с врагами. Трапперы пробудились мгновенно и взялись за ружья. Громыхнули ещё выстрелы, но пули никого не задели. Из-за дерева выбежал Винсент. Отбрасывая на ходу длинноствольное ружьё, он выхватил из-за пояса два ножа.
– Вам мало, черти? – крикнул он и одновременно, взмахнув обеими руками, метнул два тяжёлых лезвия в туземцев.
Любой из присутствующих мог поклясться, что никогда в жизни не видел такого мастерства. Оба ножа поразили свои цели, пронзив двум индейцам горло. Дикари споткнулись и рухнули. Третий пустился наутёк, настолько быстро передвигая ногами, что они были почти неразличимы.
– Ван! – окликнул Винсента кто-то из трапперов. – Где ты научился так орудовать ножами?
– С тобой лучше не ссориться, – засмеялся другой.
Великие отщепенцы
Ван Хель надел шляпу и вышел из дверей отеля «Эден». Одетый в дорогой серый костюм, держа правую руку в кармане широких брюк, не выпуская из зубов дымившуюся сигарету, он выглядел респектабельно и уверенно. Черты его лица отличались выразительностью, но по ним почему-то невозможно было даже примерно назвать возраст Ван Хеля. В зависимости от того, как он складывал губы и двигал бровями, лицо становилось то совсем молодым, то внезапно старело необычайно.
Он повёл плечами и размял ноги, качнувшись несколько раз с пятки на носок. Его прищуренные глаза внимательно оглядели улицу. Только что от остановки отъехал с грохотом трамвай, за ним медленно покатил чёрный автомобиль. Августовский воздух был пропитан запахом гари. После вчерашней бомбёжки жители Берлина были неразговорчивы, подавлены, старались поменьше находиться на открытом пространстве. Привыкшие к победным речам Гитлера и Геббельса, они никак не могли взять в толк, откуда в небе над Берлином взялись британские самолёты. По радио ежедневно гремели хвалебные речи в адрес могущественных люфтваффе,[15] и вот вдруг англичане нанесли страшный бомбовый удар по столице Рейха!
– Господин Ван Хель? – раздался негромкий голос сзади.
Ван Хель обернулся. Его лицо было спокойно, но глаза чуть ли не пробуравливали незнакомца насквозь.
– Господин Ван Хель, если не ошибаюсь? – снова спросил подошедший. Он был одет в серую военную форму, на плечах блестели лейтенантские погоны, на петлицах различались знаки военно-воздушных сил. Он был молод, крепок, улыбался широко, демонстрируя ровные белые зубы.
Ван Хель ответил на вопрос кивком, не отрывая взгляда от лейтенанта. Продолжая держать правую руку в кармане, он едва заметно шевельнул кистью левой руки, раскрыв ладонь в сторону незнакомца, пальцы легонько задвигались, будто ощупывая пространство.
– Неужели это ты, Амрит? – спросил наконец Ван Хель, чуть подняв подбородок. – Неужели я вижу перед собой великого Нарушителя?
– Вообще-то сейчас меня зовут Гельмут Меттерних… А твоё чутьё притупилось, Хель. Я был уверен, что ты кожей почувствуешь моё приближение.
– Я сильно изменился за последние столетия, – улыбнулся Ван Хель. – Выбранный путь вынудил меня отказаться от очень многого из того, чему я научился. Я всё больше и больше становлюсь похожим на обыкновенного человека.
– Не лукавь, Хель. Человеку свойственно умирать, а ты бессмертен.
– Пожалуй, это одно из немногих качеств, которое я сохранил в себе со времён моего жречества. Всё остальное – навыки обычной земной жизни, результаты постоянных тренировок.
– Давай пройдёмся. Незачем привлекать к себе внимание, околачиваясь возле дверей «Эдена».
Они свернули за угол и неторопливо пошли вдоль улицы. Впереди маячила груда битого кирпича, под развалившейся стеной жилого дома виднелись стоявшие в оцеплении солдаты.
– Пожалуй, лучше туда не ходить, – проговорил Ван Хель. – Обязательно будут проверять документы.
– У тебя сложности?
