секрету, золотого пера я не разглядел. Перья у окуня были обыкновенные.
Мужской разговор
Степан Осипов посмеивается в жиденькую бородку над басовитым голосом Васька.
— Как же вы его поймали?
— Так и поймали!
— И крючок не оборвал?
— Оборви, попробуй! Леска-то в девять волос сплетена.
— А если бы сам в ней запутался?
— «Если бы…» — густо хмыкает Васек. — А зачем это? Запутываться-то?
У Степана больше нет вопросов. Зато у Васька находятся.
— Какая пара у вас ближнюю полосу на лесосеке подваливает? — спросил Степана.
— А ты и лесом интересуешься? — напускным тоном подивился Осипов. — Дотошный сторожонок. Выходит, на все руки мастер?
— Чай, в лесу живем, — нехотя объяснил Васек, уловив поддельную веселость пожилого лесоруба. — Кто же на этой полосе работает?
— Должно быть, нужны они тебе? — подтравливает паренька, упрямится с ответом Осипов.
— Поговорить надо.
— Если надо, чего же не поговорить! Давай потолкуем на сон грядущий, — снисходительно соглашается пильщик, чуть заметно поводя глазом на стороны.
Гуляев, подмостив под голову затасканный пиджак, после сытного обеда горло дымом прочищает, загибистую самокрутку палит. Сергей Зинцов посуду перемывать мне помогает. Никифор Данилович, прикорнув на любимом пеньке, носом в землю клюет.
— Значит, ваша полоса вдоль сосновой крепи идет? — сообразил «сторожонок».
— Пожалуй, так и есть. Чего тебе наша полоса поглянулась? За брусникой, что ли, прийти собираешься?
— Пни там высокие оставлены, — угнув голову, исподлобья глянул на Степана Васек.
— А что за беда, — по-старому в шутку над малышом оборачивает разговор насмешливый Осипов. — Где не перешагнешь, там перепрыгнуть можно.
Гуляев ворочается неловко на шишковатой постели, подкашливает понимающе, подбадривает напарника. «Валяй, мол, и дальше в том же духе».
Мы с Ленькой еще не догадываемся, что к чему, а Васек неробко насмешливому Степану замечание делает:
— Срезать их надо!
— Пеньки-то срезать?
Осипов и животиком подтряхивает, и головой забавно крутит, будто очень смешное и несуразное услышал. Гуляев со стороны ехидно подхихикивает.
— Ему чурочки для бабки нужны. Печку растоплять понадобились.
— Чего, чего? — встряхнувшись, поднял голову придремнувший Никифор Данилович. Тихий Вовка испуганно таращит из-за его спины большие, навыкате, глаза.
— Вишь ты, какие штуки удумываешь. Слышь, вместо деревьев он пеньки на делянке приглаживать заставляет, — вместо Осипова Гуляев берется сбить парнишку с толку.
— Не все пеньки! Только те надо срезать, которые высокие, — не поддается Васек. — По ближнему краю они, вдоль сосняка торчат.
Степаны на пару и ну Васька просмеивать, и бабку его туда же прихватили. Она, мол, старая, чего в лесном деле понимает? Ничего не понимает! На делянке, слышь, все по правилам сделано, комар носу не подточит.
— Вот так, сторожонок! — мотнул длинной шеей Ваську Гуляев и снова повалился набок, давая понять, что разговор окончен.
Нам с Ленькой за приятеля обидно. Он серьезно про дело спрашивает, а ему шуточки подстраивают. «Разве можно так с гостями обращаться?»
Ленька Зинцов сердитую губу покусывает, и меня на Степанов зло разбирает. Сказал бы словцо, да со старшими спорить не положено. Тяну Васька к себе за рукав.
— Не связывайся с ними.
— Подожди, — высвобождает он рукав. И бас становится таким спокойным, таким уверенным, что низенький паренек на наших глазах будто сразу в мужчину вырастает. И развеселившиеся поначалу Степаны перестают над ним потешаться, как над мальчиком. Вот когда солидный бас лесному пареньку к делу пригодился! Не ровесник мой Васек, с которым недавно на шатком плоту по озеру катались, загаданного окуня добывали — стоит между двумя Степанами знающий свое дело строгий лесник, Василий Кознов.
— Нет, не так! — отвечает он Гуляеву. — А бабка не ошибается. Бабка до сотни считать умеет. Восемьдесят три пенька вам срезать надо. Они по торцу углем помечены, на каждом черный крестик поставлен. Не срежете — деньги за работу не получите.
— Это так. Тут ничего не попишешь. Лесник сообщит — не выдадут, — подтверждает дедушка, внимательно осматривая Васька. «Этот умеет за дело постоять!»
Как ни брыкались Степаны, как ни старались зубы заговаривать, а пришлось с бабушкиным помощником согласиться.
— Ладно, спилим, где крестиками помечено, — буркнул Осипов. — Только пользы от этого никакой не получится.
— Как же не получится! — ухватился Васек. — Дров для фабрики еще две сажени будет. Другие деревья не надо трогать, пусть растут. И без того весь лес проредили. Бабушка говорит: деревья так надо спиливать, чтобы оставшиеся пеньки под полозьями саней проскальзывали, до нащепов не доставали. Она по этой мерке делянки принимать научена.
Увлекшись разговором о лесе, Васек и не замечает, что целую лекцию для лесорубов читает. Оказывается, что и вершинки надо до самого конца на дрова распиливать, а не отбрасывать их в сторону, чтобы разные вредители в них заводились. И толстые сучья, если не пилой пилить, тогда топором рубить, в поленницы укладывать. Остатки побыстрее в большие кучи собирать, да сжигать, пока дожди не нагрянули.
И уже никто на рассудительные слова лесного паренька не улыбается, признают в нем настоящего лесного хозяина. И я, пристроившись сбочку серьезного приятеля, начинаю взрослее себя чувствовать.
— Никифор Данилович, — на прощанье обратился Васек к дедушке, — бабушка просила тебе передать, чтобы ты сам за порядком на делянке приглянул.
— Пригляну, Василий, обязательно пригляну! Скажи Нениле Макаровне, что порядок наведем настоящий, пусть она не беспокоится.
Ближняя быль
Степаны расстроены случившимся. Подрезать пеньки на делянке — четыре сажени в день не нашаркаешь. Четыре сажени в день — эту норму они себе за обязательное положили. Бывает, и пятую сажень «ребятишкам на молочишко» прихватывают. А тут: на тебе! По меньшей мере день потерять придется. По шести рублей на брата недобор получится. Не послушаться — можно больше потерять. И так, и этак прикидывают, пересчитывают на разные лады: куда ни кинь — все клин, недочет в деньгах получается.
— Черт его подсунул не вовремя! — вслух сердает Гуляев, забыв, какая вкусная была уха. — Еще неделька — все бы шито-крыто. Деньги в карман — и погуливай по базару. Пусть вместе со своей бабкой до
