самого начала не испытывал сомнений по поводу того, что они ищут. Что же касается ронина, то он был уверен в этом еще прежде, чем просчитал вероятность — девяносто восемь процентов с копейками. «Двадцать два часа сорок три минуты». Процедура контроля на планете-парии способна выбить из колеи любого обитателя планеты люкс.
Пропускное отделение, куда они выехали после прыжка, больше всего напоминало бункер: серые бетонные стены, низкие потолки с блинами электрических ламп, забранных в решетки. Прибывший внепогодник «Сузуки» обступили фигуры в черной форме болтающимися на шеях пи бластерами. Машина еще не успела затормозить, как здешняя бригада уже обследовала ее ручными сканерами. Сверху загрохотало — кто-то залез на крышу и, судя по звукам, отплясывал там старинный народный танец.
Из машины выходить здесь не требовали: один из спецов взял у ронина документы и внимательно изучил их, однако чисто визуально: обязательная во всех мирах системная проверка на париях часто опускалась — не по халатности, а потому, что только идиоты могли бежать от правосудия в мир, где условия были хуже каторжных — на каторге их хоть кормили бы. Двое забрались внутрь, где сразу занялись сканированием груза и внутренних помещений трейлера. Вся процедура происходила быстро, в полном молчании и очень напоминала задержание с обыском, хотя и без ордера.
Граберу пришлось открыть кейс и контейнер, при этом он сообщил в пространство индифферентным тоном, что данный прибор представляет собой экспериментальную модель индивидуального нейростимулятора. При виде контейнера ронин только ухмыльнулся не сегодня завтра предстоит сборка аппарата, а лис все пытается темнить — даже теперь, когда их окончательно загнали в угол, так что и идиоту должно быть ясно, что 433 — конечная точка их маршрута. Отсюда им уже просто так не уйти, не прыгнуть в другой мир за припрятанным «сердечником». А Грабер далеко не идиот. Если бы у ронина еще оставались сомнения по поводу прибора, то слов о «нейростимуляторе последней модели» было бы достаточно, чтобы они окончательно развеялись.
Не обнаружив в кейсе взрывчатых веществ или оружия, таможенник потерял к нему интерес. Странно, но даже гриф секретности не произвел на него ни малейшего впечатления. Просто взглянул и вместе с партнером приступил к обследованию более вместительного ящика, а именно — капсулы с «умирающим». Несмотря на пассивные протесты Жен, с яйцеголового подняли колпак — тут ронин поймал себя на машинальном входе в состояние «броска» и усилием воли остановился: инцидент здесь не мог закончиться в его пользу. Если оружие найдут, придется отдать его без боя вместе с кругленькой суммой штрафа.
Хрыча проверяющие вытряхивать из гроба не стали, только поводили вокруг сканерами. Причем без единого вопроса; то ли «возвращенцы» стали здесь в последнее время частым явлением, но скорее всего контролеров просто не заботило, кого, зачем и в каком именно состоянии они выкинут через несколько минут на планету — сиречь на свалку. Лишь бы при нем не было оружия. Старика трудно было заподозрить в наличии оружия, он идеально соответствовал легенде — того и гляди отдаст концы. Яйцеголовый неплохо справился бы и с ролью трупа — ему было не привыкать, вот только глазные яблоки выдавали — бегали под голыми, без ресниц веками туда-сюда. Ну и грудь, само собой, пошевеливалась — вдыхала-выдыхала кислород. Так оно и лучше: если бы хрыч притворился мертвым, с них могли потребовать разрешение на ввоз и захоронение трупа. А могли и не потребовать: местным властям — так называемой олигархии, обитающей при портале в подкупольной зоне, — было абсолютно плевать что за мусор ввозят на планету, и без того ставшую огромной помойкой, — плевать, даже если мертвец окажется набит наркотиками. Лишь бы в город не просочилось из большого мира оружие, с помощью которого дикари — обитатели трущоб, алчущие благ цивилизации, — могли бы напасть на их благоустроенный Купол.
Когда проверяющие, захлопнув крышку капсулы, перешли на ящики с аппаратурой ронин даже удивился: выходит, что и внутренняя прокладка капсулы была «особым образом» экранирована. Интересно, для чего?
Не для провоза же контрабанды?..
Обследовав груз, контролеры покинули машину — на всю проверку ушло от силы минут двадцать. Последняя формальность — Граберу пришлось оплатить въездную пошлину (все, что у него осталось от «откупных» Скрыля). С деньгами Грабер на сей раз расстался даже с некоторым облегчением, оно и понятно — здешняя процедура контроля заметно его взвинтила.
