Третий год он занимался заказной ликвидацией людей и достиг исключительного мастерства в своём деле, но никогда не брался за работу без предварительного изучения жертвы. Это не означало, что он тратил по нескольку месяцев на сбор информации о маршрутах и охране будущей жертвы, но обязательно выяснял всё, что гарантировало ему успешный результат и обеспечивало собственную безопасность. В этот раз он «купился» на уговоры Чемодана, предложившего большую сумму авансом.
Лешак раскрыл футляр и неторопливыми движениями уверенных рук начал собирать винтовку. Постороннему наблюдателю могло подуматься, что Лешак собирал фигуру из деталей детского конструктора – настолько спокойным было его лицо, настолько не соответствовало оно предстоящему делу. Но сам Лешак удивился бы, узнав, что его спокойствие могло удивить кого-то. Он никогда не нервничал на своей работе. Нервничать было нельзя. Нервы вселяли в руки дрожь, а глаза наполняли ненужной влагой. Он никогда не нервничал, но сегодняшнее задание было ему не по вкусу, и Лешаку казалось, что внутренняя уверенность изменила ему. Слишком всё внезапно, без всякой подготовки, суетно, непрофессионально. Такая работа могла сломать всю жизнь. Былые годы он отдал профессиональному спорту, привык покрывать большие дистанции и стрелять по движущимся мишеням. Его окружал шум болельщиков, приветственные крики, овации, сияющие глаза поклонников, блеск телевизионных камер, внимание репортёров. И вдруг всё куда-то рухнуло, исчезло в одночасье, как по мановению руки. Привычный ритм и напряжение сменились полным бездельем и последовавшей за ним апатией.
– Ясное дело, – говорил он, стискивая зубы и глядя на собственное отражение в зеркале, – выжали из парня всё, что могли, а теперь – на помойку. Отработался, Лешачок…
Всё чаще появлялось на его столе спиртное, всё меньше оставалось денег. Но на горизонте не возникло ни тени надежды. Да и ждать-то было нечего. Как спортсмен Лешак кончился бесповоротно.
Однако вскоре в его жизни внезапно появился его первый тренер, с которым Лешаку давно не приходилось встречаться. Он-то и оказался «доброй феей», посулившей хорошие заработки. Убить предложили не сразу. Поначалу пригласили на должность охранника. Но разговоры о чужой смерти велись постоянно, будто подкрадываясь к нему и прощупывая, сгодится ли парень, сдюжит ли.
– Убивать на заказ? – рассуждал напарник Лешака. – Я бы согласился без всякого. Работа не ежедневная, а денег побольше, чем у нас с тобой сейчас.
– А как же совесть? – колебался Лешак.
– Дерьмо. Вот вылетит сейчас какой-нибудь урлак из-за угла и начнёт палить в нас. Ты разве о совести будешь кумекать? Нет, нажмёшь на крючок, и амба. Так что мы с тобой уже вписаны в тот листочек, где мокрушники перечислены.
– Но ведь есть разница.
– Какая, в жопу, разница?
И однажды Лешаку предложили заказ – убрать директора одной мелкой фирмы. Деньги обещали в тот же день. Он был в дурном расположении духа и согласился. Желание отказаться пришло лишь в тот момент, когда он достал пистолет и направил его в грудь жертвы. Он стрелял с двух шагов, хорошо видел лицо мужчины, чувствовал исходивший от него запах лосьона после бритья, видел крохотную царапинку на подбородке, складки дряблой кожи под непроспавшимися глазами.
«Нет, я не могу так запросто всадить в него пулю. Я не могу бить в него, словно он картонная мишень. Ведь у него дрожат губы! У него блестит слюна на зубах! Он совершенно живой, совершенно настоящий, как я сам. Я не могу в него стрелять. Я должен отказаться от этой работы. Сегодня же отказаться!»
Лешаку показалось, что всё это он произнёс вслух, с хорошей интонацией, внушительно, с расстановкой, но в действительности мысли прожужжали в доли секунды одновременно с прозвучавшим выстрелом. Человек шумно уронил чемодан и начал громко дышать. Лешаку запомнилось именно его дыхание. Создалось впечатление, что весь воздух состоял из этого дыхания, громкого, испуганного, частого. Лешак выстрелил ещё раз, приставив ствол к груди в области сердца. В дальнейшем он всегда стрелял повторно только в голову. Так требовали правила. Ещё позже он перешёл на ликвидацию с большого расстояния, пользуясь винтовкой с оптическим прицелом.
