высоким был этот мужчина.
— Черные волосы? — внятно произнесла она, указывая на собственные темные локоны.
Мальчишка ухмыльнулся и снова кивнул.
Высокий мужчина с черными волосами.
Им мог быть только Джек.
Сделав знак свободной рукой, Элизабет велела посыльному:
— Подожди, пожалуйста.
Она ушла в дом, чтобы достать из ридикюля мелкую монетку, однако когда снова вышла за дверь, мальчишка уже исчез.
Элизабет закрыла синюю дверь, прошла в комнату и, поставив коробочку на столик у кушетки, принялась рассматривать ее. Она решила, что вещица изготовлена из алебастра и относится ко времени девятнадцатой династии. Значит, это была вещь древняя и весьма ценная. Резьба на крышке и боковинах была выполнена умелым мастером. Коробочка поражала своей изящной простотой.
Пульс девушки стал быстрым и неровным. Неуверенно протянув руку, она открыла крышку. Секунду была в недоумении — но только одну секунду.
Радостно улыбаясь, Элизабет достала из коробочки великолепную и очень реалистичную фигурку. Это оказалась миниатюрная овечка из черного оникса…
Элизабет хотелось, чтобы ее встреча с отцом после долгой разлуки произошла не на глазах у всех. Однако этому не суждено было случиться. Все путешественники собрались в главном здании гостиницы на традиционный английский чай, когда к дверям подкатила его коляска.
Глядя в окно, Элизабет поначалу его не узнала. Она увидела немолодого мужчину в пыльных одеждах. Когда тот сбросил с головы капюшон, то видно стало лицо, покрытое морщинами, обветренное и обожженное солнцем. Волосы у приехавшего были длинные, косматые и совершенно седые. Кожа его напоминала коричневый сафьян. Глаза привычно щурились.
Она поняла, что это ее отец, только когда Али бросился привязывать коня.
Что скажет ей отец после долгой разлуки? И что скажет ему она?
С глубоким волнением и нарастающим нетерпением Элизабет поднялась из кресла и поспешила в вестибюль, чтобы поздороваться с ним.
Эвери Гест, шестой граф Стенхоуп, стремительно прошел в парадную дверь гостиницы. Широкие одежды его развевались, сапоги были покрыты красной пылью пустыни. Граф что-то быстро говорил по- арабски, обращаясь к красивому молодому египтянину, шедшему рядом. В эту секунду он поднял голову, заметил ее и остановился, как вкопанный.
Рот его раскрылся от изумления.
— Лиззи?
Элизабет старалась владеть собой. Она не даст воли жгучим слезам, которые подступали к ее глазам. Она закусила нижнюю губу с такой силой, что во рту появился вкус крови.
— Да, папа.
Он посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, но не сделал к ней даже шага.
— Ты выросла.
— Да, выросла, — глуховатым голосом подтвердила она.
Внезапно на загорелом лице лорда Стенхоупа появилась виноватая улыбка.
— Ты уже больше не «моя малышка Лиззи» — да?
— Да, папа.
Она уже много лет не была «его малышкой Лиззи». Просто отца не было рядом, и он не видел, как она растет, как из ребенка превращается в подростка, из подростка — в юную женщину. И его не было рядом тогда, когда он был ей нужнее всего. Он сам этого захотел. Но в результате потеряли они оба.
Конечно, за прошедшие годы ее отец тоже изменился. Элизабет помнила его высоким, красивым, щеголеватым. Джентльменом с ног до головы, ухоженным и безупречно одетым по последнему слову портновского искусства, как подобало человеку с положением в обществе. А теперь отец сутулился. И она была почти одного с ним роста.
Ее отец превратился в старика.
Лорд Стенхоуп рассеянно погладил подбородок, и Элизабет заметила под его ногтями полоски красной глины.
— Сколько времени прошло, Элизабет?
— Три года.
— Три года? Так много?
«Почти четыре, будь ты проклят!» — хотелось крикнуть ей в ответ. Однако она сумела промолчать.
На его лице не было и тени раскаяния.
— Значит, тебе уже почти…
— Восемнадцать, папа. Весной мне исполнится восемнадцать.
— Ты уже можешь считаться взрослой женщиной.
— Я и есть взрослая женщина.
Он виновато улыбнулся.
— Да, конечно-конечно. И к тому же красивая.
Элизабет зарделась от удовольствия.
Это был первый комплимент, который она услышала от отца с того дня, когда он предположил (лет пять или шесть назад), что она, возможно, не окажется такой же пустышкой, как ее старшая сестра Каролина. Та превратилась в совершенно никчемную ветреницу, которую интересовали только сплетни, модные наряды, бессмысленные развлечения и молокососы, смеющие называть себя мужчинами.
После того случая лорд Стенхоуп и его старшая дочь редко сходились во мнениях хоть по какому-то вопросу. Больше того, Каролина даже не стала приглашать его на свою свадьбу, хотя в тот момент он как раз ненадолго появился в Англии, чтобы навестить семью.
Но это, конечно, все осталось в прошлом, пыталась убедить себя Элизабет, пока ее отец стряхивал с сапог пыль пустыни. Еще секунда-другая, и он спросит ее о матери, или о Франклине, или о Каролине, или хотя бы о милой бедняжке Анни.
Вместо этого лорд Стенхоуп напомнил ей:
— Не следует заставлять остальных дожидаться нас. Я был бы не прочь выпить чаю. В горле у меня пересохло.
Элизабет шагнула к нему и, понизив голос настолько, чтобы ее мог услышать только он, решительно сказала:
— Мне надо поговорить с вами наедине, папа. У меня чрезвычайно важное дело.
Он рассеянно-небрежно взмахнул рукой:
— Может быть, за чаем.
Она устремила на него укоризненный взгляд своих огромных зеленовато-серых глаз:
— Мы должны остаться вдвоем.
— Вдвоем, конечно, — согласился он после секундной паузы. — Нам надо будет поговорить. Скоро.
— Как можно скорее.
— Скоро. Я обещаю.
У Элизабет упало сердце. Она вспомнила множество других обещаний, которые он ей давал в прошлом и которые так и остались невыполненными.
«Обещаю, что в день, когда тебе исполнится семь лет, ты получишь в подарок белого пони».
«Обещаю, что ты поедешь со мной в Лондон, когда я в следующий раз соберусь туда».
«Обещаю, что в этом году приеду на Рождество домой», «Обещаю, что в этот раз я не уеду, не попрощавшись».
Обещаю…
Обещаю…
Обещаю…
Элизабет больше не верила обещаниям. Она уже много лет им не верила.
Чьи-либо безответственные обещания разбивают вам сердце.
