министр. И драпируете свою измену патриотическими баснями. Что, совесть шевельнулась, когда пролилась полицейская кровь? Ручки после меня вытираешь, как будто она на моих руках, только она не на мне, а на вас — иудах. Погоди, то ли еще будет!»
— Да живы ваши полицейские, — сказал я, разглядывая громоздящиеся вокруг здания причудливой архитектуры, роскошные машины, скользящие мимо, и идущих по улицам редких людей в чистых светлых одеждах. Как-то я от всего этого отвык за две недели жизни в руинах. На ребят за спиной я сейчас старался не смотреть, даже в зеркало — не по себе становилось от их глаз. В остальном-то они держались нормально. — И машина их цела, — продолжал я. — Что, не ожидали?
Пал Палыч сделал странное движение подбородком, словно только что проглотил целое яйцо. Глотай, не жалко. Это тебе подарок — временный отбой для совести. Зря ты руки вытирал. Рано. Правда, он с самого начала был против моего плана внедрения. Он предлагал задействовать в операции своих людей из УВД: они бы отправились в глубокий рейд по городу, якобы взяли нас и провели бы в Купол под видом пленных. То есть они бы меня взяли, разоружили, сковали и привели бы безо всяких проблем прямо в подвалы своего УВД. Куда мне вроде бы и надо. Гениальный план, да? Венец оперативной мысли! Главное — безопасный. Но дело не в этом. Если даже допустить, что ради личного бессмертия они бы расстарались и сделали все честно. Я уже просто не мог их обессмертить. Батареи питания подходили к концу, и лимит бессмертия у меня остался мизерный — на двух-трех человек, не больше. И, наконец, главное НО. Умер профессор Рунге. Сердечный приступ, обширное кровоизлияние в мозг. Шесть дней назад, за «выпечкой» очередного бессмертного он внезапно почувствовал себя плохо. Меня вызвала Жен — я даже не подозревал, что мой жизнелюбивый хрыч до сих пор сам себя не обессмертил! Я прилетел как чумовой, выкинул из капсулы недоделанного пациента, сунул туда профессора. Но было уже поздно. Вот так. Моя, конечно, вина — надо было уложить его в аппарат одним из первых. Для Жен-то я нашел время — уговорил ведь, как ни отпиралась, обессмертил. А его прошляпил. Недоглядел. Загубил главное звено всей системы — его золотую яйцеголовую башку. Теперь мне, кровь из носу, надо было раздобыть специалиста, способного разобраться в аппарате и продолжить дело профессора. И мое, разумеется. Здесь, на Ч33, таких специалистов, само собой, искать не приходится. То есть мне в ближайшее время предстояло покинуть Ч33 и отправляться на их поиски. Это было второй причиной, по которой я оказался в Куполе.
— Они действительно живы? — с нажимом спросил Пал Палыч, взглянув на меня с особой проницательной искрой. Я усмехнулся: он, кажется, сомневался в том, что боевых орлов Купола, опору власти, надежду органов внутренних дел какие-то там парии могли захватить живыми. Наверное, это произошло впервые: кому из парий до сих пор пришло бы в голову брать в плен легавых? Не прокормишь ведь, а КПД в хозяйстве — ноль.
— Как только вернусь, посажу ваших соколов в машину и отправлю домой, — пообещал я. — Вкатите им служебное взыскание. Но у меня к вам вопрос: если вы так дорожите жизнью людей, то как же собираетесь избежать жертв в Управлении?
— Вы будете работать парализаторами, — уронил он мрачно.
Тем временем снаружи, прямо по курсу, возник силовой щит — что-то вроде покатой стены, отлитой словно бы из перламутровой пластмассы. Сверху это должно было выглядеть как грандиозный радужный пузырь — этакий купол в Куполе, накрывающий чью-то суверенную территорию.
Перед стеной машина затормозила. Пал Палыч сообщил коротко в коминс: «Прибыли» — и через пару секунд перед нами в переливчатой плоскости образовалась аккуратная полукруглая брешь — ворота, стало быть.
Въехали. И сразу — надо же! — деревья. Могучие, раскидистые. Легки на помине. Мой глаз не просто отдыхает на них, но и сама душа как-то приподнимается кряжистым стволом и тихо расцветает ворохом зеленых листочков по лабиринтам из жестких веток. Если человечество не истребит в конце концов само себя, то точно насадит по всем своим Землям леса и станет жить среди деревьев. Или прямо на них. Я бы, например, хоть сейчас залез вон на тот дуб. Если бы дела позволяли.
