долговременному пристанищу.
Майра открыла свой люк и с ловкостью, приобретенной в течение долгих месяцев пребывания на Марсе, скользнула ногами в скафандр. Потом, как положено, настала очередь рук: она скользнула рукой в рукав и застыла от удивления. Рукав был на месте, но на конце его не было перчатки. Вместо перчатки ее рука почувствовала теплое пожатие.
Она наклонилась вперед. С помощью фонарей в скафандре она увидела, что ее правая перчатка была отрезана и пришита к левой перчатке Юрия.
Юрий радостно улыбался из своего шлема.
— Как тебе нравится моя портняжная работа?
— Неплохая, — ответила она.
— То есть скафандры придерживаются другого мнения, разумеется. Им кажется, что они сломаны. Ну и черт с ними. Временный шов долго не протянет, это факт. И к тому же мы теперь все должны делать вместе, как сиамские близнецы. Что говорит твой скафандр?
Она как раз проверяла его работу с помощью диагностической системы. Затем взглянула на грудной дисплей Юрия, чтобы удостовериться, что он ничего не упустил. Юрий сделал то же самое для нее.
— Все нормально, если не считать причитаний по поводу перчаток.
— Хорошо, — сказал он. — Итак, встаем. Три, два, один… Не разжимая рук, они выпрямились. Манипуляторные системы зажужжали, и скафандры отцепились от стенки модуля с чмокающим звуком.
Оказавшись на открытом воздухе, Майра обернулась, взяла маленькую щеточку и смахнула с люка модуля марсианскую пыль. Юрий сделал то же самое. Со сцепленными руками это привычное действие давалось им не очень легко.
Потом Юрий наклонился, поднял правой рукой сенсорный шарик, и они пошли вперед.
Кругом стояла кромешная тьма, снег падал, не прекращаясь, бесформенные хлопья замерзшего марсианского воздуха, освещенные огнями их скафандров. Но под ногами снега не было: они еще вчера предусмотрительно вымели себе дорожку.
За ними увязался маленький робот с камерами. Даже сейчас он продолжал записывать, фиксировать, снимать… Очень скоро он зацепился за ледяной барьер и встал. Майра дала ему пинка, и он покатился дальше, помигивая своими красными огоньками.
Юрий остановился и положил мячик перед собой.
— Здесь. Как ты думаешь?
— Пожалуй, можно и здесь. Впрочем, я не знаю, какое это имеет значение.
Он выпрямился. Снег продолжал падать. Юрий вытянул руку и поймал снежинку. Все снежинки были похожи на толстых бабочек. Соприкоснувшись с перчаткой, они тут же испарялись.
— Господи! — сказал он. — Как много здесь удивительного! Знаешь, эти снежинки имеют структуру. Каждая из них образуется вокруг пылевого ядра, которое потом обволакивается водяным льдом, и только после этого приобретает оболочку изо льда углеродистого. Похоже на луковицу. И падают они каждую зиму. То есть проходят три разных цикла: пылевой, водяной и окисноуглеродный. Мы только начали понимать Марс! — В голосе его слышалась неприкрытая горечь, которую все последние месяцы он старался прятать в себе. — Для кого-то здесь настоящий ад, — продолжал он. — Темнота, холод. Только не для меня.
— И не для меня, — прошептала она, стискивая его руку. — Юрий!
— Что?
— Спасибо тебе. Эти последние месяцы, для меня…
— Лучше об этом не говорить.
Они услышали звук, словно захлопнулась дверь. Скафандры передали им этот звук без искажений. В ушах Майры зазвенел сигнал тревоги, и на дисплее в шлеме загорелись огни.
Марс содрогнулся.
— Прямо как предсказывали, — выдохнул Юрий.
Они посмотрели друг на друга. Это был первый настоящий признак конца с момента исчезновения Солнца.
Грудь Майры сдавил леденящий страх. Внезапно ей захотелось, чтобы ничего не произошло, чтобы они смогли сейчас вернуться на станцию и продолжить там свою привычную жизнь. Она вцепилась в руку Юрия, и они прижались друг к другу настолько близко, насколько позволяли неуклюжие скафандры. Словно два зеленых борца сумо. Юрий поерзал, стараясь взглянуть на часы, укрепленные у него на руке внутри скафандра.
Толчки под их ногами стали сильнее. А затем лед вокруг них начал раскалываться и выворачиваться наизнанку, его острые грани вставали дыбом. Не разжимая рук, они поворачивались в разные стороны, чтобы посмотреть, в какую сторону пойдет главная трещина. Ближайший к ним жилой модуль рухнул, из него выплыли наружу воздух и вода, которые тут же замерзли и посыпались вниз, словно душ, между опорами.
— Нам лучше отойти подальше, — сказала Майра.
— Хорошо. — Они прошли еще немного, не слишком уверенно, потому что грунт продолжал содрогаться.
Юрий сказал:
— Не знаю, что надо сделать, чтобы восстановить этот модуль.
— Придется пригласить Ханса.
— Этого лентяя никогда не сыщешь, когда он больше всего нужен. Ой… — Он споткнулся, схватился за нее, так что она тоже пошатнулась.
— Что это?
— Я ударился головой. — Они оглянулись. Перед ними висел Глаз, приблизительно метрового диаметра. Его нижняя точка находилась как раз на уровне их голов. — Сволочь! — выругался Юрий и ткнул его свободной правой рукой. — Твердый, как бетон!
— Не обращай на него внимания, — посоветовала Майра.
На мгновение толчки прекратились. Люди стояли и тяжело дышали. Рядом с ними висел Глаз.
— Ты был прав, когда сказал, что нам лучше выйти, — сказала Майра.
— А ты была права, когда просила немного человеческого тепла. Мне кажется, мисс Датт, что в эти последние месяцы мы многое делали правильно.
— Пожалуй, с этим можно согласиться, мистер О'Рурк. — Она глубоко вздохнула и сжала его руку с новой силой. — Знаешь, Юрий…
Мир взорвался.
В храмовом святилище высокая женщина проснулась. Сперва довольно лениво.
А затем внезапно она увидела Глаз.
«Господи, Господи! — шептала она. — Неужели все случится прямо сейчас, когда мне нужно пи-пи? Послушай, Скафандр номер пять, от тебя, конечно, сейчас мало пользы, ты мертв, как ископаемая птица, но все равно лучшей защиты, чем ты, мне не найти…»
Под удивленным взглядом Граспер она начала засовывать себя в эту зеленую оболочку, а затем выбросила на пол маленький блестящий предмет.
— Ты снова покидаешь меня, Байсеза?
— Слушай, телефон, не буди во мне комплекса вины. Мы сделали свое дело. Ты моя единственная связь с Землей. И если Абди хорошенько постарается и закончит свою работу по производству батареек, то тебя, разумеется, снова приведут в чувство на сколь угодно долгое время.
— Слабое утешение.
— Я тебя не забуду.
— Прощай, Байсеза, прощай…
— Господи! Глаз! Что он делает?..
Дрожащая Граспер все еще стояла и смотрела на ослепительный свет, от которого по стенам двигались сложные узоры теней. Вот пятый линейный узор… шестой… исчезающий в каких-то невероятных направлениях.
