блуждали в наползающем тумане человеческие фигуры. Михаил Михайлович Когтев умер, окружённый праздником, но так и не ощутив присутствия буйного торжества. Он лежал, похолодевший и никому не нужный, как выброшенная кукла, отслужившая своё. А над туманным берегом лилась нехитрая песня с постоянно повторяющимися словами:
– Ох, как ночь хороша на Купалу!
Последний рывок
Собравшиеся в «Премьер-Центре» журналисты ждали откровений и сенсаций, но их не было. К сообщениям об убийствах, пусть и самых кровавых, люди давно привыкли. Герои? Да, они есть и будут всегда, однако они-то интересовали журналистов меньше всего. Романов скромно кивал. Да, он кое-что сделал, но разве можно похваляться хорошо выполненными обязанностями? Он так привык. И журналистам это не нравилось. Они жаждали сочных деталей. Быть может, Ксения поведает им что-нибудь особенное? Она обворожительно улыбалась сразу всему миру. С момента их знакомства Сергей впервые видел её в «боевой раскраске». Не вернёт ли Ксения себе девичью фамилию? Достанется ли ей что-нибудь из имущества Когтева? Чем она собирается заниматься дальше? Разве это важно? Журналистам важно. Им всё важно. Им нужно о чём-то посудачить…
– Скажите, Сергей, а вот сейчас, когда всё осталось позади, о чём вы мечтаете? Есть ли у вас заветное желание?
– По поводу заветного желания мне вспоминается одна забавная история. Трёх человек осудили каждого на десять лет и упекли в одиночные камеры. Этими людьми были француз, еврей и русский. Перед тем как они разошлись по камерам, им предложили выполнить любое их желание. Француз сказал: «Хочу женщину». Еврей сказал: «Хочу телефон». Русский скромно сказал: «Сигаретку бы». Каждому принесли и привели в камеру то, что он просил. Через десять лет француз вышел из своей камеры со своей француженкой и кучей детишек. Еврей – со своим телефоном и огромным счётом в банке. А русский открыл дверь и сказал: «Братцы, не найдётся ли у кого-нибудь спички, чтобы я мог наконец зажечь эту проклятую сигарету?» Так что заветные желания – дело тонкое. К ним надобно относиться с вниманием.
– Вопрос к господину Романову. Скажите, правда ли, что музыкант Саприков тоже связан с этой историей? Если да, то каким боком?
– Наверняка известно, что он замешан в убийстве нескольких человек, перевозивших героин. Возможно, он связан с рынком наркотиков.
– Где сейчас Гоша Саприков?
– Ищем. Он исчез в ночь, когда погиб его отец. Саприков теперь – человек вне закона…
***
– Сергей Владимирович, – раздался в трубке голос Артёма. – Как ваше настроение?
– Спасибо, дружок, справляюсь. А ты чего в воскресенье не на отдыхе?
– Я потому и беспокою вас. Мы с Наташей решили вас пригласить куда-нибудь на отдых. Не желаете присоединиться?
– На пикник? За город? Сказать честно, у меня никаких особых дел не намечалось. Заезжай ко мне.
– Ладно.
Сергей легко выпрыгнул из постели и побежал в ванную. В ту же секунду телефон запищал снова.
– Алло? Серёжа? Это Ксения.
– Доброе тебе утро, барышня.
– Чем ты сейчас занят? Ты один?
– Я один и занят мыслями о прохладном душе. Не хочешь присоединиться?
– К прохладному не хочу, а к тёплому не прочь, – вкрадчивым голосом ответила Ксения.
– Слушай, Ксюха! – воскликнул Лисицын. – А как ты смотришь на то, чтобы гульнуть куда-нибудь за город?
– Можно. А куда? Есть идеи?
– Нет. Артём зовёт на пикник. Думаю, что подразумевается дача Наташи Неглинской.
***
– День так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело! Не правда ли? – выпорхнула из машины Ксения.
