был лучшим и единственным при всех трудностях характера. Он пробуждал профессиональное воображение. Вскоре Каспар убедился, что подобных персонажей на земле очень немного и каждым нужно дорожить, как Туринской плащаницей. Зато вокруг клубится множество муляжей, которые кажутся годными на эту роль. Институтские дружбы манили надеждами, переливающимися разноцветными разводами, как мыльные пузыри. В разгар эйфории они лопались, но в прожектерском пылу это не сразу замечалось. Каспара слушали, им увлекались, но до деятельного альянса не доходило. Он был пророком без последователей, которого не принимают всерьез. Такова участь многих пророков в начале пути, но те хотя бы подвергаются обнадеживающим гонениям. Кто не знает, что гонения – всего лишь этап инициации! А когда ни гонений, ни быстрой славы, а вместо них испытание тем самым перешейком между адом и раем, где томятся посредственности, – вот истинное испытание.
Крепче всех заморочил голову Коля Фокусник. Питомец циркового училища, тип не без гонора и странностей, но фонтанирующий идеями. Он, как и Каспар, явно не находил себя в области права и этики. Предназначение последней для многих здешних студентов вообще осталось загадкой, большинство перетекали в юриспруденцию или в прочие сферы белых воротничков. Зараженные андеграундом либо покидали заведение, либо пускались в легкий криминал. Каспар с фокусником выбрали третий путь. Они выдумали «Экспериментальную лабораторию гармонии с миром». Название было порождением Колиного порывистого воображения. Чаяния Каспара о счастливом союзе инь и ян он счел мелкомасштабными, тем более что они напомнили ему один из заштатных школьных предметов о мифической этике семейной жизни. Каспар не видел ничего позорного в такой аналогии, куда больше его смущал сектантский подтекст «гармонии с миром». Фокусник твердил, что это дань моде и народ потянется. С дилетантским размахом он желал лечить шизофрению увлечением фотографией, избавлять женщин от волос на ногах с помощью гипноза (!), лечить ревматизм горячими камнями и возить страждущих к лечебному источнику у таинственной деревни Новый Быт. В чем-то он даже обгонял свое время. Каспар показал ему свой незаконченный труд «Инстинкт и необходимость», который Коля подверг беспощадной критике. Возможно, случилась бы драка, но Фокусник вовремя одумался и предложил вычленить краткие тезисы.
– Ты Планиду знаешь? Препод с кафедры психологии. Классный мужик. Нам он еще ничего не читал, но старшекурсники его хвалят. Пока он не слинял никуда из нашего болота, мы должны взять его в оборот. Он любит всякие инициативы. Не важно какие, – лишь бы кто-нибудь поднимал волну. Он тоскует от здешней рутины. Мы к нему подкатим, и не исключено, что наша лаборатория пристроится, как говорится, сзади… к его кафедре. Тем более что та загнивает. А что ей еще делать – ведь психологии как науки не существует!
– Планида – это прозвище? – пробурчал Каспар, еще не остывший от спора.
– Нет, это фамилия. Но нам без разницы. Мы предложим сразу план первого заседания. Обсудим твою концепцию. Но для этого ты должен все изложить четко. Но только так, чтобы не слишком отдавало перепевкой корифеев. Словом, обойдись без дяди Зямы из Вены. Лучше опираться на менее известные имена. Тебе, конечно, не хватает академического багажа… но это дело наживное, – снисходительно подбадривал Коля.
– Я опираюсь только на жизненный материал. Живую ткань опыта! – Каспар в пылу полемики неожиданно ощутил себя доктором Ярошевским (удачливым!) в аудитории уютного европейского университета. – Посмотрите вокруг. Как мало людей согретых… Семья давно стала не отдушиной, а бременем. ХХ век камня на камне не оставил от «ячейки». И, согласно принципу «тут убыло, а где-то прибыло», мир разразился войнами. У человека только два способа разрядки – любовь и драка. Есть, конечно, третий – молитва, но, увы, им владеют единицы. Потому есть острейшая необходимость…
– Слушай-ка, а пожрать хорошо – разве не разрядка? А некоторые качаются, на тачках гоняют… или графоманят, вот как ты, – шутка! – осклабился Коля. – Только не ершись! Я ведь и сам такой…
– В сущности, все имеет отношение либо к созиданию, либо к разрушению. То есть к любви или к смерти, – невозмутимо продолжил Каспар. – Тут уж от классиков я не отрекусь. Кризис одной… планиды, пардон за каламбур, порождает усиление влияния другой…
– Давай ближе к теме. Что ты предлагаешь? Свободную любовь и без тебя уже провозгласили, – ворчал Фокусник.
