простой, но самый безопасный. К тому же успел изучить систему коммуникаций, пока вылизывал ее на пару с Алексом для обеспечения безопасности. Чертов наймит постарался, надо отдать ему должное, предусмотреть практически все возможные утечки. Вот только одну не предусмотрел — я-то собирал информацию для себя, а не для дяди снаружи. И компы знал неплохо. Вот и сейчас запущенный баг нейтрализует слежение за этим коллектором и должен уже заклинить камеры слежения так, чтобы угол обзора был минимален. А Хорек, когда это заметит, не меньше часа должен провозиться. Времени вагон.
В коммуникациях практически не было звукоизоляции, и, проползая на четвереньках над помещениями уровня, я даже мог уловить на коминс обрывки разговоров. И не только — где-то впереди явно чувствовалось содрогание несущих конструкций. Внешники, если они, конечно, внешники, пытаются прорваться в помещения лабораторий. Меня сейчас внешние раздражители практически не отвлекали — как всегда во время акции, я чувствовал, как зудят нервные окончания в пальцах рук и ног, как бродит в крови азарт: состояние под названием «пси-бросок», когда вся нервная деятельность сосредоточена на поставленной цели и подчиняется одному: «Акция прежде всего!»
Черт! Мне впервые приходилось действовать без качественного плана, импровизировать, и весь опыт прошлых акций восставал против такого непрофессионального подхода. Но раз за разом переставляя полусогнутые руки в низком туннеле, я возражал своим рефлексам, что никогда еще в жизни не выполнял свой собственный заказ. И инстинкты повиновались.
Ага, вот и нужный люк. Приложить коминс к крышке — вроде разговоров не слышно. Лишь в отдалении продолжает мерно бухать. Внешники еще не справились с дверью. Осторожно жму рычаг, поднял крышку сантиметров на десять. Заглянул. Подсобка. Пусто. Никого. Можно входить. Распахнул люк и спрыгнул вниз. Теперь дверь из отсека. Подключил коминс к замку в обход анализатора — не стоит оставлять следы — прибор погудел несколько секунд, и с легким щелчком дверь разблокировалась.
Я двинулся по коридору, стараясь попадать, по возможности, в мертвые зоны телеглазков. Угол, за ним слышно движение. Там люди. Охрана. А до яйцеголового, до его лаборатории еще добрых тридцать метров. На виду у всех. Без прикрытия…
Я набрал воздуха, как пловец перед погружением, достал верный карандаш и нагло направился прямым ходом к ближайшему «глазку», что контролирует скрещение двух коридоров. Расчет простой, и причина уважительна — система слежения частично вышла из строя.
Подошел, подключился через коминс. Запустил тест, баг свой подстегиваю. А сам стою с умным видом, незаметно фиксирую, что вокруг творится. А все в порядке — халдеи свою баррикаду строят, другие уже позиции позанимали. На меня ноль внимания. Это хорошо. Всего народу вокруг человек пятнадцать, и все при оружии. И взаправду с внешниками воевать собрались, что ли? Ну пусть. Это их дело. Мое же — до хрыча добраться.
Так, снял показания и пошел себе прочь до следующего «глазка», непринужденно постукивая карандашиком по ладони. Спокойно и непринужденно.
Уровень у нас достаточно запутанный, а мне это только на руку. И телепортер экстренный имеется, в кабинете Силаева. Жаль, не удалось мне к нему с багами в первые дни подступиться. Жаль.
Иду себе. А внутри так и звенит все, да еще дурацкие мысли в голову лезут насчет бессмертия, заплывают, словно караси в заводь. Вот одна, к примеру, такая:
бессмертие — оно как, полное или до разрушения тела на молекулы? Ну, скажем, плазмоганом если по тебе пройдутся? Или вот другая: а что будет, если тело целое осталось, а мозги нейродеструктором выжечь? Ну что останется? Зомби? Овощ? Дурацкие такие рыбки в мозгах плавают. А настроение само по себе такое бесшабашное, словно я это бессмертие уже обрел.
— Так-так-так!..
«На тебе, размечтался! Вот он, фарт. Весь перед тобой!»
Я так и замер, не забывая карандашом по ладони постукивать. Впереди, в нескольких шагах стоял Алекс собственной персоной и лыбился поперек себя, как дикий орантроп какой.
