бортпроводников и там точно лучше фильмы, чем в Аэрофлоте.
– Какая тебе разница, есть там русскоговорящая стюардесса или нет? – спросил я его тогда. – Ты же по-английски говоришь, как по-русски.
– Мне есть разница. И я хочу, чтобы всем была разница. Меня просто бесит, что ВА или Air France летают столько лет в Россию минимум два раза в день, а у них на борту никто не говорит по-русски. Они за это время столько денег заработали, что могли уже школы специальные открыть с преподавателем русского языка. Вот почему-то, когда они в Бразилию летают, то говорят по-португальски, а в Россию... Уроды.
– Это ты вот такой прямо настоящий патриот? – попробовал я тогда пошутить.
– Да, я вот такой патриот, – спокойно ответил он.
Как известно, с запада на восток лететь всегда быстрее, чем с востока на запад. Этому есть какое-то научное объяснение, но это слишком сложно для меня, человека сугубо гуманитарного, ну, может быть, с небольшой склонностью к финансам. Так или иначе, за девять часов полета я так и не позвонил жене, поэтому мне было немножко стыдно. Но в основном меня переполняли совсем другие чувства.
Сколько раз каждый из нас, улетая на самолете или уезжая на поезде, мечтал, чтобы на соседнем сиденье или диване напротив оказалась одинокая красавица! Ну, пусть не мечтал, но просто хотел, ну пусть не хотел, но точно бы не отказался. В юности я часто представлял себе, как это происходит, но, как и у большинства мечтателей, сон никогда не превращался в реальность. И вот теперь, весь устремленный в Москву к любимой жене, в кресле 5С у прохода я вижу девушку лет двадцати, которую можно увидеть только на обложке журнала.
Я еще раз посмотрел на свой бело-коричневый купон посадочного талона – да, все правильно – 5А. Еще два шага, она листает какой-то журнал, я подхожу, улыбаюсь и говорю по-русски: «Здравствуйте», – она отрывается от журнала и радостно улыбается: «Здравствуйте». И я говорю: «Может, вы хотите сесть у окна», – и она улыбается благодарно: «Да, если можно». И я говорю: «Садитесь, мне все равно, где сидеть», – а сам думаю, что хорошо бы бизнес-класс был заполнен, иначе она пересядет туда, где два свободных места. Хотя это выяснится только тогда, когда войдут все пассажиры. А сейчас она аккуратно, чтобы не удариться головой о полки для багажа, усаживается в кресло у окна. И я усаживаюсь с ней рядом. «Настя», – говорит девушка, по-видимому, в знак благодарности. «Константин», – говорю я, чтобы продолжить разговор. Но продолжения сразу не получается, потому что она достает из коричневой сумки IPod, наушники и снова улыбается мне.
– Еще раз спасибо.
– Еще раз не стоит, – она надевает наушники, нажимает “play” и закрывает глаза. Самое время оглядеться и прийти в себя. Только одна пара кресел в среднем ряду пуста. На остальных сидят по одному или по двое. Уже хорошо. Я достал из кармана переднего кресла проспект и стал просматривать кинопрограмму. Я плохо сплю в самолете – часа два, три максимум, к музыке довольно равнодушен, и поэтому хороший фильм имеет для меня большое значение. Еда, два фильма, короткий сон – и ты в Москве. Это в обычной ситуации. Эта ситуация обычной не была.
Вообще я спокойно отношусь к девушкам. Они у меня всегда были, и не могу сказать, чтобы я был эмоционально сильно вовлечен в эти отношения. Потом я встретил Ирину, и мы довольно быстро стали жить вместе и потом довольно быстро поженились, потому что нам обоим казалось, что мы идеальная пара. И сейчас тоже кажется. За четыре года я ни разу не изменил Ирине, в том смысле, что у меня не было ни одного романа, – командировочные двухчасовые гостиничные развлечения не в счет. Тогда возникает естественный вопрос – чего это я так возбудился. Ответ будет прост. Я увидел девушку своей мечты, хотя лет с семнадцати ни о каких необыкновенных девушках не мечтал. Я увидел девушку своих снов, хотя давно уже никакие девушки мне не снились. Я сидел, делал вид, что изучаю список фильмов на направлении из США в Европу, а на самом деле краем левого глаза изучал ее розовые чуть припухлые губы, повторяющие неслышные мне слова песни, скуластую щеку, длинные пряди волос. Я даже не хотел с ней заговаривать – боялся, что при первых словах исчезнет очарование. Ее правая рука – узкая ладонь, длинные пальцы, красивое дизайнерское кольцо на безымянном – была от меня в нескольких сантиметрах. Всего несколько сантиметров – и я мог до нее как будто случайно дотронуться. Мое сердце стучало так, как в седьмом классе, – когда я впервые пошел в кино с девочкой и весь фильм думал, взять или не взять ее за руку...