– Не только правда, но правда с восклицательным знаком.
– Вот именно. А чьи это слова? – спросила Ксения, не переставая кружиться.
– Мои, – пожал плечами Сергей. – Тебе нравятся? Я дарю тебе все слова с восклицательным знаком!
– Что вы сидите по своим тачкам? Вылазьте! Прошу на свежий воздух! – Наташа Неглинская широко взмахнула рукой, приглашая на дачу. За её спиной высился крепкий двухэтажный дом, утопающий в яблоневой зелени.
– Барышни, – сказал Артём, вытаскивая из багажника сумки с продуктами, – вот наши супермаркеты, пользуйтесь продуктами бесплатно. Если что-то надо, свистите нам, мы прилетим на крыльях любви.
– А вы-то куда? – удивилась Неглинская, увидев, что мужчины беззаботно развернулись и побрели куда-то вдаль.
– Мы пойдём знакомиться с окрестностями.
– А мы? Нам, значит, готовить жратву придётся? – Наташа возмущённо поставила руки в бока.
– Вы же претендуете на звание настоящих подруг, – пожал плечами Сергей, не поворачивая головы.
Они вышли за ограду и огляделись. В лесу было почти жарко, ветер не чувствовался, деревья держались спокойно, трава не шевелилась. Щебетание птиц пронизывало воздух насквозь.
– Сергей Владимирович, а я ведь надумал сделать Наташе предложение, – негромко сказал Артём, оглядываясь на девушек.
– Серьёзно? Я думал, ты не настолько скороспелый в своих решениях. Впрочем, дело твоё.
– Сергей Владимирович, а почему вы всё-таки не женились? Вы же не женоненавистник.
– Наоборот. Я большой любитель женского общества, ценитель женских прелестей и поклонник любовных игр. Но всё это не имеет ни малейшего отношения к супружеству.
Пригретый летним солнцем, он сделал несколько шагов и опустился на землю под сосной, прижавшись спиной к прямому стволу. Наверху, между качающимися кронами деревьев различались бегущие по небу белые клочки облаков.
– Мои взгляды на семейную жизнь построились не на пустом месте, дружок. Не знаю, как так вышло, но информация о том, что я был женат, почему-то пролетела мимо тебя.
– Вы были женаты? – искренне удивился Артём.
– Да, я был женат целых три года. Срок, конечно, не великий, но достаточный для того, чтобы я разобрался досконально, что такое семейная жизнь.
– И что же? Вы не ладили друг с другом?
– Мы были чудесной парой. Нам все завидовали.
– Тогда в чём дело?
– Дело в том, что я не создан для семьи. Мне интересно жить для себя. Но совесть не позволяла мне относиться по-свински к жене, и я всячески душил мою собственную природу. В конце концов я пришёл к выводу, что тихонечко загнусь, продолжая жить так, как я жил. Никто бы этого не заметил, просто вышло бы само собой, что я прекратил бы своё существование. Одним словом, я вовремя спохватился. Однажды между нами состоялся серьёзный разговор. Было очень трудно, тяжело на сердце. Казалось, что весь мир рушился, падали стены, падал потолок, обваливался пол под ногами. Но мы прошли через это, и выжили без особого труда. Самым сложным было решиться. Вообще я заметил, что самым сложным всегда бывает именно принятие решения, в результате которого что-то сильно должно измениться.
– И как же вы теперь?
– Мы живём каждый своей жизнью. Каждый может посвящать себя именно своему делу. Но суть даже не в этом. Главное – мы развязали узел, мы не привязаны друг к другу, мы свободны. Ты не представляешь, как жена переживала всякий раз, когда я задерживался на работе; я имею в виду семейный период нашей жизни. Ужас просто. Я тоже страшно дёргался, если опаздывал. У меня были дела, а я знал, что должен, просто обязан уделить время и ей, моей жене. Одним словом, любой человек должен выбирать, для чего он
