и возможностью приобретения свидетельства о рождении, водительских прав, кредитных карточек, копий школьного аттестата и диплома колледжа и тому подобных бумажек, то есть было просто-напросто детской забавой.
Детской забавой, конечно, для Джеймса Б. Хансена, который, еще будучи ребенком, любил отрывать у мух крылышки и потрошить котят. Хансен знал, что это неопровержимый признак социопатических наклонностей и опасной психотической личности, – два года он зарабатывал себе на жизнь, будучи профессором психологии, и рассказывал об этих самых вещах, читая курс психопатологии, – но это его нисколько не тревожило. То, что конформисты – стоящие у власти посредственности, одетые в одинаковые пиджаки, – считали социальной патологией, было на самом деле, как он твердо знал, освобождением от социальных условностей и ограничений, выходом за те границы, нарушения которых миллионы окружавших его слабаков даже не могли себе представить. Так что Хансен на протяжении двух десятков лет без всякой сентиментальности осознавал свое превосходство над всеми остальными. Единственной полезной вещью, которую для него сделала школа в Небраске, было прохождение полного набора тестов. Благодаря этому он смог заблаговременно получить представление о своих возможных эмоциональных и учебных проблемах. Изумленный школьный психолог тогда сказал его матери, что коэффициент умственного развития Джимми (в то время его звали по-другому) равен 168, то есть соответствует гениальности. Хотя, возможно, он еще выше, просто дело в том, что набор тестов, которым располагает школа, не в состоянии отразить более высокий показатель. Это, впрочем, не явилось для паренька новостью, так как Джимми всегда знал, что он гораздо умнее всех своих одноклассников и учителей (настоящих друзей или даже близких приятелей у него не было). Это объяснялось не высокомерием, а просто проницательностью и наблюдательностью. Школьный психолог сказал, что молодому Хансену было бы полезно учиться по программе для талантливых и особо одаренных детей или в специальной школе для молодых дарований, но в 1960-х годах в Карни, штат Небраска, ничего подобного, конечно, не имелось. Кроме того, к тому времени учительница Хансена узнала – из собственных сочинений Джимми – о том, что шестнадцатилетний школьник обожает мучить собак и кошек, и над Джимми нависла угроза отчисления. Только вмешательство больной матери и его собственная твердость помогли ему удержаться в школе.
В этих сочинениях Хансен в последний раз в жизни сказал правду о чем-то важном.
Еще в ранней молодости Джеймс Б. Хансен познал глубокую истину, а именно то, что едва ли не все эксперты, специалисты и профессионалы – абсолютное дерьмо. Самой главной составляющей их так называемых профессий являлся язык, жаргон, специализированный лепет. Учитывая это, а также обладая умением быстро и внимательно читать все, относящееся к делу, и облачась в соответствующее одеяние, любой достаточно умный человек мог без всякого труда прикинуться кем угодно. На протяжении тридцати двух лет успешного освобождения от правды и раз навсегда предопределенной личности Хансен никогда еще не исполнял роли пилота авиалинии или нейрохирурга, но подозревал, что вполне мог бы попробовать и эти занятия.
За эти годы он успел побывать преподавателем английского языка, ведущим редактором крупного издательства, заведующим складом тяжелого строительного оборудования. Он преуспел как гонщик, участвуя в ралли национального уровня на серийных автомобилях, как психиатр на Парк-авеню,[18] как профессор психологии, как герпетолог и специалист по добыче змеиного яда, как специалист по магниторезонансной медицинской диагностике, как компьютерный дизайнер, получил приз лучшего риэлтора, побывал политическим консультантом, авиадиспетчером, пожарником и испробовал еще с полдюжины других специальностей. Ни одной из них он не учился специально, зная об избранной на ближайшее будущее работе лишь то, что можно было почерпнуть во время посещений библиотеки.
Джеймс Б. Хансен пришел к выводу, что миром управляют не деньги, а глупость и легковерие.
Хансену довелось жить в более чем двух дюжинах крупных американских городов и провести два года во Франции. Европа ему не нравилась. Взрослые там были слишком высокомерными, а маленькие девочки – чересчур практичными. Там трудно было достать пистолет. Но флики там были такими же тупыми, как копы в Америке, а еда, видит бог, куда лучше.
Его карьера серийного убийцы началась, когда ему перевалило за двадцать три года, хотя ему приходилось убивать и до того.
