Люди, которые не любят менять свои привычки… Другие ходят во французские бистро возле моста, пьют там вино и аперитивы… фламандцы же любят свою можжевеловую водку, говорят на своем языке и так далее…
Каждое судно закупает провизию на неделю, а то и больше. Я уже не говорю о контрабанде!.. Для этого их лавка стоит на хорошем месте.
Они мыслят совсем не так, как мы… Для фламандских речников это не бистро… Для них это лавка, хотя там им и наливают вино у стойки… Даже женщины, когда приходят за провизией, тоже выпивают рюмку…
Кажется, это и есть главный доход Питерсов.
— А Пьедбёфы?
— Это бедные люди… Отец — сторож на заводе. Дочь служила машинисткой в той же фирме… И сын там служит…
— Серьезный парень?
— Этого сказать нельзя… Он не слишком себя утруждает… Предпочитает играть на бильярде в кафе возле мэрии… Красивый парень, и он это знает…
— А дочь?
— Жермена?.. У нее были любовники… Знаете, комиссар, это одна из тех девушек, которых встречаешь по вечерам в темных уголках с мужчиной… Однако же ребенок точно от Жозефа Питерса… Я его видел… Он на него похож… Во всяком случае, нельзя отрицать тот факт, что третьего января, вскоре после восьми часов вечера, Жермена вошла в дом Питерсов и с тех пор ее никто больше не видел.
То, что говорил инспектор Машер, казалось вполне убедительным.
— Я все осмотрел… Даже сделал с помощью топографа детальную съемку местности… Я упустил только одно: не осмотрел крышу… Обычно не подозревают, что можно спрятать труп на крыше… Вот я и решил сегодня туда залезть… Но нашел только платок, ничего другого…
— А Мёза?
— Вот, вот! Сейчас я вам и об этом скажу… Вы ведь знаете, что почти всех утопленников находят у плотин…
Отсюда до Намюра их целых восемь. Но два дня спустя после преступления вода в реке так поднялась, что прорвало плотины. Так бывает каждую зиму… Выходит, труп Жермены Пьедбёф мог доплыть до Голландии, а то и попасть в море.
— Мне сказали, что Жозефа Питерса не было в Живе в тот вечер, когда…
— Я знаю! Они так утверждают… Однако же один свидетель видел мотоцикл, похожий на его… Жозеф Питере клянется, что это был не он…
— У него нет алиби?
— И да, и нет… Я специально вернулся в Нанси… Он снимает меблированную комнату, куда может пройти так, что квартирная хозяйка не увидит… А кроме того, он посещает кафе и бары, где каждую ночь собираются студенты… Никто не может точно вспомнить, что третьего или четвертого января он провел ночь в одном из этих баров.
— А Жермена Пьедбёф не могла покончить с собой?
— Она не из таких… Кроме того, говорят, что она обожала своего сына…
— Возможно, она оказалась жертвой другого преступления?
На этот раз Машер промолчал и устремил взгляд на суда, скопившиеся в нескольких метрах от берега.
— Я об этом думал… И узнал все о каждом из речников… Большинство из них люди серьезные, живут на борту вместе с женами и детьми. Не по душе мне только «Полярная звезда»… Последнее судно, если смотреть вверх по течению… Самое грязное… Кажется, оно вот-вот пойдет ко дну.
— Что это за судно?
— Баржа одного бельгийца из Тийера, что возле Льежа… Эта старая скотина дважды привлекался к суду за преступления против нравственности… Баржа совсем заброшена, за ней не следят… Компании отказываются ее страховать… Но почему она вас интересует?
Теперь они шли по направлению к мосту. По мере их приближения к городу свет фонарей становился ярче и они лучше освещали дорогу. Стали попадаться бистро, где назойливо звучали музыкальные автоматы.
— Я велел следить за этим речником… Хотя свидетельские показания насчет мотоцикла…
— В какой гостинице вы остановились?
— В вокзальной.
Мегрэ протянул инспектору руку:
— Мы увидимся, старина… Конечно, продолжать расследование будете вы… Ведь я здесь только в качестве любителя…
— А что мне делать? Если не найдут тело, не будет никаких доказательств… А если труп бросили в реку, то его уже никогда не найти…
Мегрэ рассеянно пожал ему руку, так как они уже были возле моста, и повернул к гостинице «Мёза».
За обедом Мегрэ пометил в своей записной книжке:
«Мнения о Питерсах.
Машер: Они считают себя выше владельцев бистро.
Содержатель гостиницы: Эти люди считают себя крупными буржуа. Разве я могу думать о том, чтобы мой сын стал адвокатом?
Один речник: Фламандцы — они все такие.
Другой речник: Они держатся друг за друга, как масоны».
Было любопытно смотреть в сторону фламандцев из города, со стороны моста, образующего центральную точку Живе. Это был французский город. Маленькие улочки. Кафе, набитые любителями бильярда или домино. Запах анисовых аперитивов и всеобщая непринужденность в обращении.
Затем шла река. Здание таможни. И наконец, совсем на краю, на границе с полями, дом фламандцев: бакалейная лавка, набитая товарами; маленькая стойка для любителей можжевеловой водки; кухня и старик, впавший в детство, сидящий в своем плетеном кресле, придвинутом к печке; столовая, она же гостиная, а в ней рояль, скрипка, удобные стулья; домашний пудинг; Анна и Маргарита; клетчатая скатерть; Жозеф — длинный, тощий и болезненный, приезжающий на мотоцикле и окруженный всеобщим обожанием.
В гостинице «Мёза» обычно останавливались коммерсанты. Хозяин всех их знал. У них были постоянные места в ресторане.
Около девяти часов Жозеф Питере нашел Мегрэ в ресторане и сообщил:
— Есть новости!
Так как любопытные стали смотреть в их сторону, Мегрэ предпочел увести молодого человека в свой номер.
— Что случилось?
— Вы в курсе дела насчет объявления? Так вот, объявился один мотоциклист… Хозяин гаража из Динана, который проезжал в тот вечер, около половины девятого, мимо нашего дома…
Мегрэ сел на край кровати, предоставив единственное кресло своему посетителю.
— Вы в самом деле любите Маргариту?
— Да… То есть…
— То есть?
— Это моя кузина! Я собирался взять ее в жены… Это было решено уже давно…
— Но, несмотря на это, у вас ребенок от Жермены Пьедбёф.
Молчание. Потом едва слышное:
— Да…
— Вы ее любили?
— Не знаю.
— Вы могли бы на ней жениться?