– Нет, у меня на руках дипломатический паспорт, я же приехал из Швейцарии. – Глаза под полями шляпы хитро сощурились. – Просто нет ничего хуже, чем объясняться с тупыми солдафонами. Конечно, можно устроить заваруху, позабавиться, но мне нынче не до стрельбы.
– Значит, ты всё воюешь? – спросил Нарушитель, поправляя фуражку.
– Как ты помнишь, меня всегда притягивало воинское искусство. Магия позволила мне довести его до совершенства.
– О тебе слагают легенды, они записаны в книгах, передаются из уст в уста. В Корее имя Ван Хона – одно из самых громких в истории страны, там тебя почитают как национального героя.
– Мне пришлась по душе та война… Может быть, те годы были самыми яркими в моей жизни.
– С тех пор ты не расстаёшься с именем Ван?
– Я горжусь им. И я горжусь знакомством с тобой, Нарушитель! Я чертовски рад видеть тебя, хотя лицо, которое ты носишь сейчас, мне не очень нравится, слишком оно смазливое.
– Ничего не поделаешь, Хель. В настоящее время мне нужно быть именно в этом теле… Мне странно, что ты до сих пор называешь меня Нарушителем, – сказал лейтенант.
– Я привык к этой твоей кличке. Ты порвал с Тайной Коллегией почти на сто лет раньше меня. Там тебя называли только Нарушителем, никак иначе. Ты был первым отщепенцем, ты стал легендой в своём роде. Впрочем, я могу называть тебя Амритом, как в дни, когда я познакомился с тобой, если тебе это больше по душе.
– Мне всё равно. Сейчас я Гельмут, а не Амрит и не Нарушитель.
– Ты был первым, кто решился преступить закон, – продолжал Ван Хель, глядя в глаза лейтенанту. – Потом ушёл я, затем Эльфия и ещё несколько магов. Ты распахнул для нас врата.
– Эльфия тоже ушла из Коллегии? – Амрит-Нарушитель нахмурился.
– Разве ты не знал? – удивился Ван Хель. – Я был уверен, что вы нашли друг друга…
– Эльфия… – повторил задумчиво Нарушитель.
– Она решила пойти тем же путём, что и я. Она взяла на вооружение разработанную мной формулу восстановления телесной ткани. Но если я хотел драться, то она хотела жить только чувственностью. Неужели ты не встречал её?
– Где? Когда?
– Ты же был в Риме во времена Клавдия…
– Был. И что с того?
– Разве ты не видел знаменитую Энотею-Певицу?[16] Никогда не любовался её пляской? Ни разу не наслаждался прелестями её тела?
Амрит нахмурился ещё больше.
– Энотея и есть Эльфия?
– Да.
– Но Энотея умерла. Я собственными глазами видел, как обезумевшие поклонники возили её бездыханное тело по империи. Они хотели обожествить её, основать её культ. Толпы людей приходили поглазеть на мёртвую Энотею.
– Да, это была Эльфия.
– Я видел её в Помпеях, её выставили на обозрение в театре. Я почувствовал, что ситуация как-то связана с Тайной Коллегией. – Нарушитель мысленно окунулся в прошлое. – Но я не ощутил присутствия Эльфии. Позволь, но если она, выбрав бессмертие, всё-таки умерла, то это означает, что она… Она отказалась от магии?! Навсегда!
– Я виделся с нею, когда она уже приняла решение прекратить всё, – сказал Ван Хель. – Мы долго беседовали на эту тему. Признаюсь, я так и не смог понять Эльфию. Она убеждала меня тоже бросить «эти глупости», как она выразилась. Но как можно! Передо мной открыты все пути! Я выбрал путь борьбы! Зачем отказываться от того, что мне пришлось по сердцу? Как раз это было бы глупостью. Решение Эльфии свернуть силу, дававшую ей бессмертие, отречься от своих возможностей – вот что истинная глупость! Мы так долго набирались знаний, многие годы мучительно шли к решению вырваться из-под колпака Коллегии, чтобы пользоваться знаниями в собственных интересах… Однако она… Впрочем, я и тебя не понимаю,
