Если огонь открыли не те два агента, которые высадились на берег, значит, где-то поблизости находились по меньшей мере еще два человека – один с фонарем, другой – тот, который и начал пальбу. Грохот выстрелов был похож на звук, издаваемый „люгером“ или „шмайссером“, но одному господу известно, какое еще оружие они могли принести с собой. И сколько там человек.
Настало время праздновать труса.
Я повернулся и пополз на животе, пока не оказался за поворотом, где меня нельзя было увидеть с причалов и зданий.
Поднявшись на корточки, я торопливо двинулся назад путем, которым пришел сюда.
На гребне по-прежнему царила тишина. Я мог проползти прямо и посмотреть, закончил ли Хемингуэй осмотр места, откуда велась стрельба, но решил сначала вернуться к нашей расщелине. Я пробрался по краю тростникового поля до сучковатого куста, служившего мне ориентиром, потом начал спускаться по холму к нашему укрытию. В десяти ярдах от него я чуть приподнялся и на мгновение зажег фонарь, обтянутый красной материей. Потом я вновь упал в траву и затаился в ожидании, держа пистолет наготове. Через пятнадцать секунд, показавшихся мне вечностью, в расщелине мигнул красный огонек. Я сунул „магнум“ в кобуру и пополз вперед.
– Оба мертвы, – прошептал Хемингуэй, прихлебывая виски из серебристой фляжки. – Немцы, которые высадились с подлодки, – добавил он. – Оба холодные, лежат под деревом. Думаю, их застрелили со спины.
– Видели кого-нибудь рядом? – спросил я.
Он покачал головой.
– Я осмотрел восточный склон до дороги в бухте. Прополз сквозь кусты по обе стороны гребня. Потом осмотрел эту сторону холма вплоть до „Лорейн“. Здесь никого нет. – Он еще раз глотнул из фляжки, но мне не предложил.
Я рассказал ему о силуэте, который заметил у рельсов, и объяснил, почему решил вернуться.
Хемингуэй лишь кивнул:
– Мы можем осмотреться днем.
– И окажемся еще лучшей целью для снайперов, – заметил я.
– Нет, – возразил Хемингуэй. – Их уже след простыл.
Они выполнили свою задачу.
– Убили двух высадившихся агентов, – сказал я.
– Да.
– Но зачем им это? – спросил я, сознавая, что понапрасну трачу слова. – Зачем ликвидационной группе… если это действительно была она… расправляться со своими агентами?
– Ты профессионал, – ответил Хемингуэй, засовывая фляжку в карман своей охотничьей рубашки – Тебе виднее.
Некоторое время мы молчали, потом я спросил:
– Что можно сказать о трупах?
Хемингуэй пожал плечами:
– Я не дополз до них. Тела могли заминировать. Два трупа.
Мужские. Оба в немецкой армейской форме. Одного из них освещала луна. Молодой, совсем мальчишка Вокруг них валялись вещи и всякая дрянь… фонарь, которым они подавали сигналы, курьерская сумка, что- то еще…
– В форме? – изумленно переспросил я. Тайные агенты, пробирающиеся на вражескую территорию на надувном плотике, как правило, не носят форму.
– Да. Обычная пехотная форма Вермахта, если не ошибаюсь. Я не заметил знаков различия и нашивок с обозначением их подразделения… вероятно, спороты но, вне всякого сомнения, форма. Один из них лежал лицом кверху… тот самый, на которого падал свет… и я отчетливо заметил на его ремне пряжку со свастикой. На другом, лежавшем лицом вниз, была немецкая пехотная пилотка из фетра.
– Вы уверены, что оба мертвы? – спросил я.
Хемингуэй досадливо посмотрел на меня:
– На них уже пируют крабы, Лукас.
– Хорошо. Осмотримся с первыми лучами солнца.
– До восхода пять часов, – заметил Хемингуэй.
Я промолчал. Внезапно меня охватила страшная усталость.
