грин карты.[19] Их дочь – девочка лет восьми – сломала руку. Рука уже была в гипсовой повязке, но мать девочки билась в истерике, отец причитал и заламывал руки, ребенок орал благим матом, а младший братишка девочки тоже готов был вот-вот разрыдаться. Из разговора Дарвин понял, что мексиканское семейство боится, что теперь их выдворят из страны из-за того, что им пришлось обратиться в больницу. Но девушка в куртке с буквой П на правильном и беглом испанском убеждала их, что ничего подобного не случится, что это противозаконно, что никто не будет никуда о них сообщать, что они могут идти домой и не бояться, а назавтра пусть позвонят по горячей линии в «Помощь беспомощным». Там им дадут дополнительные рекомендации и помогут остаться здоровыми и в пределах страны.
– «Помощь беспомощным»… – тихо сказал Дар, когда они вернулись на автостоянку.
– Да, – кивнула Сид. – За время нашей небольшой прогулки я насчитала тридцать шесть человек в их форменных куртках.
– И что?
– А то, что их тысячи… В округе Лос-Анджелес – тысячи добровольцев от фонда «Помощь беспомощным». Они работают в каждой больнице. Среди кинозвезд и любительниц автогонок считается даже престижным какое-то время отработать бесплатно в «Помощи беспомощным» – правда, для этого надо неплохо знать испанский. Они уже не ограничиваются только испаноговорящими иммигрантами – теперь «Помощь» занимается и вьетнамцами, и камбоджийцами, и китайцами, и бог знает кем еще.
– И что?
– А то, что начиналось это как небольшое католическое благотворительное общество, – сказала Сидни. – А теперь «Помощь беспомощным» превратилась в гигантское бесприбыльное предприятие. Церковь нашла какого-то мексиканского адвоката, чтобы тот привел в порядок дела фонда, и теперь фонд не имеет с католической церковью ничего общего. «Помощников» можно найти во всех больницах и медицинских центрах Сан-Диего, в Сакраменто, в госпиталях по всему прибрежному району. А в последний год они появились и в Фениксе, и в Флагстаффе, и в Лас-Вегасе, и в Портленде, и в Сиэтле – и даже в Биллингсе, штат Монтана. Еще год – и этот фонд станет общенациональным.
– И что?
– Они – часть всего, Дар. Они – часть огромного преступного синдиката, который крутит со страховками. Они вербуют иммигрантов буквально отовсюду – и показывают им, как заработать денег на страховке от случаев типа «поскользнулся – упал», аварий без пострадавших, несчастных случаев на производстве.
– И что? – снова спросил Дарвин, когда они сели в нагревшуюся на солнце машину, включили кондиционер и покатили к выезду со стоянки. – Это старо, как мир. С тех пор как появились крупные страховые компании и судебные тяжбы по страховым случаям превратились в отдельный бизнес, для иммигрантов в Америке это всегда было самым быстрым способом разбогатеть. До мексиканцев и азиатов были ирландцы, и немцы, и все остальные. Ничего нового не произошло.
– Новое – масштабы. Размах, – сказала Сидни. – Дар, речь идет уже не о клиниках-однодневках и нескольких дюжинах исполнителей, которыми управляют один-два мошенника. Речь идет о преступной организации, сравнимой по размаху с колумбийскими торговцами наркотиками, учитывая их связи с Америкой.
Когда они выехали на дорогу, Сид кивнула в сторону медицинского центра.
– Доктора – настоящие доктора с дипломами и патентами – направляют пациентов к людям из «Помощи» – за помощью. А чертово мексиканское консульство с радостью выписывает направления туда же.
– Таким образом, это облегчает вербовку желающих получить страховку по транспортным происшествиям, – сказал Дар, выглядывая в окно на нагромождения высотных домов вдоль улицы, плотно прилепившихся друг к другу. – Да, это большой бизнес.
– Это бизнес с ежегодным доходом в несколько сотен миллиардов долларов, – сказала Сидни. – И я собираюсь выяснить, кто за этим стоит. Кто организовал этот чудовищный синдикат.