Так было и в этот раз. Лешак поднял приклад к плечу и приложил глаз к оптическому прицелу. Нужную комнату он увидел сразу, рассмотрел двух людей – пожилого и молодого. Пожилой, вероятно, и был его целью. Молодой, судя по всему, был телохранителем. Входная дверь открылась, и в номер вошёл Чемодан. Поздоровавшись с пожилым, он плюхнулся в кресло. Стало быть, Лешак угадал правильно, пожилой был тот, кого нужно убрать.
Пожилой сел в кресло напротив Чемодана и почти вышел из поля видимости. Хорошо различались только его ноги. Верхняя часть откинувшегося туловища скрадывалась занавеской. Дурацкие занавески! Очень плотные, не пропускающие сквозь себя ни тени. Сквозь такие гардины пришлось бы палить наугад, а в работе Лешака подобный стиль не имел права на существование.
Внизу на улице прошла шумная компания молодёжи. Пронеслась чья-то безумная машина, оглушительно взвизгнув тормозами.
Лешак сидел неподвижно, не отнимая приклада от плеча. Его глаз неотрывно следил за жёлтым квадратом гостиничного окна. Когтев несколько раз быстро поднимался, метался туда-сюда в проёме занавесок, вновь исчезал. Лешак ждал. Если бы он знал, что условия будут такими, он бы отказал Чемодану сразу, но теперь отступать было поздно, хотя он прекрасно понимал, что результат его просиживания здесь мог быть нулевым. Но уйти, не сделав ни одной попытки, Лешаку не позволяла профессиональная этика.
Вдруг Когтев опять поднялся, рывком обогнул кресло и в ту самую секунду, когда его фигура скрылась за занавеской, Лешак выстрелил, проследив за движением своей жертвы длинным стволом винтовки. Он не должен был промахнуться. Из-за шторы вывалилось тело. Но тело не Когтева, а охранника.
– Чёрт! – прошептал Лешак.
Значит, охранник стоял за занавеской прямо на линии огня и по чистой случайности закрыл собой Когтева. Чемодан взглянул на окно и вскочил. В ту же секунду к окну подбежал Когтев, быстро осмотрел стекло и сразу отпрыгнул в сторону. Лешак увидел, как Чемодан проворно сунул руку под пиджак, быстро обернулся на входную дверь, достал пистолет и поднял его перед собой, направляя на невидимого Лешаку Когтева. В то же мгновение с кресла сорвалась громадная собачья тень и бросилась на Чемодана. Тимофей Саприков метнулся вправо, пытаясь сбросить собаку и ударить её пистолетом, но, стукнув дважды по её туловищу, не отогнал. Зверь вцепился в вооружённую руку мёртвой хваткой. Судя по всему, в номере поднялся шум, но Лешак наблюдал за происходящим с расстояния и не слышал ни звука. На шум распахнулась входная дверь, ввалились все телохранители разом. Не в силах разобрать, что случилось, они рассыпались по апартаментам. Кто-то увидел разбитое окно, согнулся над трупом коллеги. Другой кинулся оттаскивать псину от Чемодана, вцепившись ей в задние лапы. Ещё два саприковских человека выстрелили в растерянных телохранителей Когтева. Три фигуры (кто чей?) слепились в дерущийся клубок и покатились по полу. Саприков, яростно потрясая головой, пинал кого-то ногами.
Лешак быстро развинчивал винтовку, складывая её части в футляр. Дело приняло неожиданный оборот. Взглянув последний раз на жёлтый квадрат окна, Лешак невольно вздрогнул. Его глазам предстало совершенно непредсказуемое зрелище. На пороге номера выросли две высокие фигуры с короткими автоматами в руках и направили оружие на дерущихся телохранителей. Лешак видел, что ни один из них не произнёс ни слова. Значит, они не были ментами. Они не приказали бросить оружия, заложить руки за голову. Да и было-то их всего двое. Нет, это не милицейская группа захвата. Тогда кто они?
Двое вошедших хладнокровно нажали на спусковые крючки, длинные автоматные очереди оросили пол и стены. Стрелявшие не упустили из поля своего зрения никого из находившихся в помещении, под пули попали все охранники без разбора: когтевские и чемодановские, стоящие и уже свалившиеся. Задрыгался под свинцовой струёй и сам Саприков. После этого оба автоматчика быстро скрылись за дверью. На Лешака вовсе не произвёл впечатления массовый расстрел, но он удивился, насколько хитро кто-то обстряпал это дело.
– Кто ж такой? – спросил сам себя снайпер.
Тут он вспомнил, что Чемодан, поручая ему несколько часов назад это задание, обмолвился, что люди Семёнова тоже примут участие.
– Эдик-педик! – прошептал Лешак. – Ловкач, ничего не попишешь. И с Чемоданом разделался, и Когтя убрал…