Отец Хансена не оставил ни страховки, ни сбережений, только долги и незаконно добытый карабин «М- 1» времен корейской войны, да три обоймы патронов. На следующий день после того, как Беркстром, преподававшая английский язык в девятом классе, побежала к директору с сочинениями Хансена, в которых он описывал, как любит мучить животных, Хансен зарядил карабин, положил его в старую отцовскую сумку для гольфа вместе с клюшками и потащил все это в школу. Никаких металлодетекторов в то время не существовало. План Хансена был весьма изящным. Он намеревался убить миссис Беркстром, директора, школьного психолога – тот оказался предателем: совсем недавно он рекомендовал его в школу для одаренных детей, а теперь говорил о необходимости интенсивного лечения, – а потом всех одноклассников, которых он сумеет отыскать, прежде чем у него кончатся боеприпасы. Джеймс Б. Хансен мог положить начало той традиции, которая получила распространение после Колумбийской бойни, случившейся на тридцать пять лет позже. Но Хансен ни за что не покончил бы с собой во время или после акта. Его план состоял в том, чтобы убить как можно больше народу, в том числе его хрипящую, кашляющую, совершенно бесполезную мать, а затем, наподобие Гекльберри Финна, удрать как можно дальше.
Но благодаря двум обстоятельствам – своей гениальности, подтвержденной коэффициентом умственного развития, и тому, что первым уроком в этот день была гимнастика, а ему совершенно не хотелось впадать в состояние одержимости убийством, будучи одетым в дурацкие спортивные трусы, Хансен передумал. Во время перерыва на ленч он отнес сумку с клюшками и карабином домой и спрятал «М-1» в укромном месте в подвале. Он знал, что найдет возможность свести счеты позже, когда после этого не придется пускаться в бега и всю жизнь прятаться от полицейских, гоняющихся за тем, что он уже тогда называл своей «личиночной личностью».
И потому через два месяца после похорон его матери и продажи дома в Карни и через месяц после того, как он покинул университет, не оставив адреса для пересылки почты, Хансен глубокой ночью вернулся в свой родной город. Он дождался, пока миссис Беркстром в тусклом утреннем свете – а зимние ночи в Небраске очень долгие – вышла из своего микроавтобуса, дважды выстрелил ей в голову из «М-1» и уехал на восток, по дороге выкинув карабин в реку Платт.
Вкус к изнасилованию и убийству молоденьких девочек он почувствовал, когда ему было двадцать три года, после неудачного – не по его вине – первого брака. С тех пор Джеймс Б. Хансен был женат семь раз, хотя настоящее сексуальное удовлетворение он получал лишь с девочками-подростками. Жены были хорошим прикрытием и важной частью той личности, которую он выбирал для себя на тот или иной период, но вялые мускулы и потасканные усталые тела женщин средних лет не вызывали у Хансена никакого волнения. Он считал себя знатоком девственниц. И надругательство над девственностью было для него подобно букету и аромату излюбленного прекрасного вина.
Джеймс Б. Хансен знал, что существующее в обществе отвращение к педофилии – всего лишь очередной пример отказа людей от того, что привлекает их сильнее всего. С незапамятных времен мужчины стремились сеять свое семя в самых молодых и самых свежих девочек. Хотя сам Хансен никогда и нигде не оставлял своего семени, не забывая использовать презервативы и резиновые перчатки, особенно после того, как анализ ДНК стал простым и обыденным делом. Но там, где другие мужчины довольствовались фантазиями и мастурбацией, Джеймс Б. Хансен действовал и наслаждался.
Хансен не раз подумывал, не стоит ли добавить к своему хамелеоньему репертуару личностей еще и гомосексуализм, но все же наотрез отказался от этого. Извращенцем он не был.
Зная психопатологию своих влечений, Хансен избегал стереотипного, предсказуемого поведения. Он уже вышел за возрастные рамки обычного серийного убийцы. Он подавлял в себе желание совершать больше одного убийства в год. Он мог позволить себе летать, куда и когда угодно, очень внимательно следил за тем, чтобы распределять свои жертвы по всей стране, не давая возможности установить географическую привязку к месту, где он в то время обитал. Он не оставлял себе никаких сувениров, кроме фотографий, которые хранились в титановом ящике, спрятанном в дорогом сейфе, установленном в снабженной несокрушимой дверью оружейной комнате в подвале его дома.
Туда не разрешалось входить никому, кроме него самого. Если бы полиция нашла его ящик с
