— Стоит мне разогнаться, и моя орбита распрямится. Но если установить парус так, что солнечный свет будет бить мне в лицо, то моя орбитальная скорость упадет и я начну по спирали приближаться к Солнцу…
Байсеза с интересом вглядывалась в диаграммы, которые он высветил на экране, но когда он перешел к уравнениям, она сдалась.
— Это же совершенно очевидно, не так ли? — говорил он. — Таковы основные принципы небесной механики.
Он взмахнул рукой, указывая на миры за стенами корабля.
— Вы сами можете все увидеть. Именно здесь можно воочию наблюдать действие космических законов. Я всегда удивлялся, как это земные ученые смогли найти смысл в царящем вне Земли хаосе. Первые лунные астронавты, сто лет назад, первыми прошли этот путь и вернулись на Землю другими людьми: неважно, лучшими или худшими, но другими. Мы, космики, в большинстве своем деисты, или теисты, или пантеисты, в общем — в этом диапазоне.
— Вы верите, что Бога можно найти в законах физики, — вставила Майра.
— Или Бог сам является этими законами…
— Кажется, в этом есть смысл, — задумчиво произнесла Байсеза. — Религии и боги вовсе не обязательно ходят вместе. Буддизм, например, вообще обходится без высшего существа. Можно иметь религию, независимую от любых богов.
Майра согласно кивнула.
— Мы можем верить в Перворожденных, не имея вообще никакой религии.
— Но Перворожденные не боги, — мягко возразил Алексей. — И однажды они об этом узнают.
Байсеза сказала:
— Алексей, но вы же не теист. Разве не так? Вы любите цитировать Библию, но часто я слышу, как вы молитесь Солнцу.
Он застенчиво посмотрел на нее.
— Вы меня раскусили. Некоторые из нас имеют слишком прагматичные представления о Солнце. Они считают его машиной, которая всех нас сохраняет живыми, объектом, который можно видеть, в какую бы точку Солнечной системы мы не залетали.
Майра снова кивнула.
— Я слышала об этом. Культ Непобедимого Солнца, одного из последних великих языческих богов, был распространен еще в Римской империи, пока там не провозгласили государственной религией христианство. Кажется, он снова распространился по Земле накануне солнечной бури?
— Да, — подтвердил Алексей. — В те дни для умиротворения злых божеств приносились многочисленные жертвы. Но Непобедимое Солнце взяло шефство над первыми космиками, особенно над теми, которые работали на щите. И поэтому его культ среди них быстро распространился.
Байсеза вспомнила о другом солнечном божестве, которое оказало влияние на ее собственную жизнь: о Мардуке, забытом боге Вавилона. Она сказала:
— Вы, космики, совсем не такие, как мы, жители Земли, не так ли, Алексей?
— Разумеется, не такие. Да и как может быть иначе?
— И именно поэтому вы увозите меня на Марс, не так ли? Потому что там другие перспективы?
— Не только, есть и другие причины. Потому что земные люди кое-что нашли. Кое-что, о чем власти на Земле раньше даже не мечтали. Кроме того, эти власти ищут вас, Байсеза.
Байсеза нахмурилась.
— Откуда вы знаете?
Вопрос явно застиг Алексея врасплох.
— Мой отец сотрудничает с Всемирным Космическим Советом. Он космолог…
Так вот в чем дело, подумала Байсеза. Поколенческий разрыв сегодня не менее глубок, чем вчера. Космик-сын шпионит за своим землянином-отцом.
Но даже несмотря на то, что они находились в глубоком космосе, он не сказал Байсезе ни слова о том, куда он ее везет и что ее там ожидает.
Майра покусывала губы.
— Как странно. Непобедимое Солнце — это такой контраст с тем, что принято думать о теистах.
— Да. Но тебе не кажется, что, пока мы не побьем этих чертовых Перворожденных, мы нуждаемся в богах из железного века? — Алексей усмехнулся шокирующей, обезьяньей улыбкой, показав ряд белых зубов, блеснувших на солнце.
Байсеза, утомленная последними переживаниями и новизной обстановки, отправилась в свою новую спальню. Там она кое-как разложила свои вещи и вытянулась на узкой койке.
Огороженная разделительными щитами комнатка была очень маленькой, но это ее мало волновало. Когда-то она служила в армии, и условия проживания здесь все равно были гораздо лучше, чем, скажем, в лагере ООН в Афганистане, где она работала до своей заброски на «Мир».
Ей пришло в голову, что средняя палуба была очень тесной, особенно если сравнить ее с общей геометрией цилиндрического корпуса корабля. Она вспомнила свой недавний осмотр всех трех палуб, у нее была прекрасная пространственная и геометрическая память. Уже засыпая, она вслух пробормотала:
— Непонятно, почему жилая палуба гораздо меньше технической?
В ответ прозвучал чей-то мягкий голос:
— Потому что стены наполнены водой, Байсеза.
— Это ты, Фалес?
— Нет, Байсеза. Алексей называет меня Максом. — Голос был мужским, имел легкий шотландский акцент.
— Макс. По имени «Джеймса Клерка Максвелла». Так ты корабль?
— Точнее сказать, парус, который является самой остроумной и чувствительной частью корабля. Я — юридическое лицо (не человекоподобное), — спокойно объяснил Макс. — Обладаю полным комплектом познавательных способностей.
— Алексею следовало нас представить друг другу.
— Мне было бы приятно.
— Так ты говоришь, что в стенах вода?
Она предназначалась для того, чтобы защитить хрупкие человеческие тела от жесткой космической радиации: всего несколько сантиметров воды служили на удивление хорошей защитой.
— Макс… А почему у корабля такое имя?
— Это связано…
Шотландский физик Джеймс Клерк Максвелл еще в девятнадцатом веке продемонстрировал, что свет оказывает на освещаемую им поверхность давление. На этом фундаментальном принципе человечеством был построен космический флот новейших солнечных парусников. Открытия Максвелла легли в основу дальнейших концептуальных прорывов Эйнштейна.
Байсеза улыбнулась.
— Думаю, что Максвелл удивился бы, узнай он, как его идеи спустя два века были трансформированы в технологии.
— На самом деле я довольно долго занимался изучением трудов Максвелла. У меня тут масса свободного времени. Думаю, что он и сам мог бы сконструировать солнечный парус. Физика вся его.
Байсеза закинула руки за голову.
— Когда я читала про Афину, про щит А-1, мне всегда хотелось вообразить, как это — быть ею? Быть разумом, который заключен в такое чужое для него тело? Макс, расскажи, а как это — быть тобой?
— А я всегда удивлялся, как это — быть вами? — ответил голос. — Видишь, я способен на любопытство. И еще на благоговение.
Байсеза была потрясена.
— Благоговение? Перед чем?
— Благоговение перед тем, что я нахожусь во Вселенной такой несказанной красоты, и при этом управляемой столь малым числом простых законов. Как это может быть? Но, с другой стороны, почему бы и
