неверный отблеск луны освещал брусчатку мостовой. В общем, вскоре они потеряли всякие ориентиры.
Стены здесь покрывала путаница слов и букв, написанных мелом; можно было различить и арабский, и греческий, и еврейский алфавиты, не считая совсем уже незнакомых символов. Алек с Бауэром как будто очутились в совершенно ином, более старом городе, спрятанном внутри нынешнего Стамбула, где германцы расширили проезжую часть и тротуары, заполонив все, что можно, стальными машинами.
На очередном повороте бежавший впереди Бауэр резко притормозил. Над ними маячил огромный, в шесть этажей, шагоход с длинным и гибким туловищем, похожим на вздыбленную змею. По бокам выступали громадные руки. Обращенная к ним водительская кабина выглядела как женское лицо, взирающее молча и совершенно бесстрастно.
— Фольгер мне о них рассказывал, — прошептал Алек. — Железные големы. Стерегут мир между разными районами.
— На вид пустой, — настороженно определил Бауэр. — И моторы вроде как не работают.
— Может, он здесь просто для блезира. Что-то и оружия у него не видно.
Тем не менее было в этой махине что-то величественное, будто бы они смотрели на статую какой-то древней языческой богини. Гигантское лицо в вышине словно хранило потаенную улыбку.
Откуда-то издали до слуха донеслись приглушенные крики, и Алек отвел от машины взгляд.
— Надо бы где-нибудь затаиться. — Бауэр, недолго думая, указал на низкий проем в стене проулка, по соседству с зарешеченным окном.
Алек колебался. Попытка влезть в чужой дом могла обернуться еще большим переполохом, особенно если хозяева этого неподвижного шагохода где-нибудь поблизости.
Между тем отовсюду уже раздавались заливистые трели полицейских свистков, как будто преследователи окружали их со всех сторон.
Почти со всех.
Алек оглядел идущие по каменным стенам паровые трубы, напряженно дрожащие, покрытые каплями конденсата. Бросаясь из стороны в сторону, он пробовал их на ощупь, пока не нашел одну старую, бездействующую, а потому холодную.
— Попробуем-ка махнуть на крыши, — сунув нож в карман брюк, предложил он.
Бауэр на всякий случай потряс трубу; из-под шатких ржавых болтов вниз посыпалась кирпичная крошка.
— Я полезу первым, господин. А то, чего доброго, возьмет и отвалится.
— Думаю, если это случится, Ганс, мы оба пропадем. Тем не менее милости прошу.
Ухватившись за ржавый металл, Бауэр уверенно полез вверх; Алек за ним. Шершавая каменная стена служила неплохой опорой для ног; то же самое можно сказать и об изъеденной коррозией поверхности трубы, на которой не скользили руки. Однако на полпути вверх стала давать о себе знать обожженная ладонь, просто пылающая огнем. На секунду освободив ее, он резко тряхнул запястьем, как будто это могло унять боль.
— Дальше проходит водосток, — приглушенно сообщил сверху Бауэр.
— Надеюсь, там есть хоть немного дождевой воды, — пробурчал Алек, все так же встряхивая рукой. — За ведро холодной воды я б сейчас пол-империи отдал.
Правая нога принца съехала на несколько сантиметров; пришлось вновь ухватиться за трубу обеими руками. Немного мучений лучше полета на камни мостовой. Бауэр тем временем долез до верха и, перевалившись через водосточный желоб, исчез из вида. В тот миг, когда за край водостока взялся Алек, внизу раздалась сердитая перекличка голосов. Он замер, припав к стене.
По проулку рысцой бежала группа солдат в германских серых мундирах. Повинуясь властному окрику одного из них, все остановились, сбившись в кучу прямо под Алеком. Один из солдат, видимо кричавший, встал на колено и поднял что-то с земли.
Алек готов был влепить себе оплеуху. Ну конечно, это выпавший у него нож Бауэра — неотъемлемый атрибут габсбургского гвардейца, с фамильным гербом на рукояти. Так что если у германцев еще оставались сомнения, в Стамбуле объект их поиска или нет, то теперь они должны были окончательно исчезнуть.
Солдаты стояли, переговариваясь меж собой; при этом никто не обращал внимания на идущие вверх по стене паровые трубы. Старший, видимо фельдфебель или унтер-офицер, стал разделять своих людей на группы, указывая им направления для прочесывания.
«Прочь, прочь!» — молча заклинал их Алек.
Висеть без движения было в сотню раз труднее, чем карабкаться. Обожженную руку сводило судорогой, а недельной давности ушиб ребер тяжело пульсировал в такт ударам сердца.
Наконец последний преследователь исчез из виду, и Алек, подавшись вперед всем телом, ухватился за водосток. Но не успел он подтянуться, как гнутая полоса железа, скрежетнув, вырвалась из каменной кладки, осыпав незадачливого верхолаза градом крепежных болтов. Алек нелепо завис на верхотуре; в голове все плыло. Водосток еще держался, но уже ходил в руках ходуном.
— Господин!
Бауэр тянулся к нему с крыши, пытаясь ухватить за запястья, но желоб отошел от стены чересчур далеко.
Алек, дернувшись в воздухе, попытался подтянуться, но от резкого движения из стены лишь с хрустом вырвало еще несколько болтов.
— Шагоход! — крикнул Бауэр.
До Алека дошло, что под ним движется исполинская тень, пуская струи пара в прохладный ночной воздух. Одна из гигантских когтистых лап медленно потянулась к нему.
Он сорвался и упал прямо в металлическую ладонь. От удара занялось дыхание, болью отдавшись в ушибленных ребрах. Секунду он беспомощно съезжал вниз, скребя по стали пуговицами сюртука, но тут ладонь шагохода согнулась вокруг него лодочкой.
Алек глянул вверх: его поднимали к рубке. Вот бесстрастное женское лицо разделилось, открывая внутреннюю часть водительской кабины.
Там находились трое людей: двое стояли, напряженно глядя в проулок, сжимали в руках пистолеты; третий сидел за рычагами управления, рассматривая Алека с нескрываемым любопытством. Вокруг кабины клубился пар, с тонким шипением выходящий из многочисленных сочленений. А между тем двигатели шагохода по-прежнему молчали. Видимо, он перемещался за счет скопленного пневматического давления.
— Ты говоришь по-немецки, — заметил человек за рычагами, — а при этом именно немцы за тобой гонятся. Как интересно.
— Мы не немцы, — поправил Алек. — Мы австрийцы.
Человек слегка нахмурился.
— Все одно жестянщики. Дезертиры, что ли?
Алек покачал головой. Пусть его верность союзникам с недавних пор, скажем так, сомнительна, но уж дезертиром он ни в коем случае себя не считал.
— Извините, позволю себе спросить: а кто вы?
— Я-то? — Человек, улыбаясь, продолжал работать рычагами. — Да тот, кто тебя сейчас от смерти спас. Расшибся бы в лепешку.
— Господин, мне… — окликнул с крыши голос Бауэра, но Алек лишь махнул рукой: дескать, помолчи.
Гигантская длань придвинулась ближе к голове шагохода и раскрылась, сделавшись плоской. Когда Алек поднялся на ноги, один из тех двоих, что с пистолетами, сказал что-то на языке, который Алек не распознал. Больше похоже на итальянский, а не на турецкий говор, который он слышал нынче на улицах. Кстати, интонация была недружелюбной.
Человек за рычагами рассмеялся.
