покрытиях различились чёрные, красные и жёлтые примитивные рисунки. До ушей донеслись звуки собачьей драки, гортанные выкрики мужчин и пронзительные голоса ругавшихся женщин. Перед Эмили развернулась во всей своей дикой пестроте панорама индейской деревни. В ноздри ударила смесь тысячи запахов первобытной жизни.
Эмили вновь обнаружила в себе признаки страха, но в большей степени она всё же испытала облегчение, увидев стойбище — оно говорило о том, что дикари занимались не только войной, но и просто жили, как все люди, смеялись, плакали, рожали детей.
Отряд въехал в деревню без песен, хотя воины и держали в руках копья с привязанными к ним скальпами врагов, отрубленными ступнями ног и кистями рук. Навстречу высыпали все жители.
Горный Ворон соскользнул с коня и что-то сказал седовласой старухе, показывая головой на Эмили. Это была его мать по имени Женщина-Дерево.
— Я привёз новую жену, — устало произнёс он. — Мы дали ей имя — Жёлтая Пыль. А теперь помоги мне. Я хочу спать. Ты мне позже расскажешь о Неподвижной Воде… Я должен отдохнуть… Нам скоро идти в поход против Кри. У меня болит тело. Кусок железа застрял во мне…
Вечером Горный Ворон, сидя перед костром в палатке, внезапно застонал и упал на спину, нелепо вывернув ноги. Несколько минут он не дышал, затем вздрогнул, его мелко затрясло. Эмили отползла в глубину жилища и сжалась в комок. Некоторое время седовласая индеанка хлопотала над телом сына, затем отступила и немного посидела неподвижно, сосредоточенно обдумывая что-то. Вдруг она резко поднялась и шагнула к Эмили. Схватив девушку за руку, она почти волоком подтащила её к Горному Ворону и принялась что-то втолковывать Эмили.
— Я ничего не понимаю, — зарыдала несчастная девушка и в ту же секунду получила звонкую оплеуху от Женщины-Дерева. Вспомнив, что окружавший её мир весь держался на беспощадных ударах и жестоких убийствах, Эмили заставила себя замолчать и прикусила губу.
Женщина-Дерево продолжала что-то беспрестанно говорить ей в лицо, обдавая её незнакомым густым запахом, затем резко сдёрнула с разметавшегося сына набедренную повязку и силой заставила Эмили взять в руку вялую мужскую плоть. Девушка ощутила в ладони мягкую и потную массу, но не могла взять в толк, что от неё требовалось. Старуха снова ударила её по голове и жестом показала, что нужно пробудить желание в теле мужчины. Эмили медленно зашевелила рукой, продолжая оставаться в глубоком испуге и полном недоумении.
«Что за мерзость? Зачем надо заниматься этим полумёртвым дикарём? И разве я стану ублажать грязного туземца? Ни за что!.. Да и нет у него сил никаких… Как всё гадко и страшно. А эта старая ведьма — сущий дьявол…» — мысли в голове Эмили метались.
Старуха отодвинулась в сторону и протяжно запела. Через некоторое время девушка почувствовала, как взятое в ладонь рыхлое мясо напряглось и стало приобретать форму, вытягиваться. Вытаращив глаза, Эмили обернулась на старуху. Та поняла, в чём дело, распахнула на Эмили одеяло и, подтолкнув, заставила её взобраться на сына, подгоняя громкими и нетерпеливыми восклицаниями.
— Нет! я не буду! — закричала Эмили.
Старая женщина опять стукнула кулаком её по голове.
— Всё равно не буду! — вновь выкрикнула девушка. — Вы все омерзительны мне!
Она противилась всем существом, однако увидев появившийся в руке старухи нож, задрожала и подчинилась. Страх имеет свойство делать людей покорными.
Ощутив горячее прикосновение набухшего мужского органа к своему телу, Эмили вздрогнула. Она совершенно не готова была к соитию, да и всё происходившее напоминало кошмар, но таившаяся в ней бурная женская стихия отозвалась на прикосновение мужчины почти сразу.
«Но ведь я не желаю этого!» — поразилась Эмили, не желая верить в то, что её тело согласилось принять в себя дикаря.
Ею овладело неведомое доселе возбуждение, причиной которого было сильное нервное напряжение. Она расслабила мышцы ног и всей массой опустилась на стоявший под ней сеятель жизни. Она с наслаждением потянула ноздрями, но тут же боязливо оглянулась на старуху, со страхом думая, что могла сделать что-то не то. К своему изумлению она увидела, что морщинистое лицо Женщины-Дерева улыбалось, по щекам струились слёзы.
