если начнется расследование.
Филлипс отставил пустой бокал.
– Между тем обвинить вас было бы совсем нетрудно. Вас должны были обнаружить мертвыми, очевидно, погибшими от руки друг друга, а поблизости – два недавно захороненных трупа немцев. Жестокое нападение Джозефа на несчастного кубинского лейтенанта лишь подкрепило бы подозрения.
Ян Флеминг зажег очередную сигарету.
– Чего мы не ожидали – так это убийства Дельгадо двух своих людей.
– Значит, молодых немцев застрелил именно Дельгадо? – спросил Хемингуэй.
– О, в этом почти нет сомнений. – Флеминг улыбнулся. – Тем вечером наши парни следили за Дельгадо и Бекером от Гаваны до Манати, но упустили их на заброшенной железнодорожной линии, ведущей к бухте. Я подозреваю, что солдатам было ведено дожидаться гауптштурмфюрера, и, по всей видимости, он осветил себя фонарем, чтобы унять их беспокойство, а через несколько секунд Дельгадо застрелил их из своего „шмайссера“. Разве можно было придумать лучший и более надежный способ передать вам документы?
Я попытался устроиться удобнее, но легче мне не стало.
– И, кстати, пока мы заполняем пробелы, – сказал я. – Как насчет Марии? Кто она такая?
– Агент СД. дружище, – ответил Флеминг между двумя затяжками. – Один из двух членов так называемой ликвидационной группы, которая должна была устранить вас, после того как вы с господином Хемингуэем выполнили бы свое предназначение.
– Черт побери, я знаю об этом, Ян, – сказал я, чувствуя, как боль до предела напрягает мои нервы. – Меня интересует, что она за человек.
Филлипс положил ногу на ногу и провел ладонью по безупречной складке брюк.
– Вероятно, это самая загадочная часть случившегося, Джозеф. Мы попросту не знаем, кто она такая. Скорее всего, немка, выросшая в Испании. Либо талантливая полиглотка.
Она весьма успешно действовала в условиях глубокой конспирации. Она – настоящий кошмар для любого руководителя контрразведки.
– Была, – поправил я. – Если, разумеется, у вас нет сведений о том, – что ей удалось вырваться живой с Кейо Пута Пердида.
– Кейо… как ты сказал? – переспросил Флеминг. Он был шокирован.
Филлипс покачал головой.
– Мне очень жаль, но такими данными мы не располагаем.
Агентов ОСС на Кубе немного, и они весьма загружены работой. Естественно, если эта дама появится где-нибудь, мы не спустим с нее глаз.
– Дельгадо назвал ее Эльзой, – сообщил я.
– Ага! – Филлипс вынул из кармана пиджака маленький блокнот в кожаном переплете. Отвинтив колпачок серебряной чернильной ручки, он сделал пометку.
– Что с абверовскими документами? – спросил я.
Филлипс улыбнулся.
– Господин Донован и ОСС с огромным удовольствием примут их из ваших рук, Джозеф. Разумеется, мы не поделимся ими с господином Гувером и ФБР… только если будем вынуждены сделать это, и только в частном порядке, если директор вновь попытается ликвидировать нашу службу, чем он весьма усердно занимался несколько минувших месяцев.
Также мы были бы рады получить копии снимков погибших немецких курьеров, трупов Дельгадо и Бекера, и… если это вас не очень затруднит… нотариально заверенные, датированные и скрепленные печатью показания. В них вы опишете события, в которых пострадали и которым были свидетелями.
Я посмотрел на Хемингуэя. Писатель кивнул.
– Хорошо, – сказал я, невольно улыбаясь, хотя мои плечи, спину, бок и руку терзала нестерпимая боль. – Вы помещаете директора под колпак, верно?
Филлипс улыбнулся в ответ.
– Верно, однако безопасность и интересы Соединенных Штатов Америки остаются нашим главнейшим приоритетом, – сказал он. – Будет лучше, если ОСС сосредоточит в своих руках сбор всей зарубежной информации. Нелишне также, чтобы власти директора столь могущественной организации, как ФБР, противостояла система… э-ээ… мягкого контроля и равновесия.