– Предлагаю изменить подход к институту брака. Во-первых, очистить мозги от иллюзий, – Каспар стушевался, взглянув на смурного Фокусника, и продолжил уже бодрее, не по-университетски: – Вот девки с молоком матери впитывают: если они замуж не выйдут, так вся жизнь коту под хвост. А надо им внушать, что семья – это тяжкий долг перед человечеством. Как армия для мужиков, понял?! Что будут они лямку тянуть, а муж будет на диване лежать… и временами по морде бить, – словом, нарисовать самые худшие картины. И вообще от брака отговаривать… Проверять всячески тех, кто все-таки решился гайки набросить, – по типу, как приемных родителей перед усыновлением ребенка из детдома. Это ж практически то же самое – и для женщин, и для нас. Совместная жизнь – всегда насилие. Если повезет, то терпимый компромисс, а чаще-то не везет. А все почему? Потому что настроены все на лафу! И обряды эти свадебные – сплошная неуместная помпа. Ты вот смотри, как раньше было: невеста ритуально рыдала перед венчанием. И в этом был свой резон. Православная традиция в этом смысле куда здоровее: люди, венчаясь, никакого неба в алмазах не ждали. Женились, потому что мальков вместе растить легче.
– Ты чего-то слишком в религию уклоняешься, – забеспокоился Фокусник. – А я вот у тебя тут вычитал более интересный для аудитории момент.
Каспар почуял недоброе. И не ошибся: Коля обратил внимание на потаенное. Книга состояла не только из теоретической части. Каспар приводил и примеры. Собственно «живой опыт», которым была разбавлена теория. Одна из подобных глав касалась девушки, о которой было больно упоминать всуе. Каспар неудачно влюбился. Он приучил себя вспоминать о ней только как об интересном опыте: самостоятельная, практичная, цельная, земная… очень правильная, сочувствующая. И в то же время не дура. Доктор Ярошевский был ослеплен близостью к идеалу, но из этого ничего не вышло. Хотя он был готов уже бросить свое неопределенное призвание и обратиться к более доходным формам существования. Но его чаяния были мягко, не без понимания отвергнуты.
Ее звали Зоя. Она была чуть старше Каспара – на три курса и на четыре года. В общагу только приходила в гости, жила в собственной квартире. Каспар познакомился с ней на лестнице, в курительном закутке. Потом несколько раз пересекались и болтали. Как всякая барышня, она клевала на поверхностный интеллект. С ней было легко: разговорный жанр легко переходил в куртуазный, флирт в любовь, любовь обратно в пунктирное знакомство. Хорошо, что она редко звала к себе, иначе Каспар совсем обленился бы и потерял стимул к напряженному познанию мира. Есть такие люди на Земле, – с ними как будто все есть и все сбылось. Так и с катушек можно съехать: все прекрасно, а финальная щемящая песня никак не зазвучит! Такая нирвана под силу только истинным даосам.
Но Каспара нирваной баловали редко. Зоя была деятельной и не позволяла себе окунуться в праздность. Она уже пережила стадию беспечности и поторопилась перейти в уайльдовскую категорию женщин с прошлым. А женщины с прошлым вечно заняты! Тем не менее она интересовалась начинаниями своего «юного друга». Конечно, не без иронии. Но… мечтала, чтобы в книге была глава и о ней. В качестве некоей З., чей анамнез мог представлять научно-популярный интерес. Разве мог Каспар устоять…
Хотя история Зои не таила в себе никаких патологий. В восемнадцать лет она познакомилась со своим будущим мужем. Была очарована до обморока: этот субъект воплощал в себе все канонические достоинства и недостатки папика. Понятно, что он был старше и опытнее Зои. Но главное – его мудрость и великодушие. И умопомрачительная забота: варил борщ и стирал Зойкино белье. Кстати, борщ Зоя не любила, да и постирочные подвиги ее смущали, но не могли не растрогать. Было еще много нежных подробностей, о которых девушка вспоминала теперь рассудительно и скрупулезно – для будущей книги, разумеется. Но краеугольным камнем оказался массаж предстательной железы, о котором лучший из лучших регулярно просил юную жену. И она научилась его делать виртуозно, не видя в том ничего постыдного, – ведь она чувствовала себя обязанной своему волосатому идеалу. Это опасно – приближаться к идеалам вплотную.
Хотя Зоя не страдала – до поры до времени. Она была не брезглива и даже полюбила волнующую роль медсестры. Особенности чужой физиологии никогда ее особо не пугали, напротив, в меру интересовали. И что плохого, если простой манипуляцией облегчаешь телесный недуг ближнему! В конце концов, не зря обезьяны так упоенно ковыряются друг в друге, – так она рассуждала… Но обезьяны не дарят за это