– Нужно установить наблюдение, – продолжал Хемингуэй. – На тот случай, если кто-нибудь явится, чтобы забрать тела.
– Давайте дежурить по два часа. Я буду первым. – Вынув из сумки ложку и котелок, я начал выползать из расщелины, но Хемингуэй остановил меня, схватив за ногу.
– Лукас, я повидал на своем веку немало мертвецов. Еще в Первую мировую. Работал корреспондентом в Турции, Греции, Испании. Горы трупов. Я видел, как погибают люди… на корриде, на поле боя.
– Вот как? – По-моему, он выбрал не самое удачное время для похвальбы.
Голос Хемингуэя изменился. Теперь он произносил слова так, как я говорил в детстве на исповеди:
– Но я никогда не убивал людей, Лукас. По крайней мере, собственными руками, лицом к лицу.
„Замечательно, – подумал я. – Дай-то бог, чтобы это не изменилось ни сегодня, ни завтра“.
– Ладно, – сказал я и взобрался по склону расщелины.
К пяти утра стало достаточно светло, чтобы осмотреть трупы.
Хемингуэй оказался прав почти во всем. Два молодых человека – первый блондин, другой с коричневыми вьющимися волосами, – оба в форме, оба застрелены в спину, оба безнадежно мертвы. Сухопутные крабы поднялись с берега и, когда мы появились на рассвете, обгладывали тела. Лишь некоторые отползли в сторону, но с полдюжины сидели на лицах мальчишек и не выказали ни малейшего желания отступить. Хемингуэй вынул пистолет и прицелился в самого крупного краба, который принял оборонительную стойку, задрав клешни, но я прикоснулся к запястью писателя, указал на свое ухо, прося не шуметь, и отогнал крабов палочкой.
Мы присели на корточки и склонились над трупами. Пока я осматривал их, Хемингуэй оперся на колено, обводя взглядом заросли и вершину гребня. Взрывных устройств я не обнаружил – тела не были заминированы.
„Мальчишки“. Хемингуэй не ошибся. Обоим не было и двадцати. Блондин, лежавший на спине, выглядел сверстником Патрика. Крабы сожрали его глаза и уже трудились над вздернутым носом и пухлыми губами. Трупы давно окоченели и издавали сильный запах.
Оба были застрелены в спину, очевидно, из укрытия на восточном склоне. Дистанция была самая подходящая – не более шести метров.
– Нужно разыскать гильзы, – сказал я.
Хемингуэй кивнул и начал спускаться по восточному склону, вглядываясь к гребень, но не забывая осматриваться вокруг. Через несколько минут он вернулся.
– Песок кое-где взрыт, – сообщил он. – Следы башмаков без особых примет. Гильз я не нашел.
– Наш убийца весьма осторожен, – негромко произнес я.
Перевернув брюнета на спину, я обыскал его нагрудные карманы. Ничего. Хемингуэй был прав: обычная форма Вермахта, но без погон и нашивок. Очень странно.
Оба получили по две пули: одну – в поясницу, другую – в верхнюю часть спины. Пуля, угодившая в легкие блондина, вышла с противоположной стороны, разворотив его грудь и открыв крабам удобный путь внутрь. Однако обе пули, настигшие темноволосого, застряли в его теле. Я перекатил его лицом вниз и обшарил карманы брюк. Пусто. У блондина – тоже. Брюки были из толстой шерсти. Если бы эти двое остались в живых и не переоделись, они бы уже изнывали от жары.
– Думаешь, они собирались переодеться, после того как установят контакт? – Казалось, Хемингуэй прочел мои мысли.
– Возможно. – У обоих агентов были „люгеры“. Оружие блондина осталось в кобуре; темноволосый успел выхватить пистолет, прежде чем его застрелили, и теперь „люгер“ валялся в траве в тридцати сантиметрах от его скрюченных пальцев.
Я проверил оба пистолета. Из них не стреляли.
