лишь чувством протеста! Так теперь считала Айгуль. Никак, мстила зятю за то, что когда-то тоже попала под его обаяние и стала вслед за младшей сестрой персоной нон грата в семейном клане.
Валентина попала в точку с протестантским именем. Это единственное, во что Каспар мог поверить. Верить в то, что старшая сестра Авроры и Айгуль, ни разу в жизни не виданная, наслала на младших порчу и потому Аврора не смогла родить второго ребенка и рано умерла, категорически не представлялось возможным. Хотя у тетки уже выступили слезы, а Каспар, сам того не желая, крепко призадумался. Его так часто терзал вопрос «почему» – и вот пришел ответ. Его можно было игнорировать как вздорное суеверие, но иных вариантов не было. Злой чувашский бог прошел стороной, но зло имеет много обличий.
– А почему ты приехала в темных очках? Маскируешься под нечисть? – тормошил Каспар тетку.
Айгуль не отвечала на провокации. Шуткой-прибауткой порчу не снимешь. Плачущей тетя Гуля показывалась на людях два раза в жизни – когда умерла сестра и… сейчас, перед глумливым племянником. Кто же ожидал, что все так серьезно.
– Ну хочешь, я сменю имя? И мы поедем к этой вашей сестре и… будем бить челом, чтоб сняла проклятие, – отчаянно предложил Каспар в надежде, что такое самоотречение не потребуется. – И какой тут может быть национальный оттенок, ведь чуваши – наши православные братья! Вполне мирный народ. Никаких национальных трений с ним никогда не было. Может, ты преувеличиваешь?
– Мы… не совсем чуваши. То есть… боже мой, дело даже не в этом. Как я могу объяснить тебе то, что лишь чувствую, но абсолютно не понимаю! – всхлипывала Айгуль. – Я виновата перед тобой, Кас, потому что не уберегла твою мать. Я должна искупить этот грех. И хочу лишь, чтобы наказание, предназначенное мне, не понес по фатальной ошибке кто-то из вас. Из детей!
Тут уж слезы хлынули градом. И Каспар понял, что его смехотворная глава «О внутренних составляющих» действительно требует полной переработки, на которой настаивала Валентина. Потому что в составляющих даже самого немудреного эго такая невообразимая путаница! И не разберешь, где внутренние, а где внешние, где промеж ними граница, а также куда деть неизвестные величины вроде теткиного «не совсем…». Таинственные тени предков тоже участвуют в этом хороводе и пляшут кто гопак, а кто лезгинку. И лучше не вмешиваться в этот сложный узор, а просто любоваться многообразием форм жизни в себе. Это лучшая медитация.
Валентина на сей раз смотрела на опус не поверх очков, а то снимала их, то надевала, пристально вглядываясь в поправленные Каспаровы строки.
– Пожалуй, я с тобой согласна. Если ты не умеешь грамотно обращаться со своими корнями, то лучше оставить их в первозданной дикости английского парка. Наследный принц, пока он живет в трущобах и не знает о своей «наследности», не обременен государственными обязанностями. Корни не должны быть гирями, подвешенными к твоей судьбе! Только крыльями!
– А если гири слишком крепко привязаны? – эвфемистически поинтересовался Каспар. Он все-таки хотел внести ясность насчет порчи и прочих сглазов, хоть ему и было стыдно за вопиющую ненаучность.
– Во-первых, я скажу, что тебе грех жаловаться. Тебя вырастила гениальная мама. Она умудрилась уберечь тебя от всех этих гирь. Во-вторых, порча – она, конечно, существует, но это не причина, чтобы в нее верить. Такой вот парадокс. Не верь – и не возьмет никакая порча. А тетушка твоя пусть съездит к родным могилам. Просто пришло время. У нее типичный комплекс вины совестливого человека. К мистике это не имеет никакого отношения. Только запрети ей строго-настрого употреблять пищевые добавки. И какая еще может быть порча?! Ты, протестантский человек, родился, чтобы соединить Восток и Запад, мужчину и женщину, Солнце и Луну. Понял? Вперед, у нас осталось очень мало времени.
Вот так, с легкой руки Валентины, Каспар покончил с мучительной самоидентификацией. Ларчик открылся, и в нем лежала миниатюрная рекомендация для начинающих: об истинной миссии следует говорить только с иронией.