Бедная девушка, измученная захватившими её событиями, не могла прийти в себя, и внезапный акт совокупления сбросил с неё непомерную тяжесть стремительных и жутких перемен в жизни. Она не знала, зачем старуха потребовала от неё таких действий, да и не желала знать ничего в ту минуту. Ей хотелось исчезнуть, и она закрыла глаза…
Тем временем старуха бегала по лагерю, крича хрипло, что к ней в палатку должны были срочно прийти семь замужних женщин, которые никогда ещё не рожали, и их мужья. Вскоре все они собрались в палатке Горного Ворона, и Эмили вновь забилась в самую даль, кутаясь в одеяло. Между ног у неё горело, всё существо настоятельно требовало продолжения, но сердце сжималось от ужаса перед неизвестным. Вернувшаяся Женщина-Дерево покопалась в большой кожаной сумке с яркими ступенчатыми узорами и извлекла из неё тёмно-коричневое платье из мягкой кожи. В это платье она велела одеться Эмили.
Через некоторое время появились ещё четыре человека и принесли барабаны. Все пришедшие сели в ряд, повернувшись лицом к северу, женщины устроились позади мужчин. Горный Ворон неподвижно лежал по другую сторону костра.
Была уже ночь, когда индейцы начали петь и стучать в барабаны. Женщина-Дерево потряхивала седой головой и костяной ложкой размешивала что-то в деревянной миске, шевеля руками в ритм барабанам. В какой-то момент она прекратила свои действия, достала из кожаного мешка чучело вороны с привязанными к хвосту четырьмя орлиными перьями и протянула его в сторону Эмили. Девушка неуверенно взяла чучело и стала ждать дальнейших указаний. Спустя минут тридцать старуха показала знаком, что чучело нужно положить на грудь Горному Ворону. Сама она поднялась и начала пританцовывать возле костра, сделавшись благодаря каким-то неуловимым движениям похожей на птицу. Она двигалась, не спуская глаз с поющих людей. На шее у Женщины-Дерева болтался костяной свисток жёлтого цвета, который она периодически брала губами и издавала свист, похожий на крик орла. Из висевшего у неё на поясе мешочка она то и дело зачерпывала сухую жёлтую краску и, поплевав на ладони, размазывала её по своему лицу. Эмили увидела, что на двух пальцах левой руки индеанки отсутствовали крайние фаланги.
Послышался странный хлопок, будто разорвалось что-то натянутое, и Эмили увидела, что рана на боку Горного Ворона вскрылась, оттуда густо потекла кровь и какая-то зелень. Индеец глухо застонал. В жилище сразу сделалось темнее, но отсветы костра стали сочнее. Пространство наполнилось таинственными тенями, беззвучно метавшимися от стены к стене. Происходившее казалось непостижимым, и Эмили смотрела во все глаза. Сила и власть седой индеанки была необыкновенной. Дикари, которых она видела вокруг, безусловно, составляли особую породу людей, совершенно не схожую с французами и англичанами. Они умели разговаривать с огнём при помощи барабанного боя, и Эмили готова была поклясться, что огонь разговаривал с ними.
Женщина-Дерево жестом подозвала к себе Эмили и насыпала ей на руки жёлтый порошок, показывая, что его нужно размочить и выкрасить свой лоб. Эмили, косясь на окровавленного воина, принялась плевать в ладони и усердно натирать разбухшей густой краской свой лоб. Старуха удовлетворённо закивала головой.
Через некоторое время индеанка взяла в руки бубен, вымазанный жёлтым цветом, и принялась сама колотить в него. Остальные индейцы разом прекратили пение.
— Теперь поднимайся, — повернулась она к сыну и стала бить в бубен всё реже, но сильнее.
Горный Ворон сел, не открывая глаз. Его тело покачивалось. Старуха кивнула головой и дала понять Эмили, чтобы та покрыла жёлтой краской его лицо. Девушка покорно выполнила её указание. Внезапно Женщина-Дерево бросилась на сына, пронзительно свистя в костяной свисток, схватила чучело вороны и стала наносить клювом птицы быстрые удары по груди сидевшего индейца [16]. Эмили показалось, что она видела, как клюв чучела протыкал кожу Горного Ворона, но позже не обнаружила там ни единого следа. Мужчина коротко вскрикнул, но остался в сидячем положении. Тогда старуха проворно схватила свою деревянную миску с водой и бросила туда щепоть порошка жёлтой краски. Эту странную смесь она поднесла ко рту сына, и он послушно выпил всё до дна, так и не открыв глаз.
Затем Женщина-Дерево посыпала порошок на разложенные перед костром куски мяса и сказала:
