металлические элефантины султана. Мы бы и шесть лет назад с этим справились, да только были меж собой разобщены.
— А теперь? — спросил Бауэр.
— А теперь во, как кулак! — Завен в доказательство взметнул оба кулака. — Даже младотурки к нам примкнули. А все из-за этих германцев: вон как разгулялись, житья от них нет.
— Ну и благодаря Пауку, разумеется, — добавила Лилит.
— Пауку? — непонимающе посмотрел на нее Алек.
— Ну что, покажем им? — спросила Лилит отца и, не дожидаясь ответа, подбежала к большой металлической двери в стене и, подпрыгнув, ухватилась за висящую рядом цепь.
Пока Лилит по ней взбиралась, под весом ее тела цепь пошла вниз, а дверь, наоборот, со ржавым скрежетом поползла вверх. Внутри, в полумраке, обнаружилась здоровенная машина.
Алек понятия не имел, для чего она, однако неудивительно, что Лилит окрестила ее Пауком. По центру машины громоздились какие-то замысловатые агрегаты, от которых наружу тянулись восемь длинных членистых лап. В сердцевину этого чудища уходило несколько транспортерных лент, как у зерноуборочного комбайна.
— Опять какая-нибудь ходячая фиговина? — спросил на английском Дилан.
— Здесь ее называют Пауком, — пояснил Алек и покачал головой. — Только что-то не похоже, чтобы она передвигалась.
— Это не просто боевая машина, — объявил Завен, — а куда более мощный двигатель прогресса! Лилит, покажи гостям!
Девушка зашла в полумрак и скрылась где-то в недрах загадочного механизма. Вдруг осветилась приборная доска с манометрами и рычагами, среди которых был виден профиль Лилит. Она сноровисто разбиралась с управлением; через непродолжительное время брусчатка под ногами гостей загудела мелкой дрожью. Изящными, поистине дирижерскими движениями зашевелились в воздухе все восемь лап, каждая на свой манер регулируя и подгоняя транспортерные ленты и прочие части машины.
— Ого! — удивленно сказал Дилан. — Похоже на арахноидов — больших таких паукообразных, которые ткут шелк для парашютов.
Завен, размашисто кивнув, ответил на безупречном английском:
— Именно! Паук как раз и соткал нити, связующие нашу революцию. Тебе неизвестно, часом, что слово «текст» происходит от латинского «ткачество»?
— Текст? — удивился Алек. — Какое отношение имеет…
Он осекся, завидев, как в сумраке мелькнуло что-то белое. На одной из лент, исчезая в темных недрах машины, разворачивался рулон бумаги. Вовсю мелькали лапы, орудуя лотками и матрицами; другие в это время подносили ведерки с черной жидкостью; третьи длинными пальцами ловко нарезали и складывали бумагу.
— Силы небесные, — хмыкнул Дилан, — да это ж печатный станок, разрази меня гром!
— Вот-вот, силы у него поистине небесные, — согласился Завен. — Это вам не оружием греметь!
Пожужжав и покрутившись еще с минуту, машина замедлила обороты и затихла. Лилит, выйдя наружу, принесла с собой стопку аккуратно сложенных листовок с непонятными знаками.
— Ага, вот она, — сказал Завен, беря в руки одну из них. — Моя статья о предоставлении женщинам избирательных прав. Вы по-армянски читаете?
— Увы, нет, — ответил за всех Алек.
— А жаль. Но истинная суть содержится вот здесь. — Завен указал на цепочку символов, идущих узорчатой рамкой по периметру страницы: звездочки, полумесяцы, крестики.
— Секретный шифр, — сообразил Алек, припоминая символику на стенах соседних переулков.
При обилии газет и газетчиков на улицах Стамбула очередная листовка на тарабарском языке внимания особо не привлечет. А вот для тех, кому известен шифр…
Снизу Алека потянул за штанину Бовриль. Зверек переминался с лапки на лапку, кого-то или что-то изображая. Алек, прикрыв глаза, ощутил под ногами легкое сотрясение.
— Что это там гремит?
— Кажется, шагоходы, господин, — сказал Бауэр. — Большие.
— Они что, нас обнаружили? — опешил Алек.
— Да что вы, — успокоил Завен. — Это у султана нашего парад в честь окончания Рамазана. — Он махнул рукой в сторону лестницы. — Пойдемте-ка на крышу, познакомимся со всей моей семьей. У нас с балкона великолепный вид.
•ГЛАВА 33•
Османские боевые элефантины вдалеке шагали по обсаженному тополями проспекту, круша ногами брусчатку. Реяли на ветру флаги с полумесяцами, а увенчанные пулеметами хоботы покачивались меж шипастых бивней. Повороты в строю они совершали ничуть не хуже марширующей пехоты. Сейчас элефантины дефилировали в сторону порта. Дэрин, возвращая бинокль Алеку, вздохнула с облегчением.
— Мистер Завен прав: им не сюда.
— Они, видимо, к параду и готовились.
Передавая бинокль Клоппу, Алек спросил:
— Was denken Sie, Klopp? Hundert Tonnen je?[7]
— Hundert und funfzig,[8] — отвечал мастер всех механиков.
Дэрин кивнула. Если она верно поняла прикидки Клоппа, значит, металлические слоны весят по полтораста тонн каждый. У жестянщиков тонны несколько больше, чем у британцев, но в целом сопоставимо.
Да, дурищи нешуточные.
— Mit achtzig-Millimeter-Kanone auf dem Turmchen,[9] — добавил Бауэр.
Эту немецкую фразу Дэрин не поняла, но все равно кивнула.
— Kanone, — повторил на плече Алека Бовриль.
— Ну да, пушка, — пробормотала Дэрин, глядя, как блестит сталь орудийных башен на спинах шагающих гигантов. Пушка сама по себе штука серьезная.
Клопп с Алеком заговорили на языке жестянщиков в темпе, не подлежащем дешифровке, и Дэрин решила пока пройтись по балкону, размять ноги. После сумасшедших гонок на таксомоторе бедра ныли сильнее, чем от конского галопа. И как только жестянщики могут разъезжать на своих машинах весь день — это же, черт возьми, немыслимо!
— Что-нибудь не так? — послышался сзади голос Лилит; Дэрин чуть не подскочила от неожиданности. Что за особа: вечно ей до всего есть дело.
— Да нет, все в порядке. — Она указала на боевых элефантин. — Интересно, они часто вот так маршируют? Это же кранты мостовой!
— Вообще-то в основном они размещаются за городом, — ответила Лилит. — А нынче султан просто свою мощь демонстрирует.
— Это да. Вы извините меня, мисс, но вам их не одолеть. Посмотрите, на них же пушки, а у ваших шагоходов лишь кулаки да когти. Это все равно что с боксерскими перчатками против пистолета!
Лилит вздохнула.
— На слонах держится мир, как говорит моя бабушка. Здесь такой закон: наши шагоходы, в отличие от
