обладающий эффектом присутствия, создавал полное впечатление, что их разделяет всего несколько метров. — У меня возникли некоторые вопросы, а ваш коминс не отвечал. Пришлось воспользоваться услугами нашего друга.
— Что вы себе позволяете, Гор?!
И тут в разговор вмешался еще один персонаж:
— Ба! Да это же наш железный Алекс! Ну-ка, Андрей, дай-ка изображение на меня. — Фокус сместился, и теперь стал виден развалившийся в кресле с бокалом в руке Наследник господина Президента Белобородько собственной персоной. Он был в изрядном подпитии.
«Бурбон». Эта сволочь любит «Бурбон». Выдержка не менее сорока лет', — пронеслось в голове инспектора. Захвата он не ослабил.
— Ну что там у вас, Гор?
— Господин Левински, — официально и совершенно спокойно произнес Гор, — только что старший опер Каменский доложил мне, что ваши люди отменили планировавшуюся акцию на Аламуте. Меня же в известность никто не поставил. Считаю недопустимым вмешательство в мои приказы кого бы то ни было, тем более что план работ был утвержден лично вами. Подобные действия не способствуют укреплению функциональной готовности моей бригады. В таких условиях считаю невозможным продолжать выполнение своих обязанностей.
Левински лениво хлебнул из бокала:
— Отпустите несчастного Корчагина, инспектор. Ему же больно. — Он провел ладонью по седому ежику волос. Гор отлично знал, что у Грязного Гарри это является признаком высокой степени концентрации или раздражения. Поза Наследника оставалась тем не менее благодушной.
Гор медленно ослабил хватку, на прощание прижав Корчагину сонную артерию, и убрал руки только тогда, когда его тело ощутимо обмякло. Наймит повалился лицом в стол. Однако Гор позиции рядом с ним не покинул, памятуя, что в любой момент в кабинет могут ворваться охранники. А Корчагин хоть какая, но все же баррикада. Тот пока оставался неподвижен.
— Он жив, инспектор? — поинтересовался бастард.
— Да. Через несколько минут придет в себя.
— Отлично, — как ни в чем не бывало заявил Левински, прихлебывая драгоценную влагу. — Значит, вы собрались в отставку, инспектор? — поинтересовался он, безошибочно попав пальцем в незажившую душевную рану.
— Господин Наследник. Акция на Аламуте несла в себе не только сиюминутную выгоду. Она была бы полезна и всему нашему государству.
— Да, я знаю, знаю, что вы, инспектор, — большой государственник. За что вас всегда и ценили в Администрации. Но сейчас вы — мой наймит, и вашу отставку я не приму. Вы нужны мне, Гор. То, что вас не поставили в известность об отмене приказа, — это моя личная ошибка, и я приношу вам свои искренние извинения.
«Ого! Бастард извиняется перед госпреступником! Вот это да!» Кажется, Гор неожиданно сумел добиться своего. Левински продолжал объяснения:
— Дело в том, что нашим дипломатам удалось договориться с правительством Купола Москва-Ч33. Они согласны впустить в Купол ограниченный контингент метрополии. Нашу следственную группу в том числе. Кроме того, они подтвердили свою верность законам Восточно-Европейского Союза, а значит, мы сможем провести на планете все необходимые действия по выявлению и задержанию особо опасного преступника, именуемого Ричард Край. Как вам эта новость, инспектор?
Гор молчал, обдумывая новый расклад, но следующие слова Наследника развеяли вспыхнувшую было надежду:
— Возглавить группу я с самого начала планировал поручить вам, но, принимая во внимание ваши несколько неуравновешенные действия, придется эту задачу поручить господину Иванову.
«Твою мать! Он перехитрил тебя, как мальчишку!»
— Желаю всего хорошего, инспектор. Продолжайте выполнять свои обязанности. — Экран погас. Последнее, что смог увидеть Гор, это победная улыбка молокососа Иванова, и адресовалась она именно ему.
