дети...Никогда не думал, что такаяМожет быть тоска на белом свете.1944, Бари* * * Вновь тоскую последних три дняБез тебя, мое старое горе.Уж не бог ли, спасая меня,Затянул пеленой это море? Может, в нашей замешан судьбе,Чтобы снова связать нас на годы,Этот бог для полета к тебеНе дает мне попутной погоды.Каждым утром рассвет, как слеза,Мне назавтра тебя обещает,Каждой полночью божья грозаС полдороги меня возвращает.Хорошо, хоть не знает пилот,Что я сам виноват в непогоде,Что вчера был к тебе мой полетПросто богу еще неугоден.1944, Бари
Летаргия
В детстве быль мне бабка рассказалаОб ожившей девушке в гробу,Как она металась и рыдала,Проклиная страшную судьбу,Как, услышав неземные звуки,Сняв с усопшей тяжкий гнет земли,Выраженье небывалой мукиЛюди на лице ее прочли.И в жару, подняв глаза сухие,Мать свою я трепетно просил,Чтоб меня, спася от летаргии,Двадцать дней никто не хоронил.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Мы любовь свою сгубили сами,При смерти она, из ночи в ночьПросит пересохшими губамиЕй помочь. А чем нам ей помочь? Завтра отлетит от губ дыханье,А потом, осенним мокрым днем,Горсть земли ей бросив на прощанье,Крест на ней поставим и уйдем.Ну, а вдруг она, не как другие,Нас навеки бросить не смогла,Вдруг ее не смерть, а летаргияВ мертвый мир обманом увела? Мы уже готовим оправданья,Суетные круглые слова,А она еще в жару страданьяЧто-то шепчет нам, полужива.Слушай же ее, пока не поздно,Слышишь ты, как хочет она жить,Как нас молит – трепетно и грозно — Двадцать дней ее не хоронить!
Музыка
1
Я жил над школой музыкальной,По коридорам, подо мной,То скрипки плавно и печально,Как рыбы, плыли под водой,То, словно утром непогожимДождь, ударявший в желоба,Вопила все одно и то же,Одно и то же все – труба.Потом играли на рояле:До-си! Си-до! Туда-сюда!Как будто чью-то выбивалиИз тела душу навсегда.
2
Когда изобразить я в пьесе захочуТоску, которая, к несчастью, не подвластнаНи нашему армейскому врачу,Ни женщине, что нас лечить согласна,Ни даже той, что вдалеке от нас,Казалось бы, понять и прилететь могла бы,Ту самую тоску, что третий день сейчасТак властно на меня накладывает лапы, — Моя ремарка будет коротка:Семь нот эпиграфом поставивши вначале,Я просто напишу: «Тоска,Внизу играют на рояле».
3
Три дня живу в пустом немецком доме,Пишу статью, как будто воз везу,И нету никого со мною, кромеМоей тоски да музыки внизу.Идут дожди. Затишье. Где-то тамРаз в день лениво вспыхнет канонада.Шофер за мною ходит по пятам:– Машина не нужна? – Пока не надо.Шофер скучает тоже. Там, внизу,Он на рояль накладывает рукиИ выжимает каждый день слезуОдной и той же песенкой – разлуки.Он предлагал, по дружбе, – перестать:– Раз грусть берет, так в пол бы постучали...Но эта песня мне сейчас под статьСвоей жестокой простотой печали.Уж, видно, так родились мы на свет,Берет за сердце самое простое.Для человека – университетВ минуты эти ничего не стоит.Он слушает расстроенный рояльИ пение попутчика- солдата.Ему себя до слез, ужасно жаль.И кажется, что счастлив был когда- то.И кажется ему, что он умрет,Что все, как в песне, непременно будет,И пуля прямо в сердце попадет,И верная жена его забудет.Нет, я не попрошу здесь: «Замолчи!»Здесь власть твоя. Услышь из страшной далиИ там сама тихонько постучи,Чтоб здесь играть мне песню перестали.1945
* * *
Над сном монастыря девичьегоВсе тихо на сто верст окрест.На высоте полета птичьегоНад крышей порыжелый крест.Монашки ходят, в домотканоеОдетые, как век назад,А мне опять, как окаянному,Спешить куда глаза глядят.С заиндевевшими шоферамиМне к ночи где-то надо быть,Кого-то мучить разговорами,В землянке с кем-то водку пить.Как я бы рад, сказать по совести,Вдруг ни к кому и никогда,Вдруг, как в старинной скучной повести,Жить как стоячая вода.Описывать чужие горести,Мечтать, глядеть тебе в глаза.Нельзя, как в дождь на третьей скоростиНельзя нажать на тормоза.1945
* * *
Да, мы живем, не забывая,Что просто не пришел черед,Что смерть, как чаша круговая,Наш стол обходит круглый год.Не потому тебя прощаю,Что не умею помнить зла,А потому, что круговаяКо мне все ближе вдоль стола.1945
* * *
Мы оба с тобою из племени,Где если дружить – так дружить,Где смело прошедшего времениНе терпят в глаголе «любить».Так лучше представь меня мертвого,Такого, чтоб вспомнить добром,Не осенью сорок четвертого,А где-нибудь в сорок втором.Где мужество я обнаруживал,Где строго, как юноша, жил,Где, верно, любви я заслуживалИ все-таки не заслужил.Представь себе Север, метельнуюПолярную ночь на снегу,Представь себе рану смертельнуюИ то, что я встать не могу;Представь себе это известиеВ то трудное время мое,Когда еще дальше предместияНе занял я сердце твое,Когда за горами, за доламиЖила ты, другого любя,Когда из огня да и в полымяМеж нами бросало тебя.Давай с тобой так и условимся:Тогдашний – я умер. Бог с ним.А с нынешним мной – остановимсяИ заново поговорим.1945
* * *
В чужой земле и в городе чужомМы наконец живем почти вдвоем,Без званых и непрошеных гостей,Без телефона, писем и друзей,Нам с глазу на глаз можно день прожить,И, слава богу, некому звонить.Сороконожкой наша жизнь была,На сорока ногах она ползла.Как грустно – так куда-нибудь звонок,Как скучно – мигом гости на порог,Как ссора – невеселый звон вина,И легче помириться вполпьяна.В чужой земле и в городе чужомМы наконец живем почти вдвоем.Как на заре своей, сегодня вновьБеспомощно идет у нас любовь.Совсем одна от стула до окна,Как годовалая, идет