Да тут целый парк!.. Мои бойцы, конечно, дивуются, хоть и сидят с каменными рожами.
За деревьями открылся особняк белого мрамора. Наша машина — «Ягуар Гранд», между прочим, — достигла здания и остановилась напротив парадного подъезда.
— Это что, и есть ваше Управление Внутренних Дел? — наивно так спросил я.
— Это резиденция Аркадия Степановича, — сухо ответил Пал Палыч, поворачиваясь ко мне. — Не возражаете, если ваши люди подождут в машине? — Он был очень серьезен и строг, даже намека на усмешку не возникло в уголках губ. Молодец. Ведь на самом деле он не считал их людьми. Даже несмотря на то что они, в отличие от него, были бессмертны.
Но я не торопился покидать машину. Все это, начиная с пропускного пункта, могло быть очень хорошо разыгранным спектаклем. Например, заговором олигархов или той же СБ с целью заманить меня в ловушку.
— Что-то не припомню, чтобы мы договаривались с Аркадием Степановичем о личной встрече, — сказал я, прикидывая в уме, в какую точку лучше ударить при таком нашем расположении, чтобы вырубить собеседника наверняка. Но не насмерть (великая вещь — дорогостоящий заложник!). Еж с Васей со своей галерки наблюдали за нами, по-прежнему молча и практически не двигаясь. Они сейчас были на деле. И уже почти свыклись с необычной обстановкой. Ой и не повезет же тебе. Пал Палыч, если ты на меня сейчас дернешься!
— Все зависело от обстоятельств, — проронил Пал Палыч, буравя взглядом мою переносицу. Знакомый прием. Ничего у тебя не выйдет, опер. Эти штучки прибереги для подвалов своего УВД. — Подумайте, — сказал он, продолжая буравить, — если бы моей задачей было вас захватить, я бы мог всех вас просто усыпить, как тех же охранников.
— Вместе с собой, что ли?
— Но я же сам показал вам препарат…
— Вранье, — перебил я безапелляционно. — Не знаю, что вы там мне показали, уважаемый, но такого препарата не существует. Я вам сейчас это докажу. Вы ведь самолично вызвались везти нас в Управление, которое мы собираемся поставить на тропсы. На рога то есть, — вежливо пояснил я, уловив непонимание в его взгляде. — Но вы же там с нами сразу засветитесь! Если вы ведете честную игру, то, по логике, вам дальше пришлось бы усыпить своим препаратом все Управление. Ты что, его по коридорам там будешь сеять, как горох?
(Неплохо бы, черт возьми, а?!)
Тут он понял, что выбрал со мной неправильную тактику, и опустил взгляд. Якобы на часы. Затем сказал:
— Вы правы, такого препарата не существует. Я просто хотел, чтобы вы мне доверяли. Но не для того, чтобы заманить вас в ловушку, как вы думаете. — Теперь в его голосе звучала этакая откровенная нотка. — Поймите, что для нас это многоходовая игра. Это непросто объяснить. Мы очень рискуем, идя с вами на соглашение. Рискуем практически всем — положением, состоянием, самим местом под Куполом. Приходится разыгрывать очень сложную партию, чтобы отвести от себя малейшие подозрения, как говорят в вашей среде — замести следы…
Мне показалось, что он врет уже напропалую, возможно, с целью заговорить мне зубы и оттянуть время. Но его вранье выглядело каким-то чересчур нелогичным. А это, как ни странно, чаще бывает свойственно правде, когда кидаешь на нее первый взгляд. Ложь же всегда первым делом стремится к логике. Поэтому, вместо того чтобы, не рассусоливая дальше, выводить его из строя, я спросил не без сарказма:
— Встречать нас самолично на контроле и ехать с нами громить Управление — это у вас и называется заметать следы?.. — Если бы он опять завел ахинею про риск, которому он подвергается, засвечиваясь на своих же объектах, я вырубил бы его на первых же словах.
Но вместо этого он сказал:
— А вы еще не догадались? — Криво усмехнувшись, взял себя двумя пальцами за щеку и слегка подергал ее туда-сюда.
Тут только до меня дошло.
— Вы не Токарев, — сказал я.
— Просто хорошая подделка, — подтвердил он. — Не только маска, как сейчас на вас, но и наложенный