Даже «добро» на выезд было дано без единого слова — когда ворота с надписью «выход» стали подниматься, они поняли, что их больше не задерживают. Слева в стене имелись и еще одни ворота — своего рода двери в «рай», ведущие в Купол, но эти открывались далеко не для каждого грешного чтобы туда попасть, требовалось специальное разрешение с вельможной подписью куратора никчемных территорий — по здешним понятиям, самого господа бога. На выезд вел бетонированный коридор. «Такой за доли секунды лучевиком не прожжешь», — подумалось ронину. Да и ни к чему. А были времена, когда попасть в Купол было для Дика идеей фикс — сладкой и пузыристой, как нарытая однажды в развалинах старого склада газировка в банке, и совершенно несбыточной — как не покидавшая потом надежда найти еще одну. Хр-р-рустальное детство. Впереди возникла полоса блеклого света — перед машиной открывались последние ворота. Под боком у ронина беспокойно заерзал Грабер — ему было уже неуютно от одного только тусклого света из распахивающегося перед ним чужого и явно недружелюбного мира. Погоди, то ли еще будет. Жен сидит замерев, вся настороже, будто лань в орешнике, на лице тревога — что-то там ждет снаружи?.. Не обрадует тебя, девочка, то, что ты там увидишь. Природой уж точно любоваться не придется. Рунге в своем ящике немногое потеряет. Тоскливо ему там небось. И страшно. Зато чистым кислородом дышит — ловит последние минуты наслаждения.
Ронин тоже сделал глубокий вдох, уже минуя ворота:
«Торжественный выезд. Дом, мать его, сладкий дом. С прибытием». И сразу повел флаер на взлет: для начала не мешало осмотреться, кинуть с высоты взгляд на знакомые с детства, но основательно уже позабытые места. Мало ли какие изменения произошли здесь за без малого восемнадцать стандартных лет его отсутствия.
М-м-да. Что он там предполагал насчет здешних изменений?..
Уже смеркалось, но панорама внизу была еще хорошо видна: огромная территория, занятая железобетонными постройками, большинство из которых представляли собой руины. Сплошные развалины. Каменные джунгли, вполне узнаваемые для того, кто в них родился. Только процесс разрушения сделал их за восемнадцать лет немного ниже, приблизил к земле. Судя по сырости и какой-то общей промозглости безрадостного пейзажа, здесь стояла осень. Впрочем, это могла быть весна. Однако не исключено, что здесь царило лето.
* * *В древней Москве уцелела практически полностью лишь система подземных коммуникаций. Ну и подвалы, само собой, где встречались источники воды, газа и даже иногда электричества. Да и сети связи кое-где еще работали, по крайней мере в те времена, когда ронин здесь обитал. Экология, само собой, ни к черту. Какие-то заводы до сих пор еще коптят — в обеспечение местных заправил. И их рабочие живут, как и прежде, получше, отдельными райончиками.
Фактически лежащий под ними город представлял собой множество разрозненных районов, обнесенных стенами и разделенных каменными джунглями, население которых немногим отличалось от диких звериных стай. И действовал там соответственно закон джунглей, то есть — полнейший беспредел.
Развалины бывшей столицы Государства Российского всколыхнули лежавшие на самом дне души ронина воспоминания юности, давно покрытые илом времени. А теперь, поди ж ты, всплыли.
Вон монумент Кропоткину так и лежит, сердечный, носом в растрескавшийся асфальт, как они его свалили при схватке с «грызлами» — всегда сытым кланом, обосновавшимся на бывшей макаронной фабрике, где запасов макарон там хватило бы, наверное, лет на сто. С дедушкой Кропоткиным привалило тогда не так уж много народу — человек десять, но численный перевес макаронников в той битве был ликвидирован, и каждый клан остался при своем. Может, «грызлы» и сейчас еще сидят на своей фабрике при макаронах, если никто их оттуда не вышиб. Клан ронина тоже был не из бедствующих, поскольку владел ремонтной мастерской — какой-никакой, а уровень технического оснащения там имелся, то есть возможность делать разные необходимые вещицы, вплоть до оружия на продажу. Оружие здесь ходило в основном холодное — мечи, ножи, арбалеты, кольчуги, само собой. Огнестрельное считалось большой редкостью и дефицитом. Средневековье, короче говоря. Кланы победнее разводили для пропитания разных мелких животных, совсем бедные ели всяких там лягушек-рыб. Грибы в подвалах растили. Ели и крыс, изрядно расплодившихся за период распада. Все норовили отхватить себе местечко получше, что и служило
