и сообщила, что попозже он заедет за ней один.
— Ночью двадцать седьмого июля в доме у музыканта вы видели, как Уорд ворвался в кухню и ударил Бесси?
— Нет, сэр, он ее не бил. Я вошла в кухню следом за ним. Бесси пила, он вырвал у нее бутылку, хотел бросить на пол, но одумался и поставил на стол.
— Он был взбешен?
— Недоволен. Ему не нравилось, что Бесси пила.
— И тем не менее он привез ее в «Пингвин»?
— Да, сэр.
— Почему же?
— Видно, иначе не мог.
— Сержант Уорд тогда поругался с Маллинзом? Я имею в виду, в кухне.
— Я поняла. Нет, он ни слова не сказал Маллинзу, только зло посмотрел.
Следующий! Похоже, они хотят сегодня закончить: коронер стал скупее на перерывы.
Музыкант Тони Лакур оказался щуплым бесцветным человечком. Лицо у него было такое, что казалось — он то ли плачет, то ли вот-вот заплачет.
— Что вам известно о ночи двадцать седьмого июля?
— Я был вместе с ними в «Пингвине». — Вы не работаете?
— Временно, Десять дней назад у меня кончился ангажемент в Пуэрто-Рико-клубе.
Мегрэ задумался, на каком инструменте играет Тони Лакур, и тут же коронер задал этот вопрос: ему, видимо, тоже было любопытно. Оказалось, на аккордеоне. Мегрэ, кстати, так и предполагал.
— Когда в баре вспыхнула ссора между Уордом и Митчеллом, вы вышли вместе с ними. Известно вам, из-за чего она произошла?
— Я понял, что из-за денег.
— Митчелл не упрекал Уорда, что тот, будучи женат, находится в связи с его сестрой?
— При мне нет, сэр. Позже, у меня дома, после истории с бутылкой Митчелл сказал ему, что Бесси приучилась пить, а ей всего семнадцать; в барах она уверяет, будто двадцать три, иначе ее не будут обслуживать.
— Вы предложили поехать всей компанией к вам?
— Бесси сказала мне, что не хочет домой, а остальные тут же сговорились купить виски.
— Сигареты сержанту Уорду дали вы?
— Нет, не я.
— А не видели, чтобы кто-нибудь сунул ему в карман пачку?
— Нет, сэр.
— По-вашему, кто-нибудь из них курит марихуану?
— Нет, сэр.
— Сколько времени было, когда они от вас ушли?
— Около половины третьего.
— А Хэролд Митчелл и Эрна Болтон?
— Остались.
— До утра?
— Нет. Они были у меня еще час, ну, может, полтора.
— О Бесси и Уорде говорили?
— Только о Бесси Митчелл сказал, что сестра пристрастилась к выпивке, а ей это очень вредно, потому что у нее затронуто легкое. В детстве ей пришлось лечиться в санатории.
— Митчелл и Эрна уехали в автомобиле?
— Нет, сэр. Они были без машины и пошли пешком.
— Это было около четырех утра?
— Примерно. Начинало светать.
Перерыв! Мегрэ опять почувствовал на себе упорный взгляд Митчелла, и взгляд этот несколько смутил его.
Первой реакцией Митчелла на Мегрэ была ледяная настороженность, и, отвечая на вопросы комиссара, он словно бросал некий вызов, в котором ощущалось скорей презрение, чем надежда.
Но во время допроса Митчелл все время наблюдал за Мегрэ, и сейчас, казалось, говорил себе. «А вдруг? Может, он не такой, как остальные? Все-таки иностранец. Пытается разобраться». Разумеется, нынешнее его отношение к Мегрэ нельзя назвать дружеским, но, во всяком случае, сейчас между ними нет непреодолимой преграды.
— Вы не сказали, что у нее был туберкулез, — пробормотал Мегрэ, пробираясь вслед за Митчеллом к выходу.
Тот только пожал плечами. Возможно, он тоже болен? Хотя тогда он не смог бы вступить в армию. Эрна Болтон ждала Митчелла под колоннами. Она не взяла его под руку. Они не обменялись ни словом. Просто она покорно и смиренно пошла следом за ним, виляя, словно курица-несушка, низким задом.
О'Рок с оживленным видом проследовал за атторнеем в его кабинет; пятеро парней в арестантском стояли и ждали помощника шерифа, который должен отвести их в камеру.
Где будет дневное заседание — наверху или внизу? Последних слов коронера Мегрэ не расслышал. Женщина-присяжная ела сандвич около автомата с кока-колой, видимо, перерыв она намерена провести за вязанием на скамейке в сквере.
— Внизу, — ответила она на вопрос Мегрэ. Гарри Коул ожидал его в машине. На заднем сиденье сидел какой-то человек в белой рубашке и курил сигарету.
— Хэлло, Джулиус! Все еще продолжается? Садитесь рядом со мной. Поедем перекусить.
Захлопнув дверцу, Коул добавил, как бы представляя своего спутника:
— Эрнесто Эсперанса. Ему придется поесть с нами: до вечера у меня не будет людей, чтобы конвоировать его в Феникс, а ребятам шерифа я не слишком доверяю. Есть хочешь, Эрнесто?
— Не прочь, шеф!
— Пользуйся, пока можно. Это твой последний обед в ресторане на ближайшие десять-пятнадцать лет, — и, обращаясь к Мегрэ, Коул объяснил:
— Все-таки я его взял, хоть это было и непросто. Он пытался меня ухлопать из кольта сорок второго калибра. Откройте перчаточный ящик, полюбуйтесь его игрушкой.
В ящике лежал большой револьвер, от него пахло порохом. Мегрэ машинально провернул барабан: двух патронов не хватало.
— Он ведь чуть не подстрелил меня. Так, Эрнесто?
— Точно, шеф.
— Если б я вовремя не нагнулся и не сшиб его с ног, мне бы конец. Полгода я пытался его сцапать, а он делал все возможное, чтобы уйти. Ты как, Эрнесто? Ребра не очень болят?
— Терпимо, шеф.
В кафетерии они ели бараньи отбивные и яблочный пирог, и на посторонний взгляд выглядели троицей
