— Ох. Я… Простите. Если честно, я раньше никогда не пила чай.
Эз удивленно широко раскрыл глаза.
— Правда? Но когда мы жили в городе, чай там был очень популярен.
— Я слышала об этом. Но его больше пьют старики. То есть… я хотела сказать, что чай больше любят пожилые красотки и красавцы.
Тэлли стоило больших усилий не покраснеть.
Мэдди рассмеялась.
— Ну, мы уже распрекрасно состарились, поэтому нам чай вполне годится.
— Говори за себя, дорогуша.
— А ты вот так попробуй, — посоветовал Дэвид и опустил в чашку Тэлли маленький белый кубик.
Следующий глоток оказался сладковатым. Сладость прогнала горечь. Теперь можно было пить и не кривиться.
— Думаю, Дэвид тебе успел немного рассказать о нас, — сказала Мэдди.
— Он… Он сказал, что вы убежали из города давно. До его рождения.
— Да? — вздернув брови, проговорил Эз.
Выражение лица у него стало в точности такое, как у Дэвида, когда кто-нибудь из бригады, трудившейся на расчистке железнодорожной колеи, делал что-нибудь легкомысленное или опасное, держа в руках вибропилу.
— Я не все Тэлли рассказал, — отозвался Дэвид. — Только то, что я вырос не в городе, а здесь.
— Остальное нам оставил? — немного напряженно выговорил Эз. — Очень любезно с твоей стороны.
Дэвид в упор посмотрел на отца.
— Тэлли пришла сюда для того, чтобы убедиться, что с ее подругой все в порядке. Она добиралась до Дыма совсем одна. Но, возможно, она не захочет остаться.
— Мы никого не принуждаем силой жить здесь, — возразила Мэдди.
— Я не об этом говорю, — покачал головой Дэвид. — Я думаю, она должна узнать правду, прежде чем решит вернуться в город.
Тэлли перевела взгляд с Дэвида на его родителей. Эти трое удивляли ее тем, как они общались между собой. Совсем не так, как старики обычно разговаривают с уродцами. Так, скорее, спорят между собой подростки-уродцы. Как равные.
— О чем я должна узнать? — тихо спросила Тэлли.
Все смотрели на нее. Мэдди и Эз не отрывали от нее испытующих взглядов.
— О большой тайне, — сказал Эз. — О том, из-за чего мы убежали из города почти двадцать лет назад.
— Вообще-то мы об этом никому не рассказываем, — скупо проговорила Мэдди, выразительно глянув на Дэвида.
— Тэлли заслуживает того, чтобы узнать правду, — заявил Дэвид, не отрывая глаз от матери. — Она поймет, как это важно.
— Она совсем ребенок. Городская девочка.
— Она пришла сюда одна, пользуясь только запиской с черт знает как зашифрованными указаниями.
Мэдди укоризненно проговорила:
— Ты никогда не бывал в городе, Дэвид. Ты понятия не имеешь о том, как они изнежены. Они всю жизнь живут под колпаком.
— А она одна-одинешенька прожила девять дней, мама. Она выбралась из пожарища, когда рейнджеры палили цветы.
— Пожалуйста, прошу вас, — вмешался Эз. — Она же сидит здесь, рядом с вами. Верно я говорю, Тэлли?
— Верно, — негромко ответила Тэлли. — И мне бы хотелось понять, о чем вы говорите.
— Прости, Тэлли, — сказала Мэдди. — Но это очень важная тайна. И очень опасная.
Тэлли кивнула и уставилась в пол.
— Тут все опасно.
Некоторое время тишину нарушало только позвякивание ложечки, которой Эз мешал чай.
— Видите? — спросил Дэвид. — Она все понимает. Вы можете доверять ей. Она заслуживает, чтобы ей сказали правду.
— Все заслуживают этого, — тихо вымолвила Мэдди. — В принципе.
— Что ж, — выговорил Эз и сделал глоток чая. — Думаю, придется рассказать тебе, Тэлли.
— Что рассказать?
Дэвид сделал глубокий вдох.
— Правду о красоте.
МИКРОТРАВМЫ
— Мы были врачами, — начал рассказ Эз.
— А если точнее — пластическими хирургами, — добавила Мэдди. — Каждый из нас провел несколько сотен операций. А когда мы познакомились, меня только что избрали в Комиссию по морфологическим стандартам.
Тэлли вытаращила глаза.
— В Комиссию красоты?
Услышав прозвище организации, Мэдди улыбнулась.
— Мы готовились к Морфологическому конгрессу. Это такое мероприятие, когда все города обмениваются данными об операциях.
Тэлли кивнула. Города очень дорожили своей независимостью, каждый был сам по себе, но Комиссия красоты представляла собой всемирную организацию, следившую за тем, чтобы красавцы и красотки выглядели более или менее одинаково. Если бы люди из одного города становились красивее, чем люди из другого, это извратило бы саму идею операции.
Как большинство уродцев, Тэлли часто мечтала о том, что в один прекрасный день ее изберут в комиссию и она станет одной из тех, кто решает, как будет выглядеть следующее поколение. В школе, правда, все это звучало жутко скучно — графики, цифры средних показателей, измерение диаметра зрачков…
— А я в это время занимался одним независимым исследованием в области анестезиологии, — сказал Эз. — Разрабатывал более безопасный способ операции.
— Более безопасный? — удивилась Тэлли.
— До сих пор каждый год на операционных столах умирают несколько человек, как и при любом другом хирургическом вмешательстве, — объяснил отец Дэвида. — И чаще всего это происходит из-за того, что им приходится слишком долго находиться под наркозом.
Тэлли прикусила губу. Она ни о чем таком никогда не слышала.
— Ой.
— Я обнаружил, что средство для наркоза, употребляемое во время операции, дает осложнения. Микротравмы мозга. Едва заметные даже при обследовании с помощью самой мощной техники.
Тэлли не очень хотелось, чтобы ее слова прозвучали глупо, но все же она спросила:
— Что такое «микротравма»?
— В принципе, это группа клеток, выглядящих не так, как надо, — ответил Эз. — Как рана или раковая опухоль — вообще что-то чуждое.
— А нельзя было сразу сказать по-простому? — хмыкнул Дэвид и выразительно посмотрел на Тэлли. — Медики — они такие…
Мэдди пропустила укол сына мимо ушей.
