бросить что-нибудь типа: «Гляди-ка! Вместо старого танка “Шерман” они гоняют “М-60”» или: «Неужели они считают нас идиотами, способными принять “F-5” за “МиГ-29”?» Для Кейт все это было лишено смысла. Она считала, что мальчишки запоминают подобную чепуху, потому что им нравится делать модели и они никогда не перестают гордиться своими техническими познаниями.
Двор опустел, охранники удалились от часовни, а в груди у Кейт щемило от ощущения потери и бессилия. Чтобы поддержать разговор, она спросила:
– Откуда ты знаешь, что это… как его… «Джет Рейнджер»?
– Я летал на таком.
Ответ удивил ее, и она посмотрела на О’Рурка, отметив при тусклом свете хлопья ржавчины, запутавшиеся в его покрытых каменной пылью бородке и волосах. Кейт попыталась представить, как может выглядеть в данный момент ее собственная прическа.
– Летал?
Повернувшись, к ней, он ухмыльнулся, по-мальчишески тряхнув головой.
– Во Вьетнаме. Кажется, я там был единственным, кому нравилось летать на мясорубках.
– На мясорубках? – Она непроизвольно провела растопыренными пальцами по своим волосам, вычесывая мусор.
– Вертолетах. – О’Рурк оглянулся на машины, выезжавшие из охраняемых главных ворот. – Впрочем, знавал я одного офицера, который летал на мясорубках в долину А Шау, что не отбило у него охоты летать. Он подбрасывал меня туда несколько раз, а позже, когда я уже заполучил новую ногу, выяснилось, что он организовал авиакомпанию в Калифорнии, неподалеку от ветеранского госпиталя, где я лежал. – О’Рурк поскреб подбородок, словно удивившись тому, что начал рассказывать такую длинную историю. – Короче говоря, он давал мне уроки.
– А лицензия у тебя есть? – спросила Кейт, наблюдая за разъездом гостей и ломая голову над тем, как узнать, где будет проходить Церемония следующей ночью. Город, секс, подземный ход, факелы, музыка – все казалось нереальным. Реальным был лишь Джошуа. Усилием воли она взяла себя в руки.
– Нет. – О’Рурк внимательно осмотрел дверь. Она была заперта на висячий замок и ржавый засов, которые легко выбить. – Я решил, что перед одноногим пилотом открываются не слишком блестящие перспективы… И пошел в семинарию… – Вдруг он резким движением заставил ее пригнуть пониже голову и потащил в какую-то нишу. – Тс-с-с…
Через минуту замок подергали и открыли. Луч фонаря скользнул по внутреннему пространству часовни, после чего дверь захлопнули и заперли на ключ. Они молчали минут пять, прежде чем снова заговорили.
– Должно быть, последняя проверка, – прошептал О’Рурк.
Они прокрались обратно к двери. Во дворе было темно и пусто, главные и боковые ворота закрыты. Башня Киндия вырисовывалась темным силуэтом на фоне низкой облачности, освещаемой заревом огней нефтехимического комбината на северо-востоке.
Они выждали еще минут двадцать. Кейт растирала онемевшее от напряжения лицо. Затем О’Рурк выбил дверь. Засов легко вылетел из прогнившего дерева.
– Музейные работники расстроятся, когда увидят, что мы сотворили с их часовней. – Кейт сознавала, что шутка получилась не из лучших. Она вздохнула с облегчением, когда поняла, что им не придется лезть по тоннелю обратно.
Продвигались они медленно, скрываясь за разрушенными стенами и голыми розовыми кустами, но на территории дворца уже никого не осталось, а на улицах не было ни одной машины. Казалось, что вся Церемония им только приснилась.
Ограда вокруг дворца была по-прежнему опутана колючей проволокой; повсюду было насыпано битое стекло. Но О’Рурк отыскал где-то на задворках низкую калитку, через которую вполне можно было перелезть.
Хотя после нашествия стригоев улицы Тырговиште оставались пустынными и тихими, Кейт и О’Рурк старались держаться в тени аллей. Даже городские собаки не смели лаять той ночью.
