Грустно плелся Рейн вниз, в кафе, где в это время ведущий режиссер студии Карл-Ээро Райа вкушал пирог с начинкой из ревеня. На его столике стоял термос со сваренным дома кофе, что очень обидело официантку, но Карл-Ээро Райа не заметил этого. Он тоже думал о Мадисе Картуле. И тоже с тревогой.
V
О гневе Фараона Мадис и не вспомнил: сделав выбор, он тут же позабыл обо всем остальном. Его воображение рисовало ту швею, что с нежностью держала в ладонях птенца ласточки; внешне она должна подойти, в самом деле должна подойти… Но всегда ли она… А я, оказывается, лунатик, с удивлением констатировал Мадис, обнаружив, что стоит перед дверью костюмерши. Эта Марет — кажется, Марет? — занимала маленький номер вместе с парикмахершей. К счастью, той не было.
Марет склонилась над шитьем и не слышала, как отворилась дверь. Ее шейный позвонок торчал остро и беспомощно. Как маленький голодный щенок, подумал Мадис, тихо подходя поближе. Он заметил, что Марет шьет жилет в красную клетку. Кому? Ах да, это ведь для Румму Юри к завтрашним съемкам.
Итак, потенциальная невеста Румму Юри шьет жениху жилет… Это вызывало улыбку, это было в некотором роде хорошим предзнаменованием.
Тут Марет почувствовала, что в комнате кто-то есть. Она обернулась и, увидев самого верховного главнокомандующего, вскочила, как школьница.
— Сиди, сиди! — Мадис заставил ее сесть; не говоря ни слова, он кругами вышагивал по комнате.
Марет следила за ним робко, даже виновато.
Здесь валялись обрезки материй всевозможных цветов, куски холстины, старинные медные пуговицы. Это было похоже на товары, которые белые миссионеры привозили дикарям. Разное дешевое барахло. Но экран не подведет, экран преобразит все в сверкающее, благородное, драгоценное. Сколько деньжищ ухлопали на эти наряды, думает публика в зале. Известное дело — киношники…
Мадис еще не решил, с чего начать разговор. Он видел, что Марет смущена.
— Работай, работай!
Марет опять начала проворно шить, снова выступил беспомощный острый позвонок, рука, держащая иглу, слегка дрожала. Рука, созданная для иглы, подумал Мадис, глядя на быстро снующие красноватые пальцы с коротко остриженными ногтями. Игла так и мелькала. Женщины с такими руками словно рождены шить чехлы на продуктовые посылки. Во рту химический карандаш. На посылке корявыми буквами нацарапана фамилия муженька, томящегося в дальних краях. Тип верной ожидальщицы, тип прирожденной ожидальщицы… Да, но понравится ли Румму Юри женщина в таком роде? Может понравиться. Подобные мужчины наверняка широко используют и других молодок, сортом повыше, но как полезно для нервов отдохнуть у этакого робкого и кроткого существа! Приятно, что ее кругозор узок, что ее великие заботы так непритязательны и конкретны. Сена для овец, новый платочек, чтобы в церковь пойти, кабы телочка народилась… Она нужна Румму Юри, как мягкий мешочек с теплым овсом, что согревает ноющие кости, от которого сладко клонит в сон. Ведь во все времена сильные мира сего заводили себе какую-нибудь маленькую швейку, ограниченный интеллект которой так хорошо успокаивает, снимает напряжение и которую по-своему даже любят.
Однако возникало сомнение: не слишком ли верна повелителю женщина подобного типа? Как эта крошка поведет себя с господином бароном, из которого прет унаследованная от предков властность и сила? Ну какая она соблазнительница, раздумывал Мадис. Впрочем, это и не требуется. Соблазняет ее миловидная и скромная внешность. К тому же Румму Юри дал ей приказание, которое она беспрекословно исполняет.
— Знаешь, Марет, я хочу еще раз попробовать тебя в двух-трех сценах. — Итак, это сказано. Рада ли она? Нет, пожалуй, мгновенный испуг отражается на лице Марет. Но женщина есть женщина! Смотрите-ка, руки уже одергивают платье, отбрасывают волосы со лба.
— А я сумею?.. — звучит несмелый вопрос.
— Это ни мне, ни тебе пока не известно, надо попробовать. Я здесь немного пофантазирую, а потом вместе обсудим.
Что со мной обсуждать, вроде бы говорит вид Марет, однако игла окончательно положена на стол. Налицо полная готовность внимательно слушать.
— Итак, ты, деревенская девушка, любишь одного человека, любишь и вместе с тем боишься его. В душе ты им гордишься, но ты не очень счастлива. Не очень счастлива потому, что этот человек лезет на рожон, а это наверняка добром не кончится. Женское чувство смешивается в тебе с рабским страхом, веками накапливавшимся в крестьянских душах, с мужицкой осторожностью и благоразумием. Румму Юри — это искорка, отскочившая от лучины, яркая, сверкающая, но по своей внутренней биологической сущности бессмысленная: никакой от нее пользы, ни тепла, ни света, сверкнул и погас (тебе понятно? Я не слишком заумно говорю?). Давайте лучше жить тихо-мирно, время ждет, но, конечно, однажды мы себя еще покажем!.. Где-то в зародыше уже растет это грядущее — «Поднимайся, весь народ, жги усадьбы, бей господ, все твое — леса и пашни!..» — но это еще спрятано очень глубоко. И прежде всего ты женщина…
— И я… И вы хотите?.. — послышался робкий вопрос.
— Погоди, погоди же! Немного терпения. На чем я остановился?
— Что я не очень счастлива… что прежде всего я женщина, — смелая попытка помочь.
— Вот-вот! Ты хоть и гордишься им, но, по существу, ты хотела бы, чтобы твой муж был у барина на хорошем счету. Ты всегда боялась барской усадьбы и восхищалась ею, твоя мать и бабка тоже боялись ее и восхищались. Ну, конечно, и ненавидели.
У Марет такие ясные глаза, сразу видно, доходит до нее или нет. До сих пор, очевидно, ей все было понятно.
— Так что ты со своим Юри… — продолжал Мадис.
— С Юри? Но ведь не с Румму Юри? — Это имя испугало девушку.
Мадис продолжал:
— Предположим… Юри, именно он тревожит тебя. Ты не совсем его понимаешь. К тому же он очень вспыльчив, вечно витает в облаках, а для тебя у него постоянно не хватает времени… Частенько приходится тебе утирать глаза уголком передника — такая уж у тебя привычка, как только ты расстроишься… А Юри ворчит, что у тебя глаза на мокром месте, но ни ты, ни он не знаете, что именно это ему в тебе и нравится. Ведь он неврастеник, может быть, даже с какими-то комплексами. И притом замкнутый, скрытный. Таким больше всего нужна простая душевная теплота.
Интересно, с кем эта девушка, эта настоящая Марет флиртует? Но Мадис тут же забывает о побочной теме и продолжает размышлять. Марет осмеливается спросить:
— Неужели и впрямь я сумею все это сыграть?
— Разумеется, всего ты сыграть не сможешь, но ты должна
— А наверху? Сценарий я читала, но там как-то не очень понятно.
— На чердаке ты впервые оказываешься с бароном наедине. Конечно, тебе и раньше приходилось с ним встречаться, возможно, однажды он наткнулся на тебя, когда ты рожь жала, посмотрел издали, подошел поближе и сказал тебе что-то приятное… Ты покраснела… Я нарочно слишком подробно тебе
