– Ты ее не видел?
– Кого?
– Мать. А я видел. Они действительно почти не общаются. Она живет в Москве. По профессии она спившаяся театральная актриса. Идем дальше.
Это был жесткий удар. Если он говорил правду, а проверялось это на счет «раз-два», то все было еще хуже, чем я думал.
– Идем дальше, – методично вбивал он один гвоздь за другим. – Помнишь историю с сумкой, которую ты купил ей в Америке? Так вот, меня она попросила купить такую же и очень веселилась, когда рассказывала, как ты приехал и просил прощения. И ты вот сейчас смотришь на меня и не понимаешь зачем, да? Это нельзя понять, это иррационально. У нее в тот момент была такая тема, что надо довести тебя до того, что ты начнешь сомневаться, здоровый ты или нет, и поэтому будешь делать ошибки. Нравится история? Я, конечно, тоже хорош, что повелся на все это дерьмо, но тогда я еще не был до конца уверен, врет она или нет, хотя почти уже был уверен.
– И твой разговор о том, что я стану твоим преемником, – часть того же самого плана, – это был скорее не вопрос, а утверждение.
– И да, и нет. То есть, конечно, это был ее план, чтобы я с тобой поговорил, пообещал, тут ты и начнешь закладывать меня по полной программе. Но если все это отбросить, то профессионально я все равно поговорил бы с тобой, только в другом тоне, объясняя все возможные сценарии. И еще объясню, пусть даже сегодня, если ты еще слушать захочешь. Ты мне веришь?
– Думаю, что да. Потому что вскоре она стала рассказывать мне странные истории про то, как ты воруешь, и что если собрать на тебя компромат, то шансы мои резко повысятся.
– Ну да, я так и думал. Только это было чуть позже, когда ее разом постигли разочарования. Она поняла, что у тебя кто-то есть, – не спрашивай, как поняла, не знаю. Она поняла, что я ей не верю и что у меня в действительности меньше денег, чем она думала. Как-то все это сразу сложилось, и очень она стала нервничать. Особенно по последнему поводу.
– А она полагала, что ты много воруешь и поэтому у тебя много денег? – нам принесли еще по одному виски, и Андрей спросил меня: «Может, съедим салат какой-нибудь, что ли, а то пьяными будем, а нам есть еще о чем поговорить».
– Давай, – сказал я, – я мяса хочу.
– Ок. Давай, вот у них есть вырезка на гриле с овощами. Пойдет?
– Да, пойдет. Medium Well[55]. Рассказывай дальше.
– Прежде чем дальше рассказывать, я хочу извиниться перед тобой. Я вел себя как последний подонок, и оправдывает меня только результат, на который я уже и надеяться перестал.
– Почему ты спросил вначале, виделся ли я с ней?
– Когда мы расстались, она просила не рассказывать тебе ничего, потому что решила к тебе вернуться, осмотреться, переждать грозу. Я ей обещал и дал неделю на улаживание семейных проблем.
– И?
– И ничего бы не рассказал, если бы они уладились, потому что это означало бы, что именно такую ты и заслужил. Но они, как я понимаю, не уладились.
– Нет.
– Тогда за тебя. У тебя может возникнуть резонный вопрос – если я весной все уже понял, то чего тогда ждал до лета? Молчишь? Но я тебе все равно скажу. Твоя жена красивая и сексуальная... извини, что я так, но это, как говорится, научный факт. И вот в какой-то момент я подумал, что если все равно никому нельзя верить, то, может, лучше иметь дело с такой, с которой даже иллюзии не возникнет, даже намека на иллюзию, и решил проверить все это на каком-то разумном сроке совместного проживания, например, две недели, пусть даже и на отдыхе.
– Вы вместе были во Франции?
– Ну да, – он будто бы даже удивился моему вопросу. – Конечно. Но я не выдержал. Я вообще не понимаю, как ты мог столько времени с ней прожить, у нее же отовсюду дерьмо лезет. Она мне все эти дни мозг выносила, что вот-вот ты на меня телегу напишешь, что уже звонил кому-то, пока я ей не сказал: все, караул, устал.
– И она?
– Не поняла. Человек верит в то, во что хочет верить. Она верит в свою неотразимость и способность развести любого мужика.
– Ты ей про «все» во Франции сказал или потом, в Москве?
– В Москве. А что?
– Так, даты сверяю. Я тебе скажу, почему я мог с ней столько времени прожить. Свою версию. Человек не может состоять из одного дерьма, человек многогранен, и в нем хотя бы две-три грани хорошие есть, особенно молодой человек, потом уж, может, все дерьмом покрывается. Ты вот сказал, что я там хороший, позитивный, в общем, типа лох. Но пока она строила свою жизнь в расчете на меня, то была повернута ко мне вот этими недерьмовыми гранями. А когда с тобой связалась, думая, что ты вор, то повернулась к тебе тем местом, какое ты, как вор, и должен был оценить. Потом, может, поняла, что ошиблась, но с одним человеком, наверное, туда-сюда перестраиваться не получается. Вот такая моя версия. А ты, кстати, воровал или нет, так, без протокола, раз уж у нас разговор такой пошел?
Андрей слушал меня внимательно, чуть наклонив голову, не забывая по кусочку отправлять в рот мясо, чтобы не остыло. На последнем вопросе он положил вилку с ножом на тарелку и чуть отодвинул ее от себя пальцем.
– Хорошую ты мне историю рассказал. Очень похоже на правду, и вопрос твой правильный, и я на него отвечу.
– Можешь не отвечать, если не хочешь.
– Нет, я хочу. Я ничего не украл у этой компании и не взял ни одной взятки за все время работы. О чем сейчас иногда сожалею.
– Почему?
– Потому что, во-первых, эти компании специально устроены так, чтобы из них деньги вытаскивать, и этого никто не заметит, никакие аудиторы. И мешал мне это делать не страх перед неотвратимым наказанием, потому что наказания никакого и быть не могло – ну, попросили бы уйти, и я с удовольствием ушел бы, имея десять миллионов в плюсе.
– Например, рекламные деньги дистрибьюторов?
– Например. Просто надо понять, что так устроен этот мир, в котором ты собираешься делать карьеру.
– Но ведь за границей не воруют?
– В Америке, скорее всего, нет, в Европе – смотря в каких странах. Ты знаешь, это почти как не платить налоги – все стремятся как-то увернуться и заплатить меньше, чем надо. Потому что знают – деньги эти пойдут черт знает куда, а половина или третья часть все равно будет разворована, но уже другими людьми.
– Хорошо, в Америке не воруют, в Европе где-то тоже не воруют, и ты тоже не воруешь и платишь налоги, и при этом сделал успешную карьеру – значит, можно жить честно.
– Совсем честно не получится. Ведь мы знаем, что наши партнеры дают откаты по всем почти крупным контрактам, и заранее закладываем эти откаты в скидки. Ты ведь не будешь говорить, что не знаешь, ты сам сидишь в тендерном кабинете, и видишь все эти цифры и колонку «агентское вознаграждение» в табличке, и ты знаешь, что это такое.
– Да, знаю.
– Но ведь это уже нечестно по отношению к компании, ты уже нарушаешь бизнес-этику, то есть внутренне ты готов к компромиссу, я знаю, что другие воруют, но не я.
– Да.
– Тогда поверь, что со временем границы допустимых компромиссов будут расширяться и каждый раз этому будет оправдание. Я не знаю, как далеко зайдешь именно ты, но лучше бы тебе сразу или остановиться, или решиться на что-то.
– А как далеко зашел ты?
