— Они поступили очень хитро, — вступил в разговор лорд Джонатан, — но все-таки недостаточно хитро. Усыпальницу все равно разграбили еще в древности. Расположение входа стало известно еще во времена Христа. — Он покачал головой. — Потом эти сведения были утеряны и, согласно легенде, были заново открыты уже в девятом веке. Элизабет была зачарована.
— А что это за темная дыра? — спросила она, указывая на место неподалеку от них.
На этот вопрос ответил Али:
— Сын знаменитого Гаруна аль-Рашида пробил вход в пирамиду ради сокровищ, которые якобы в ней хранились.
Имя показалось Элизабет знакомым, но она никак не могла вспомнить, где именно оно встречалось ей.
— Гаруна аль-Рашида?
— Да, о Гаруне аль-Рашиде знают хотя бы по сказкам «Тысячи и одной ночи».
Элизабет захлопала в ладоши:
— Замечательно!
— Эта дыра — новый проход, который пробил его сын, халиф Сиамун, — сказал Али.
Колетт оживилась, как только услышала слово «сокровище». Она повторила вслед за Али:
— Сокровище?
Их проводник пояснил:
— Ходили слухи, что внутри пирамиды спрятан изумруд гигантских размеров. Конечно, там так ничего и не нашли.
Лорд Джонатан добавил:
— Некоторые по-прежнему считают, что в этой пирамиде есть потайные коридоры и неоткрытые усыпальницы.
Али подтвердил, что это действительно так.
Джонатан Уик со смехом сказал:
— А еще на одном из бесчисленных камней можно увидеть самый странный иероглиф из всех когда-либо обнаруженных в Египте.
Элизабет заглянула ему в лицо:
— И что он означает?
— Его можно перевести так: «Верх здесь».
Она рассмеялась:
— Древняя шутка!
Он тоже засмеялся:
— Совершенно верно.
— Пришло время войти в пирамиду, ситте, если вы готовы, — предложил Али.
— Я готова, — уверила его Элизабет, хотя у нее снова отчаянно билось сердце, а ладони, скрытые перчатками, были, как ей показалось, влажными от пота.
— Будьте осторожны, миледи. И вы тоже, милорд. Путь длинный и временами опасный, — предостерег их Али.
Пирамиду Хеопса считали одним из семи чудес света за ее гигантские размеры, однако Элизабет знала, что ее внутреннее устройство с переходами, коридорами, вентиляционными отверстиями, большой галереей и усыпальницей фараона тоже было чудом архитектуры.
— Сначала нам надо попасть в большую галерею. Она очень длинная и узкая, — сообщил молодой проводник. — После того как мы спустимся почти на сто футов по одному наклонному переходу, а потом поднимемся еще на сто шестьдесят — и все это в толще пирамиды, — мы доберемся до помещения, в которое внесли фараона.
Они вереницей двинулись в проход.
Внутри пирамиды оказалось холодно.
Холодно и темно, поняла Элизабет с содроганием, когда они начали свой спуск в самое сердце великой пирамиды. Впереди, в каменном коридоре, держа в руке факел, ожидал их человек, закутанный в широкое одеяние с капюшоном. Примерно в сорока футах дальше, на самом краю полной темноты, стояла еще одна закутанная фигура с факелом. Дальше оказалась еще одна и еще… Их факелы служили единственным источником света в огромной каменной гробнице.
Элизабет старалась справиться с волнением и развеять страх, затаившийся в уголке ее сознания. Она слышала стук своего сердца и свое шумное дыхание, которое становилось все более и более затрудненным. Хотя потолок коридора находился достаточно высоко над ее головой, она остро ощущала присутствие многих тонн камня, нависавших над нею.
Элизабет всмотрелась вперед, в наполненный тенями переход, и не заметила, что шедшая впереди нее Колетт внезапно остановилась, как вкопанная. Элизабет невольно налетела на нее.
— Миледи…
— Что случилось, Колетт?
У молодой француженки отчаянно дрожал голос:
— Н-ничего.
— Нет, что-то случилось. В чем дело?
— Мне страшно.
— Страшно?
— Oui, миледи.
Элизабет невольно перешла на шепот:
— Чего ты боишься?
— Не знаю, миледи.
Служанка дрожала всем телом.
— Ты замерзла?
— Oui.
— Голова кружится?
— Oui.
— Тебе нехорошо?
— Oui.
— О Боже!
— Мне очень-очень жаль, миледи, но, кажется, у меня болезнь, от которой страдают некоторые люди, когда оказываются в закрытом помещении. Мне трудно дышать.
Элизабет ободряюще похлопала служанку по плечу:
— Постарайся успокоиться и дыши глубже.
Ее спутница застонала:
— C'est impossible[2]. У меня сердце вот-вот разорвется, миледи. Ноги меня не держат. Боже, я испортила вам посещение пирамид!
Элизабет прекрасно владела собой в критических ситуациях. Дома она часто успокаивала мать, или свою старшую сестру Каролину, или одну из служанок Стенхоуп-Холла. Она привыкла к тому, что некоторые женщины постоянно впадают в истерику. К счастью, она была не такой. Вот и сейчас ей очень пригодится умение не терять головы.
— Ничего, Колетт. Ты не виновата, — сказала она совершенно спокойно. — Бывает.
Али вернулся туда, где они остановились, а лорд Джонатан, шедший последним, быстро догнал их.
— В чем дело, ситте? Почему вы задержались?
— С вами все в порядке, Элизабет?
— Со мной все в порядке, — ответила она обоим мужчинам. — Но вот Колетт… Она плохо себя чувствует.
— Все дело в этом… месте, — всхлипнула француженка. — У меня такое чувство, будто стены наваливаются на меня!
Проводник воскликнул:
— Э, такое бывает! Не все ведут себя спокойно внутри гробниц.