Я на мгновение задумался над словами Филлипса. Я не мог не согласиться с ним.
– Итак, – заговорил Флеминг, вынимая из мундштука второй окурок и допивая виски с таким видом, как будто намеревался уходить. – Кажется, мы во всем разобрались, нашли ответы на все загадки.
– Кроме одной, – отозвался Хемингуэй.
Гости внимательно ждали продолжения.
– Что теперь делать нам с Лукасом? – осведомился писатель, свирепо выглядывая из-под повязки. – Джо потерял работу. Господи, ему даже нельзя отправиться на родину. Не сомневаюсь, что Гувер превратит его жизнь в ад, вздумай он приехать в Штаты и вернуться на свою должность. Представьте, что скажет КНБ.
Ян Флеминг нахмурился.
– Что ж, это и впрямь…
– А как же я? – продолжал Хемингуэй. – Комиссия по надзору за бюджетом и без того жрет меня с потрохами. И если то, что вы говорили о любимом способе Гувера давать сдачи – правда, он объявит меня сторонником коммунистов, как только война подойдет к концу и русские уже не будут нашими союзниками. Черт побери, он, должно быть, уже начал собирать информацию обо мне.
Я встретился взглядом с Филлипсом и Флемингом. Мы все видели досье Хемингуэя. Первые документы легли в него десять лет назад.
– То, что вы сказали, заслуживает самого пристального внимания, господин Хемингуэй, – сказал Филлипс. – Однако позвольте заверить вас, что господин Донован и другие… эээ… влиятельные лица в ОСС не позволят директору Гуверу сорвать на вас свою злобу. И это еще одна причина, которая побуждает нас снять с вас показания.
– В конце концов, вы – писатель, известный во всем мире, – вмешался Флеминг. – Гувер сам жаждет славы, но опасается того могущества, которое она обеспечивает другим людям.
– Вдобавок ваш дом расположен на Кубе, – сказал я. – И это помешает ему добраться до вас, даже если ему этого захочется.
– Вам не о чем беспокоиться, – заверил Хемингуэя Филлипс. – Несколько минут назад Джозеф весьма остроумно заметил, что директор „находится под колпаком“. Наша служба сделает все от нее зависящее, чтобы он там и оставался. И если вам, господин Хемингуэй, потребуется наша…
Хемингуэй лишь взглянул на коротышку. Помолчав, он сказал:
– Все это очень хорошо. Но, как только моя жена закончит свои изыскания за маленьким крестом на пустой карте, я попрошу ее слетать в Вашингтон, переговорить со своей подружкой Элеонор и старой леди в кресле на колесах насчет ошейника для этой собаки.
– Крест на пустой карте? – переспросил Флеминг, переводя взгляд с Хемингуэя на меня и обратно с таким видом, как будто принимает шифрованную передачу. – Старая леди?
Кресло на колесах? Собака?
– Не обращайте внимания, Ян. – Филлипс усмехнулся. – Я объясню вам по пути в аэропорт.
Все, кроме меня, поднялись, собираясь уходить. Я смотрел на них, жалея, что еще не пришло время принять очередную порцию болеутолителей.
– Джозеф, – заговорил Филлипс. – Хотите узнать истинную причину, которая сегодня привела нас к вам?
– Конечно. – Я размышлял о том, насколько был прав Хемингуэй, утверждая, что я больше не смогу вернуться в Штаты и к своей должности в контрразведке. Тут не было ничего нового, я знал об этом с того самого дня, когда решил рассказать Хемингуэю обо всем и работать на него, а не на своих истинных хозяев. Однако сама эта мысль опечалила меня, невзирая на действие морфина и боль, которая волнами накатывалась на мое тело.
– Ваша… э-ээ… изобретательность произвела серьезное впечатление на господина Донована, Джозеф. Он был бы рад встретиться с вами и обговорить перспективы вашего дальнейшего трудоустройства.
