– Что? – У него был усталый взгляд игрока, который начинает терять концентрацию.
– Зачем ты это сказал? Не понимаешь, что сейчас будет?
– Нет, не понимаю, – ответил он. – И ты не понимаешь, и никто не понимает. Скоро узнаем, – и вышел, чтобы присоединиться к остальной компании.
Ждать пришлось недолго. И он был прав, когда сказал, что никто не знает, чем закончится его выходка. Наш черный президент лишний раз продемонстрировал качества, благодаря которым он стал тем, кем стал. Все уселись за стол, и в напряженной тишине он сказал, обращаясь одновременно и к Андрею, и ко всем остальным: «Что же, я получил еще одно доказательство, что все мы – высшее руководство компании – должны как можно больше времени проводить в наших операционных подразделениях. Потому что только от наших коллег на местах и от наших заказчиков мы можем узнать настоящую правду». Он знал, что говорил, поймал верную тональность, и каждое следующее слово звучало весомее предыдущего. «Конечно, у нас есть стратегия, – это обращаясь и к Андрею, – и это стратегия победы. Но если здесь, в центре Москвы, руководитель одной из самых успешных наших компаний считает, что ее у нас нет, это может означать лишь одно, – а это уже к сопровождающим, – это означает, что мы не смогли правильно донести нашу стратегию до операционных подразделений, то есть до тех, кому воплощать ее в жизнь. И это означает, что у нас есть реальная проблема, на которую нам указал Андрей».
Он говорил что-то еще, и другие тоже говорили. По окончании все хлопали Андрея по плечу: «Это было великолепно, да, настоящий урок для всех нас, на высоте, как всегда...» Потом поехали ужинать в отдельном кабинете в пафосном «Турандот», и там опять все про то же, какой Андрей “great guy”. Ну и мы, конечно, “great guys”, и вся “Russian team” тоже “great”. Андрей сидел напротив президента, и мне хорошо были видны выражения их лиц. На лице Андрея читалась с трудом скрываемая усталость. Он победил в очередном раунде бесконечной и, как он сам потом говорил, бессмысленной схватки, набрал очередные очки, с которыми не знал, что делать, но которые помогали и ему, и всем нам сохранить иммунитет от выполнения совсем уже безумных распоряжений. На лице президента сияла белозубая улыбка, и мне, например, невозможно было понять, что в этот момент происходило под крышей башни из черного дерева.
Это просто одна из историй, можно еще десять или двадцать таких вспомнить, а есть наверняка такие, о которых я не знаю. И я его спрашивал:
– Зачем ты это делаешь?
– Что – это?
– Зачем ты все время их провоцируешь. Ведь часто у тебя нет ничего на руках, ты просто блефуешь, зачем? Ведь ты же не игрок по натуре?
И вот тут он смотрит на меня своими усталыми серыми глазами:
– Ты знаешь, какой я по натуре? Ты уверен?
Я стараюсь не смущаться:
– Конечно, я не знаю, какой ты, но знаю, что ты не игрок. А здесь ты играешь, потому что нельзя знать, какая выпадет цифра, а цифра может выпасть такая, что мы многое потеряем. И ты в том числе.
– Например, что?
– Урежут маркетинговый бюджет, который у нас больше, чем у других, будут присылать еще больше аудиторов, отнимать время на всякую чушь... Ты же сам все знаешь.
И он мне отвечает примерно вот что:
– Я сто раз объяснял вам и тебе тоже, что никакие процессы не стоят на месте. Сложные процессы в многомерном мире. И в этом мире, в отличие от футбольного матча, нельзя сыграть вничью, поэтому никогда нельзя играть на ничью.
– Это теория.
– Нет, – жестко перебивает он, – это самая настоящая практика. Если играешь на победу – есть шанс победить, если не играешь на победу, то и шанса нет. Если играешь на победу, нужно обострять позицию...
– Всегда обострять?