— Никак наш спец пожаловал. «Глазки», значит, проверить? Или того круче — родной центр от злодеев оборонять. От внешников своих, да? Только вот что-то оружия у тебя почему-то нет. Да и заблудился ты, спец, идешь не в ту сторону.
Сам Алекс оружием не обделен — лучевик в руке держит. Нехорошо так держит — дулом прямо мне в живот. А чуть сзади и Шпак маячит. А между ними мой хрыч яйцеголовый с титанитовым кейсом в руке. Увидел меня, обхватил его руками, к груди прижал. Только окулярами моргает.
Приплыли…
— А я ведь раскусил тебя, спец. Раскусил… — С чего это наш Алекс так разговорился? Адреналина избыток? — Спросишь как? Отвечу. Да по глазам твоим. У нас, наймитов, глаза совсем другие. Не то что у этих, «чистых». Не коровьи у нас глаза…
Это точно. Глаза у вас не коровьи. Мертвые они, как у змеи. Ну что, так и будем стоять? Ведь пройдет кто-нибудь, и все. Сразу расшифруют. И ведь прослушка все пишет, родимая, надо было и ее багом пригасить. Всего не предусмотришь.
А яйцеголовый, похоже, не догоняет, что тут сейчас будет — ишь, только башкой и вертит, лаборанточек небось высматривает. Не будет тебе лаборанточек, старый хрыч! Не будет. А будет тут сейчас смертоубийство.
И вдруг мне показалось, подумалось на миг, что не совсем дело чисто, а Алекс — как мысли читает — на Рунге кивает:
— Не гадай, спец, не гадай. Не к Силаеву мы его ведем. Нет уже Силаева, одни запчасти остались да голова. Внешникам на радость. Да только ничего они там не насканируют. Силаев — липа был, прикрытие. А мы вот скакнем сейчас с господином Гра…
Ствол слегка отклоняется от моего живота. В тот же миг прыгаю в сторону. Лазер — в форсированный режим. Получи, Шпачина! Тебе первый сюрприз!!! Попал. Широкий фокус у меня сейчас в карандаше. Падает, оседает… Один есть!
На пол! Влево! Веду лучом, чтоб хрыча не задеть. Левее!..
И хрыча не задел, и Алекса не достал. Пол опять упруго дал в коленки, в плечо: я перекатился, ловя Алекса в фокус…
О черт!!! Алекс, смещаясь, повел лучевиком, и я вижу, как синеватый росчерк света входит хрычу в подреберье! Точно под угол кейса…
Мать твою!
Жму кнопку — есть! Чисто срезал. Почти по локоть.
Рука Алекса бьется на полу, словно большая гальванизированая рыба, а сам он — живуч, это у парий не отнимешь — прыгает на меня. Но поздно. И рубиновый луч делит его надвое.
Бай-бай, трепло!
Мгновение перевожу дух, тупо глядя, как хрыч пытается ползти, извивается, брызгая кровищей.
Так. Как бы не «скакнул» яйцеголовый!
Бросаюсь к нему, ляпаю на шею аптечку. Свою. Личную. Поближе к аорте. Огонек — оранжевый.
Подхватываю на руки, и за угол, в ближайший отсек. А кейс свой он так и не выпустил, хоть и «триплексы» совсем помутнели и закатились.
Так. Теперь Алекса сюда же! От греха, с чужих глаз. Все в три прыжка — туда-сюда, обратно. Подхватил Шпака, и тоже в отсек. И в утилизатор обоих. Теперь не обнаружат. И лучевик подобрал, конечно.
Яйцеголовый дышал уже через раз, не иначе как всерьез собрался совершить заключительный в своей жизни «скачок». И ведь совершит, чего доброго. Вон
какая рана в подреберье — трети легкого как не бывалой Ты, это, хрычок старый, ты давай-ка, не помирай пока.
Ронин проверил аптечку и вновь приложил ее к дряблой жалкой старческой шее, больше всего похожей на гусеницу-переростка. Аппарат зажужжал тихонечко и впрыснул старику дополнительный препарат вдобавок к обычным процедурам стимуляции жизнедеятельности. Может, он, конечно, и успеет регенерировать хоть какую-то часть тканей, но с лучевиком не шутят. Здесь эта липовая регенерация не пляшет, здесь без стационара не обойтись.