Посадка закончилась. Два места в среднем ряду так и остались свободными, правда, ненадолго. Буквально через минуту в них устроился стодвадцатикилограммовый толстяк, решив, таким образом, проблему размещения. Мужчина, сидевший до этого рядом с ним, вздохнул с облегчением. Спасибо тебе, толстяк. Теперь и в самом деле можно было вчитаться в список фильмов.
– Простите, – сказала вдруг девушка, сняв наушники и повернувшись ко мне. У нее были зеленые глаза. – Мне там из сумки наверху достать нужно...
– Конечно, – я вскочил быстрее, чем следовало.
Пенсионного возраста стюардесса стремительно направилась ко мне. “Oh, sorry, just one second”, – извинился я. Рядом с моей сумкой стояла дорожная сумка “Fendi”. Я достал ее и протянул девушке. Пенсионерка объявила, что самолет не начнет движение, пока все пассажиры не займут свои места и не пристегнут ремни. Я поставил сумку на место, занял такое важное для меня кресло и пристегнул ремень.
– Извините, – сказала девушка.
– За что?
– Ну вот, вас из-за меня чуть не наругали.
– Наругали? – спросил я удивленно.
– Ну да, – засмеялась она. Кажется, она все время или смеялась, или улыбалась. – Наругали – так у нас в деревне говорили.
Господи, Боже ты мой! Услышать от двадцатилетней блондинки в бизнес-классе “Delta Airlines” – «у нас в деревне». Скорее уже «у нас в Оксфорде» или «у нас в Гарварде». При том, что последнее вполне может оказаться враньем. Не знаю, каким образом эти мысли отобразились на моем лице, но улыбка ее исчезла, губы чуть приоткрылись, она поправила волосы, заполняя паузу... Сейчас еще раз улыбнется и наденет наушники...
– Очень странно слышать, – сказал я.
– Что странно? – вроде бы все же образовалось продолжение разговора.
– Ну не знаю... мне кажется, сейчас никто не хочет признаваться, что он из деревни... тем более, если можно не признаваться. Хотя какая, по сути, разница, кто откуда, – надеюсь, не слишком снисходительно прозвучало.
– А-а, вы об этом, – будто бы даже разочарованно сказала она, ожидая от меня чего-нибудь, может быть, более умного. – Да нет, я москвичка, просто в детстве лето всегда проводила у бабушки в деревне, вот и привыкла так говорить. Вы, кстати, не первый, кто удивляется.
– Это уж можно не сомневаться, что не первый, и не второй, и не третий. И далеко деревня?
– В Смоленской области. Но такая настоящая. С шоссе сворачиваете, и полчаса еще ехать.
– Бываете там сейчас?
– Конечно, – удивилась она. – Там же бабушка и дедушка. Я прилетаю когда в Москву, всегда стараюсь хотя бы на день туда. Летом на сеновале сплю, как в детстве.
Самолет тяжело разбежался и плавно взлетел. Настя украдкой от меня перекрестилась и что-то прошептала. Я просто закрыл глаза. Я всегда закрываю глаза, когда самолет взлетает или садится. Не то чтобы боюсь – просто привычка. Но сейчас нельзя было долго сидеть с закрытыми глазами. Я повернулся – Настя смотрела в иллюминатор на стремительно удаляющийся город.
– Вы часто здесь бываете? – спросил я.
– Третий раз.
– Нравится?
– Не знаю. Вообще здесь прикольно, модельеры хорошие, фотографы отличные, но работа – она везде работа. Вы ведь, наверное, так же думаете?
– Почему?
– Ну, в костюме, с ноутбуком. Галстук, наверное, в машине сняли, а переодеться времени не было. Хотите, догадаюсь почему?