— Что вы сделали, Александр Васильевич? — тихо и изумленно подал голос молодой опер, со страхом глядя на начальника. — Это же госизмена!
— Ничего страшного, Игорек. Ты по-прежнему можешь мне верить. Мы, госнаймиты, не способны к предательству. Просто для нас государство, которому служим, — это гораздо больше, чем отдельные люди. И его мы не предадим. Никогда.
Инспектор озвучил то, что еще недавно составляло его систему ценностей, его кодекс чести. Недавно, но не сейчас.
Теперь многие карты раскрыты, и игра становится сильно похожей на проигранную партию. С А4 его теперь никто так просто не выпустит, а в лице Корчагина и Иванова он имеет смертельных врагов. Осторожность придется утроить.
Корчагин зашевелился, откинулся на спинку кресла. Он еще не до конца очухался, но усмешка больше не таилась в уголках его глаз. Она открыто и свободно расползлась по физиономии. Однако во взгляде плещет неприкрытая ненависть. Гору захотелось свернуть шею цербера немедленно. Но лучше пусть он думает, что инспектор сломлен и подавлен.
— Игорь, иди к себе, — спокойно, словно ничего не произошло, произнес Гор, и только он сам знал, чего стоило ему это спокойствие.
Отношения с Корчагиным превратились в смертельную игру. Но не кошки с мышью, а двух голодных котов, каждый из которых считает мышью другого. Гор обратил внимание на то, что Корчагин старается не подставлять ему спину. Инспектор, заметив такую предусмотрительность, только ухмылялся, впрочем, и себе расслабляться не позволял ни под каким видом. Хоть и на положении живой отмычки, но Корчагин стал свидетелем унижения инспектора. И, наконец, не замедлило проявиться самое главное унижение: механический секретарь вызвал Гора и сообщил, что господина инспектора ждут в аналитическом отделе резиденции с целью провести поверхностное ментоскопирование.
Отказаться Гор не мог — подобные внезапные проверки составляют часть контракта наймита. Быстро натянул комбинезон и высокие десантные ботинки и вышел из своего жилого отсека. Пси-техник его уже ждал.
Скоро они уже входили в стерильное и абсолютно пустое нутро камеры стерилизации. Гор, следуя примеру своего проводника, взошел на чуть заметно выступающий из пола круг и замер. Раздалось чуть слышное жужжание, и круг совершил полный оборот, предоставив возможность дезизлучателю обработать посетителей со всех сторон.
Потом они подошли к очередной двери, и она гостеприимно раскрылась навстречу.
— Так-с, — бодренько произнес пухлячок в зеленом костюме. — Господин Гор, если я не ошибаюсь. Вы, конечно, меня не помните, а ведь это именно я проводил вам кодирование. Ведь не помните, правда?
— Да, не помню.
— Оно и понятно. Нам пришлось применить медикаментозный метод для усиления восприимчивости вашего сознания к нашим установкам. Сегодня мы постараемся обойтись лишь легким гипнозом. Господин Левински самолично просил меня не усугублять процедуру…
— Понимаю.
Психологи всегда вызывали у Гора отчетливую неприязнь. В их отношении сквозило нечто от отношения бога к своим неразумным творениям. Инспектора это раздражало. Но любая негативная реакция во время ментоскопирования отслеживается. Поэтому Гор давно уже выработал у себя погранично-отрешенное состояние во время проверок и старался отвечать по возможности коротко.
— Ну вот-с и отлично. Меня зовут Юрий Дмитрич. Прошу. — Говорил психолог несколько неразборчиво, присюсюкивая, словно налитые жирком щеки мешали правильной артикуляции. — Проходите, раздевайтесь. Сейчас мои помощники установят датчики, и приступим-с…
Пухлячок потер ручки и широким жестом указал инспектору на узкую кушетку у стены. Груша гипноизлучателя висела над тем местом, где будет располагаться темечко. Гор вздохнул и принялся расстегивать комбинезон.