Глава 15
О шептании в ухо
Айгуль уезжала относительно спокойная. Племянник долго говорил ей релаксивно умные слова. Увлеченно зачитывал отрывки из будущего диплома – благо тетушку можно было безнаказанно эксплуатировать как слушателя. Зато она, в свою очередь, безнаказанно ругала Москву за дороговизну, купеческие замашки и семечки. Страхи понемногу рассеивались, тень карающей сестры отступила. Может, ее и вовсе не существовало, кто знает… Для закрепления эффекта Каспар даже хотел познакомить тетку с Валентиной. Айгуль была тронута, но увильнула от знакомства. Отбрехалась командировочными делами и затараторила о домашних проблемах. О долге Руслана за разбитую машину, о том, что скоро станет бабушкой, о том, что невестка ее сторонится, и о том, не оскорбляет ли Каспара упоминание об Алене… Племянник тетушку знал давно и сразу понял – ревнует, сердешная, к возможному успеху! В кои веки Каспар показался ей состоявшимся: умные слова, толстые книги, запанибрата с научным руководителем плюс жизнь в московской клоаке. А у Гули балбес Руслан – три класса и коридор, которому о клоаке и не мечтать. Но у них своя гордость и кипящий котел жизни! Чтобы это продемонстрировать, она даже попыталась совсем не больно уязвить Аленушкой-перебежчицей, о которой Каспар уже успел забыть. Ему вообще было не до воспоминаний – шли ожесточенные бои с Валентиной за каждое дипломное слово. Она вытирала пот старорежимным кружевным платочком и урезонивала:
– Знаешь, говорят, что в «Курсе общей физики» нет ни одной мысли Лифшица и ни одного слова Ландау. Я тебе не предлагаю такую модель сотрудничества – один думает, другой пишет. Хотя толково изложить – это дорогого стоит. Но в данном случае все делаешь ты. Я всего лишь…
– Цензор? – ехидно предположил Каспар.
– Не видал ты, друг ситный, живых цензоров, – усмехнулась Валентина. – Моя задача куда скромнее. Отсечь все лишнее. И не дать пропасть нужному. Без лишней скромности скажу, что два этих простейших действия вместе и означают «направить на путь истинный». В мире духовном эту задачу выполняет крещение. На взгляд неверующих, это несложный ритуал. Но какую силу имеет…
– Значит, вы – мой Иоанн Креститель?
– Я бы не стала проводить рискованные аналогии. Ритуалы вещь мистическая, тут рацио не действует. Форма может быть любая, а что дальше – нам с тобой неведомо. На Востоке младенцу шепчут на ушко молитву – и он становится мусульманином. Красиво, правда? Никаких следов – одно сакральное знание… и Бог уже с тобой.
– Что-то мы углубились в духовные сферы, – вздохнул Каспар. – А я вас считал материалисткой.
– Неужели я так плохо выгляжу? – парировала Валентина. – Хотя ничего удивительного – меня воспитала бабушка, жена репрессированного священника. Как большинство женщин, она винила во всем не государство, а окружение мужа. К духовенству относилась, мягко говоря, критически. И верила в Бога весьма своеобразно – отсюда и мои атеистическо-конфессиональные перекосы. Но… дедушка вернулся из ссылки, окрестил меня и вскоре умер. Так что положение обязывает. Не могла же я оставаться на уровне своих восьми лет, когда искренне полагала, что семнадцатилетняя ссылка – это у батюшки такая командировка. Кстати, в той части твоей работы, где ты ссылаешься на христианскую концепцию семьи, я хотела бы сделать всего лишь одну-единственную поправочку – в остальном вроде вполне сносно. Семья умерла – да здравствует семья!
Каспар очень жалел, что не познакомил Айгуль с Валентиной. Тетке сейчас так в жилу пришелся бы парадоксальный оптимизм нерадивой внучки священника! Но Айгуль была упряма, а Каспару было некогда ее уговаривать. Перед тем как ехать на вокзал, она опять расчувствовалась, сказала, что племянник растрачивает себя на чужих людей, а лучше бы о себе позаботился, бедняжка.
– А ты, кстати, знаешь, что Фелиция хотела назвать сына в твою честь? – выдала она напоследок новость.
– Неужели? Откуда такие сведения?
– Марик рассказал Сашке. Но я тебе не решалась сказать, думала, что зря бередить, раз все равно не вышло…
– А чего же она сдрейфила? Что ей помешало?
– Не что, а кто. Отец чада. Строгий Петр.
– Чего же он вмешивается?! – неожиданно для себя обиделся Каспар на деспота папашу. – Все-таки