Дар посмотрел на Сидни и только сейчас понял, как он разозлен. Теперь все это показалось ему какой- то дурацкой шуткой – то, что он позволял ей изображать своего телохранителя, позволял выставлять себя в качестве приманки, как козла в «Парке Юрского периода», показывал ей свои замечательные реконструкции происшествий и таскался за ней повсюду как привязанный, разыгрывая из себя доктора Ватсона при Сидни – Шерлоке Холмсе.
– Ты думаешь, за этим стоит Даллас Трейс? – спросил Дарвин. – Едва ли не самый знаменитый адвокат Америки? Ведущий консультант Си-эн-эн? Этот выпендрежный техасский говнюк в шелковой ковбойской рубашке? Ты в самом деле думаешь, что такой известный тип может быть Доном Корлеоне Южной Калифорнии?
Сидни закусила губу.
– Я не знаю. Я не знаю, Дар. Он вроде бы никак не связан с этим делом… Но все оборванные концы почему-то, так или иначе, указывают в его сторону.
– Ты думаешь, Даллас Трейс приказал убить своего собственного сына?
– Нет, но…
– Ты думаешь, это он убил Эспозито, Дональда Бордена и ту девицу, Дженни Смайли?
– Я не знаю. Если…
– Ты думаешь, что он глава Пяти семей, а, главный следователь? Несмотря на то, что ему приходится разрываться между адвокатской практикой, написанием книг, еженедельными ток-шоу на Си-эн-эн, публичными выступлениями, выступлениями в «Ночной линии» и в «Доброе утро, Америка!», благотворительностью и ночами с пылкой молоденькой девочкой – новой женой…
– Не злись, – сказала Сидни.
– Какого черта? Почему это я не должен злиться? Ты ведь знала, что он уже видел запись моей реконструкции?
– Да.
– Значит, ты притащила меня туда только для того, чтобы я посмотрел на него, а он – на меня. На тот маловероятный случай, если он действительно Большой Босс, ты дала ему как следует меня разглядеть, чтобы он точно знал, к кому в следующий раз присылать наемных убийц.
– Все совсем не так, Дар…
– К черту!
Какое-то время они ехали молча.
– Если его тайная организация настолько велика, как я думаю… – начала Сидни, но Дар перебил ее:
– Я не верю в тайные организации.
Сид посмотрела на него.
– Я верю в преступные группировки, – сказал Дар. Он старался совладать со своим гневом, но ничего не получалось. – Я верю в Коза Ностру, в производителей дерьмовых машин, в злых людей вроде торговцев табаком или тех негодяев, которые продают в странах «третьего мира» детские молочные смеси, – и матери продолжают их покупать, даже если младенцы мрут от диареи из-за плохой воды… – Дар замолчал и перевел дыхание. – А тайные организации… Нет. Заговоры – как и церкви, и любые другие многоуровневые организации – чем больше разрастаются, тем тупее становятся. Таков закон инверсии IQ.
– А если не считать тайных организаций, во что ты веришь, Дар?
– Какая тебе разница?
– Мне просто любопытно, – спокойно ответила Сид.
– Ну, давай подумаем… – сказал Дарвин, глядя в окно на столпотворение всевозможных автомобилей впереди и по бокам от их машины. Все громадное скопление машин ползло вперед со скоростью десять миль в час.
– Я верю в энтропию. Я верю в безграничность человеческого упрямства и глупости. Я верю в случайное сочетание трех факторов, из-за которого произошло несчастье в пятницу в Далласе, штат Техас, где один ублюдок по имени Ли Харви Освальд, который выучился хорошо стрелять в морской пехоте, получил открытое пространство для стрельбы всего на шесть секунд…
Дар замолчал. «Что это я несу? Из-за чего я так разошелся? Может быть, из-за этого самодовольного хама, Далласа Трейса? Или на меня подействовал запах смерти в этой чертовой больнице? А может, я