– Нет, не всегда, – он улыбается. – Если знать другие методы, то можно и не обострять. Если, например, того же результата можно добиться, отсосав у своего босса, и ты к этому готов, то можно и не обострять. Я пока не готов.
Я все-таки расскажу еще одну историю, после которой его немалый авторитет поднялся еще на один уровень. Через месяц примерно после визита президента компании (и, по-видимому, по итогам этого визита) наши «большие белые братья», как Андрей их называл, решили, что бизнес в России уже достаточно вырос, чтобы доверять его одним русским. То есть когда-то, до меня еще, здесь было полно иностранцев, но после кризиса девяносто восьмого года стали они по одному исчезать, и к концу девяносто девятого никого уже не осталось. Тогда, кстати, Андрей и стал генеральным директором. Так вот, пока бизнес рос, никто особенно сюда не рвался, ну разве что на три дня, а когда вырос до размеров Германии (а вы так прикиньте, где Россия и где Германия по уровню ВВП), то решили, что нужно это богатство как следует контролировать. И это при том, что мы были уверены, что и сами контролируем хорошо, и все аудиты у нас были удовлетворительными. Наш финансовый директор был мужик неплохой, звезд с неба не хватал, но свое дело делал исправно. И вот они решили его заменить. Их право. Вопрос в том, кем и как заменить. А так, что предложили найти ему работу внутри нашего региона, а вместо него приедет швед. И Андрей сказал – нет. Они говорят: как нет, ты в своем уме? Он говорит, что в своем и ответ отрицательный. Почему? Потому что работы внутри региона адекватной нет и получается, что человек пойдет на понижение. Они говорят: твои проблемы, а он говорит: нет, ваши и вы даже не понимаете, до какой степени они могут стать проблемами. Это ты что такое имеешь в виду? А я имею в виду, например, статью в хорошей газете, в которой рассказывается, как американская компания обращается со своими русскими менеджерами. Очень сейчас в тему будет такая статья. Это ты нам угрожаешь, что ли? Это я вам описываю правду жизни, которую вы, как всегда, не хотите видеть.
Вот так примерно он изложил нам суть своих переговоров, когда дело дошло до края. И примерно тогда же им была произнесена знаменитая фраза: “Because if you gonna treat us like shit then we will do the same. We will treat you like shit”[6].
– О, Господи, ты это сказал...
«И что ты собираешься делать дальше, – спросила его Маша, уже тогда директор по продажам. – Что ты можешь сделать с ними?»
«Я пойду до конца», – сказал Андрей.
– И что это значит?
– Это значит, что я напишу заявление об уходе, а потом дам интервью на тему «Почему я ушел из американской компании».
– А ты понимаешь, что будет после? Это ты просто на конкурентов сыграешь.
– А ты понимаешь, как мы будем работать дальше, если они поймут, что могут вот так жрать нас поодиночке? Учил я вас, учил, и ни хрена вы не поняли...
– Я с тобой, – сказал я.
– Ты... что со мной?
– Можешь ссылаться на меня и говорить, что я тоже уйду.
– И я, – сказал технический директор Паша. – Мне вон каждый месяц работу предлагают.
– Хорошо, – сказала Маша. Мы все были примерно одного возраста, только Андрей старше. – Только ты обещаешь, что сделаешь все возможное, чтобы не довести до крайностей.
– Обещаю, – сказал Андрей, улыбнулся. И мне показалось на мгновение, что у него в глазах блеснули слезы.
– То есть у тебя есть план? – Маша, как всегда, дожимала до конца.
– Есть.
– Тогда с Богом.
– Спасибо вам всем. С меня бутылка.
И в тот же день он позвонил главному HR’у компании и рассказал ему историю о дискриминации российских сотрудников. Про финансового директора, у которого больной отец на иждивении (что было полуправдой), о ценностях нашей компании, о том, как это может демотивировать остальных сотрудников,