стояло множество разномастных пресс-папье: небольшой поршень, маленький череп карнозавтра, диснейлендовский сувенир – Гуфи в полосатом купальном костюме – и одинокий патрон зеленого цвета.
Сид взяла его и повертела в руках.
– Калибр 410… Это что-то означает?
– У меня когда-то был 410-й «сэведж», – тихо ответил он, пожав плечами. – Отец подарил, незадолго до смерти. Антиквариат. Я оставил его в Колорадо.
Сидни перевернула патрон и внимательно осмотрела латунный капсюль.
– Он не выстрелил, но ударник бил по нему.
– Это случилось в последний раз, когда я пробовал стрелять из ружья, – еще тише произнес Дарвин. – Единственный раз, когда оно дало осечку.
С минуту Сид стояла с патроном в руках и пристально глядела на Дара, а потом поставила патрон на подоконник.
– Он до сих пор опасен.
Дарвин вскинул брови.
– Я знаю, что ты был в корпусе морской пехоты… во Вьетнаме. Должно быть, ты был тогда совсем юным.
– Не таким уж и юным, – возразил Дар. – К тому времени как я поступил на службу, я уже закончил колледж. А во Вьетнам попал в 1974 году. Кроме того, в последний год нам особо нечем было заняться. Разве что слушать по армейскому радио отголоски скандала в «Уотергейте» [18] и бродить по округе, подбирая «М-16» и прочее оружие, которое побросала армия Республики Вьетнам, когда драпала от северовьетнамских регулярных войск.
– Ты закончил колледж, когда тебе исполнилось восемнадцать, – сказала Сид. – Ты что, был… вундеркиндом?
– Просто успевающим учеником, – ответил Дар.
– А почему морская пехота?
– Ты не поверишь, но из-за родственных чувств, – сказал Дар. – Потому что отец служил в корпусе морской пехоты во время настоящей войны… Второй мировой.
– Я верю, что он был в морской пехоте, – сказала Сид. – Но я не верю, что по этой причине ты записался в армию.
«Правильно», – подумал Дарвин. А вслух сказал:
– На самом деле отчасти из-за того, чтобы потом было легче поступить в аспирантуру, отчасти из-за дурацкой прихоти.
– Это как? – удивилась Сидни.
Она допила свой бокал. Дар налил ей виски еще на два пальца. Потом помолчал и понял, что ему хочется рассказать ей правду… часть правды.
– В детстве я увлекался греками, – признался он. – Это увлечение продолжалось и во время учебы в колледже, и даже когда я защищал докторскую диссертацию по физике. На всех гуманитарных отделениях изучают культуру древних Афин… ну, скульптура, демократия, Сократ… А моей страстью была Спарта.
– Война? – озадаченно спросила Сидни.
– Нет, – покачал головой Дарвин, – хотя все помнят о спартанцах именно это. Они были единственным на моей памяти обществом, которое создало отдельную науку, изучающую страх. Она называлась фобология. Их обучение, начиная с самого нежного возраста, было направлено на распознание страхов и фобий и на борьбу с ними. Они даже выделяли определенные части тела, в которых зарождается страх… места, где он аккумулируется… И учили детей, молодых воинов, приводить свои тела и души в состояние афобии.
– Бесстрашия, – перевела Сид.
Дарвин нахмурился.
– И да и нет, – сказал он. – Существует несколько видов бесстрашия. Берсерк или японский самурай проникались слепой яростью. Или, например, палестинский террорист, входящий в автобус с бомбой под мышкой. Все они были бесстрашны… то есть не боялись собственной смерти. Но спартанцы добивались другого.
– Что же может быть лучше для воина, чем бесстрашие? – спросила Сидни.
– Греки, спартанцы, называли такое бесстрашие каталепсией, вызванной злостью или гневом, – ответил Дарвин. – Буквально «одержимостью демонами»… полной потерей контроля над собой, своим разумом. Они же стремились к тому, чтобы афобия была полностью… сознательной, контролируемой… Нежелание стать одержимым даже в угаре битвы.
– И ты научился афобии, когда был в морской пехоте… во Вьетнаме? – спросила Сид.
– Увы. Все время, пока я там был, я боялся. До судорог.
– Ты там много чего повидал? – спросила Сидни, пристально глядя на него. – Твое личное дело до сих пор засекречено. Наверное, не просто так?
– Да ничего особенного, – солгал он. – Вот если бы я был секретарем-машинистом и перепечатал гору секретных документов, ты бы тоже ничего обо мне не узнала.
– А ты был секретарем?
Дар покатал свой бокал с виски в ладонях.
– Не совсем.
– Так ты видел бой своими глазами?
– Видел достаточно, чтобы никогда больше такого не видеть, – честно признался Дарвин.
– Но ты хорошо знаешь оружие, – продолжала она гнуть свое.
Дар скорчил гримасу и отхлебнул из бокала.
– Что у тебя было в армии? – спросила Сид.
– Какая-то винтовка, – пожал плечами Дар.
Он не любил обсуждать огнестрельное оружие.
– Значит, «М-16», – заключила Сид.
– Которая имеет свойство моментально ржаветь, если не драить ее до блеска каждый день, – покривил душой Дар.
У него была не «М-16». У его наблюдателя была «М-14» – более старая винтовка, зато со стандартными патронами 7,62 миллиметра, как у «Ремингтона-700 М-40» с ручной перезарядкой, с которой Дарвин тренировался. А тренировался он по 120 подходов в день и шесть дней в неделю, пока не научился попадать в движущуюся мишень ростом с человека с пятисот ярдов и в неподвижную – с тысячи.
Он допил свой скотч.
– Если вы, главный следователь, хотите навесить мне какую-нибудь стрелялку, выбросьте это из головы. Я их терпеть не могу.
– Даже если русская мафия пытается убить тебя?
– Пыталась, – поправил Дар. – И я продолжаю считать, что меня попросту с кем-то спутали.
Сидни кивнула.
– Но у тебя было оружие, – не сдавалась она. – И тебя учили, что делать, если оно дает осечку…
Дар посмотрел на нее и сказал:
– Нужно повернуть ствол в ту сторону, где никого случайно не подстрелишь, и подождать. Рано или поздно оно выстрелит.
Сид кивнула на патрон.
– Может, тогда его стоит выбросить в окно?
– Нет, – сказал Дарвин.
Они разлили остатки виски по бокалам и стали молча глядеть в огонь. В комнате приятно пахло дымком, смешанным с легким ароматом шотландского виски.
Напряжение после предыдущего спора улеглось. Они начали болтать на профессиональные темы.
– Ты слышал о директиве последнего шефа Национального управления по безопасности движения? – спросила Сид.
Дарвин хихикнул.
– А то! «Запрещается употреблять выражение „несчастный случай“ в любых официальных документах,
