былаСо мной три самых черных дня,Она тебе там помогла,Когда ты вытащил меня.И за спасение мое,Когда я пил с тобой вдвоем,Она – ты не видал ее — Сидела третьей за столом.1942
* * *
Твой голос поймал я в Смоленске,Но мне, как всегда, не везло —Из тысячи слов твоих женскихУслышал я только: алло!Рвалась телефонная ниткаНа слове три раза подряд,Оглохшая телефонисткаУстало сказала: «Бомбят».А дальше летели недели,И так получилось само — Когда мы под Оршей сидели,Тебе сочинил я письмо.В нем много написано было,Теперь и не вспомнишь всего.Ты б, верно, меня полюбила,Когда б получила его.В ночи под глухим Могилевом — Уж так получилось само,Иначе не мог я – ну, словом,Пришлось разорвать мне письмо.Всего, что пережито былоВ ту ночь, ты и знать не могла.А верно б, меня полюбила,Когда бы там рядом была.Но рядом тебя не случилось,И порвано было письмо,И все, что могло быть, – забылось,Уж так получилось само.Нарочно писать ведь не будешь,Раз горький затеялся спор;Меня до сих пор ты не любишь,А я не пишу до сих пор.1942
* * *
Пусть прокляну впоследствииТвои черты лица,Любовь к тебе – как бедствие,И нет ему конца.Нет друга, нет товарища,Чтоб среди бела дняИз этого пожарищаМог вытащить меня.Отчаявшись в спасенииИ бредя наяву,Как при землетрясении,Я при тебе живу.Когда ж от наважденияСебя освобожу,В ответ на осужденияЯ про тебя скажу:Зачем считать грехи ее?Ведь, не добра, не зла,Не женщиной – стихиеюВблизи она прошла.И, грозный шаг заслыша, яПошел грозу встречать,Не став, как вы, под крышеюЕе пережидать.1942
* * *
Был у меня хороший друг —Куда уж лучше быть, —Да все, бывало, недосугНам с ним поговорить.То уезжает он, то я.Что сделаешь – война…Где настоящие друзья —Там дружба не видна.Такой не станет слезы лить,Что не видал давно,При всех не будет громко питьОн за меня вино.И на пирушке за столомНе расцелует вдруг…Откуда ж знать тебе о нем,Что он мой лучший друг?Что с ним видали мы бедуИ расквитались с ней,Что с ним бывали мы в аду.А рай – не для друзей.Но встретится в Москве со мной —Весь разговор наш с ним:– Еще живой? – Пока живой.– Когда же посидим?Опять не можешь, сукин сын,Совсем забыл друзей!Шучу, шучу, ведь я один,А ты, наверно, – к ней.К ней? Может, завтра среди дняЗайду к вам. Или нет,Вам хорошо и без меня,Передавай привет.А впрочем, и привет не шли,С тобою на войнеМы спелись от нее вдали,Где ж знать ей обо мне?Да, ты не знаешь про негоПочти что ничего,Ни слов его, ни дел его,Ни верности его.Но он, он знает о тебеВсех больше и верней,Чем стать могла в моей судьбеИ чем не стала в ней.Всех мук и ревностей моихЛишь он свидетель был,И, правду говоря, за нихТебя он не любил.Был у меня хороший друг — Куда уж лучше быть, —Да все, бывало, недосугНам с ним поговорить.Давай же помянем о немТеперь с тобой вдвоемИ горькие слова запьем,Как он любил, вином.Тем самым, что он мне принес,Когда недавно был.Ну и не надо слез. Он слезПри жизни не любил.1942
КАРЕТНЫЙ ПЕРЕУЛОК
За окном пепелища, дома черноребрые,Снова холод, война и зима… Написать тебе что-нибудь доброе-доброе?Чтобы ты удивилась сама.До сих пор я тебя добротою не баловал,Не умел ни жалеть, ни прощать,Слишком горькие шутки в разлуке откалывал,Злом на зло привыкал отвечать.Но сегодня тебя вдруг не злой, не упрямою,Словно при смерти вижу, родной,Словно это письмо вдруг последнее самое,Словно кончил все счеты с тобой.Начинаются русские песни запевочкой,Ни с того ни с сего о другом:Я сегодня хочу увидать тебя девочкойВ переулке с московским двором.Увидать не любимой еще, не целованной,Не знакомою, не женой,Не казнимой еще и еще не балованнойПеременчивой женской судьбой.Мы соседями были. Но знака секретногоТы мальчишке подать не могла:Позже на пять минут выходил я с Каретного,Чем с Садовой навстречу ты шла.Каждый день пять минут; то дурными, то добрымиБыли мимо летевшие дни.Пять минут не могла подождать меня вовремя.В десять лет обернулись они.Нам по-взрослому любится и ненавидится,Но, быть может, все эти годаЯ бы отдал за то, чтоб с тобою увидетьсяВ переулке Каретном тогда.Я б тебя оберег от тоски одиночества,От измены и ласки чужой…Впрочем, все это глупости. Просто мне хочетсяС непривычки быть добрым с тобой.Даже в горькие дни на судьбу я не сетую.Как заведено, будем мы жить…Но семнадцатилетним я все же советуюРаньше на пять минут выходить.1942
ДОЖДИ
Опять сегодня утром будетПочтовый самолет в Москву.Какие-то другие людиЛетят. А я все здесь живу.Могу тебе сказать, что тутВсе так же холодно и скользко,Весь день дожди идут, идут,Как растянувшееся войско.Все по колено стало в воду,Весь мир покрыт водой сплошной.Такой, как будто бог природуПрислал сюда на водопой.Мы только полчаса назадВернулись с рекогносцировки,И наши сапоги висятУ печки, сохнут на веревке.И сам сижу у печки, сохну.Занятье глупое: с утраОпять поеду и промокну —В степи ни одного костра.Лишь дождь, как будто он привязанНавеки к конскому хвосту,Да свист снаряда, сердце разомРоняющего в пустоту.А здесь, в халупе нашей, все жеМы можем сапоги хоть снять,Погреться, на соломе лежа.Как видишь – письма написать.Мое письмо тебе свезутИ позвонят с аэродрома,И ты в Москве сегодня ж домаЕго прочтешь за пять минут.Увидеть бы лицо твое,Когда в разлуке вечерамиВдруг в кресло старое моеВлезаешь, как при мне, с ногами.И, на коленях разложивБессильные листочки писем,Гадаешь: жив или не жив,Как будто мы от них зависим.Во-первых, чтоб ты знала: мыУж третий день как наступаем,Железом взрытые холмыТо вновь берем, то оставляем.Нам в первый день не повезло:Дождь рухнул с неба, как назло,Лишь только, кончивши работу,Замолкли пушки, и пехотаПошла вперед. А через часСреди неимоверной, страшнойВоды, увязнувший по башню,Последний танк отстал от нас.Есть в неудачном наступленьеНесчастный час, когда оноУже остановилось, ноВойска приведены в движенье.Еще не отменен приказ,И он с жестоким постоянствомВ непроходимое пространство,Как маятник, толкает нас.Но разве можно знать отсюда —Вдруг эти наши три версты,Две взятых кровью высотыНужны за двести верст, где