Мотоцикл так и стоял в сарае. Пока О’Рурк возился с громоздкой машиной, Кейт забралась наверх, чтобы забрать дорожную сумку. Проникавшие сквозь запыленное окно отблески огней нефтехимического комбината освещали гнездышко в соломе, где они с О’Рурком лишь несколько часов назад занимались любовью.
«Неужели это было на самом деле?»
Кейт устало вздохнула, свернула одеяло и спустилась вниз.
Распахнув двери, О’Рурк выкатывал на улицу неуклюжую машину.
– Тысячу долларов отдала бы за возможность принять сейчас ванну, – сказала Кейт, вытряхивая мусор из волос и одежды. – И пять сотен – за нормальный сортир.
– Вынимай чековую книжку, – откликнулся священник, заводя мотор.
Францисканский монастырь находился в старом районе Тырговиште. По узеньким улочкам здесь не прошла бы и «дачия». Но в этих местах не было вообще никаких машин. Тарахтенье мотоцикла, эхом отдававшееся от старинных стен, казалось Кейт неприлично громким. При тусклом свете фары можно было заметить, что почти каждый из домов имел какую-либо индивидуальную черту: фрагмент ярко окрашенной филенки, окна восхитительной формы на каком-нибудь древнем домишке размером с шалаш, причудливая резьба по камню, мастерски выкованная калитка на почти повалившемся заборе или даже промелькнувшие льняные занавески в окне сооружения, которое в Штатах сошло бы разве что за фермерский сарай.
Монастырь представлял собой удлиненное одноэтажное здание, расположенное в глубине квартала, где пустыри чередовались с темными строениями, многие из которых не имели окон. О’Рурк проехал один раз мимо, развернулся, осмотрел здание со стороны, свернул в аллею и обогнул монастырь с тыльной стороны, выглядевшей пустынной и заброшенной. На калитке висел замок, но забор был невысокий. Кейт разглядела на заднем дворе ухоженный сад и силуэты шпалер.
– Подожди здесь немного, – тихо сказал О’Рурк, остановив мотоцикл в рощице у пересечения аллеи с большой улицей. – Если стригои на нас охотятся, они могли кого-нибудь оставить.
Кейт прикоснулась к его руке и, несмотря на усталость и подавленность, ощутила магнетизм возобновившегося контакта.
– Не стоит рисковать, – прошептала она. О’Рурк ухмыльнулся.
– А как насчет ванны? Санузла со всеми удобствами? Может быть, даже чистой одежды?
Кейт начала выбираться из коляски.
– Я иду с тобой.
Он отрицательно качнул головой.
– Нет. Садись на мое место. Если я буду выходить второпях, заводи мотор и подбирай меня на ходу. Ты умеешь обращаться с мотоциклом?
Кейт нахмурилась, но кивнула. За время поездки она достаточно присмотрелась и не сомневалась, что справится с задачей. Почему-то ей вдруг вспомнилась «миата», сгоревшая во время пожара. Она очень любила ту машину… любила ощущение свободы и радости, появлявшееся у нее, когда она неслась по извилистым горным серпантинам, а в лицо светило солнце Колорадо и волосы развевались на ветру…
– Кейт! – О’Рурк сдавил ей плечо. – Ты меня слышишь?
– Да. – Она потерла щеки и глаза ладонями, физически ощутив тяжесть навалившейся усталости.
О’Рурк пошел прочь по аллее, почти невидимый в своей черной одежде, а Кейт осталась сидеть, прислушиваясь к шороху сухих листьев на деревьях. Больше до нее не доносилось ни звука – ни жужжания насекомых, ни щебета птиц, ни шума машин от проходящей в сотне футов вдоль аллеи дороги. Она попыталась воскресить в памяти волнение и радость жизни, пережитые ею во время прогулок в мае по Бухаресту, вид молодых парочек, целующихся на неосвещенных дорожках, смех, бабушек, присматривающих за внуками в парке Чишмиджиу. Все это происходило в другом мире.
– Никого нет, – раздался сзади голос О’Рурка, и Кейт подскочила от неожиданности. Оказывается, она чуть не заснула.
Оставив мотоцикл между деревьев, они легко преодолели невысокую ограду и проникли в монастырь через незапертое окно.
– Францисканцы живут в Тырговиште с тринадцатого века, – тихо сказал О’Рурк, зажигая свечу.
