В Москву!

— Пора уже сваливать. А то эта работа никогда не кончится, — резюмировала секретарша.

К вечеру в форуме объявился и сам Бабоюбов, сменивший по случаю переезда в Москву ник Ебанат Кальция на ник Владимир Петрович. Он последовательно и подробно ответил всем бывшим коллегам, демонстративно соблюдая правила орфографии, для чего то и дело смотрел в словарь. Суть ответов сводилась к тому, что Москва — это рай на земле, но таких дебилов, как вы, в этот рай не возьмут даже чистить картошку. Полюбовавшись на новый коммент и представив лица коллег, когда они будут его читать, Бабоюбов поменял слово «картошку» на слово «конюшни».

Так получилось красивее:

Вас дебилов в Москву не возьмут даже чистить конюшни!

Но никто Бабоюбову не ответил, потому что уже было поздно, и все ушли по домам, в которых не было Интернета. Он знал, что все ушли, но все равно оставался на форуме, тоскливо глядел в монитор и ждал, что случится чудо и кто-нибудь из дебилов хоть что-то ему напишет, а сам он ответит обратно, а тут ему снова напишут, и так он сбежит от тоски.

Непосредственно газетой в газете занимались четверо из пожилых и идейных, и две молодые дуры, которым больше всех надо, — Маруся и, собственно, Нора.

Трудоголик Шмакалдин заканчивал двухполосный опус к юбилею комсомольской организации, который в крае отмечали весь год — с таким же остервенением, с каким в остальной стране — юбилей Пугачевой. Опус был призван лизнуть губернатора и заодно вспомнить про комсомольцев.

Все поколения советских людей (и мы с вами в том числе!) вышли из комсомола, прошли его школу, впитали его здоровый дух. Поэтому в этот день будет более чем уместно и (чего уж там!) честно поговорить о человеке, который…

(тут Шмакалдин пока оставил пустую строку, чтобы дождаться особенно лирического настроения, необходимого для описания добродетелей губернатора)

…о нашем Батьке Демиде, попытаться проанализировать его влияние на молодежь России двадцатого столетия!

Ж. Луговая корпела над сельхозобзором «Что ждет Буренку?» о состоянии мясо-молочной промышленности. В обзоре делался вывод, что, пока у власти кремлевская клика, ничего хорошего Буренке не светит.

Она же готовила информашку «Спасти Кубань, а может, и Россию» — о плановом заседании временной чрезвычайной комиссии края (коротко ВЧК). Комиссию эту собрали, поскольку шла уборочная — дело всегда чрезвычайное.

Заседание ВЧК постановило запретить вывоз из края зерна. «Хоть бы оно все и погнило, зато в Кремле утрутся», — закончила информашку Ж. Луговая.

Международница Антонина Забыдько написала эссе «НАТО, руки прочь от сербов!»

Телекритик Татьяна Лазутчица — обзор московских телеканалов «Грех клеветы на душу тяжко ляжет».

Нора зашла в кабинет, вдохнула миазмы гераней, растворимого кофе и свежего пота коллег и подошла к своей подруге Марусе. Талантливая Маруся приехала в краевую столицу из дальнего хутора и подрабатывала в «Вольной Ниве» автором приходивших в редакцию писем. Нора заглянула ей через плечо. Маруся, поправляя элегантный пирсинг в носу, писала:

«На Покров день мы, хуторяне, тоже, как порядошные, надумали отдохнуть. Оно и понять нас можно. Хотя и забот-хлопот полон рот: и разжишки на зиму нету, кукурузянье не склали до кучи, и сковородки в куте больно пусто брякают. Ну, вот мы подчепурились, через плетень перехильнулись и пошлепали на базар растобыривать тары-бары да чехвостить постылую нонешнюю жизнь, московские игрища да позорников и шибельников, которые в Кремле. Унадились русский народ сничтожать, реформаторы-потрошители.

Раздумакивая таким вот макаром, порешили мы вам в редакцию отписать и задать вопрос, может, вы нам подскажете: правда ли, что хотят назад возвертать Чубайса в правительство? Так мы всем хутором на рельсы выйдем, ежели это так.

А еще телевизор смотреть нету мочушки. Там бабы титьками трясут и одни американские фильмы, которыми наших детей оболванивают, а еще прокладки и сникерсы, а нам уже хлеба купить не на что. А по радиво русских песен совсем нет.

Досадно. Стыдно. Обидно».

— Кстати, о сникерсах, — сказала Маруся, — будешь?

Она залезла в джинсовый рюкзак с нашитым на него пацификом и протянула Норе половину «Сникерса».

— Ну как тебе «письмо из хутора Новотитаровского»? Патриотичненько?

— Аутентичненько, — ответила Нора.

— Не понтуйся — «аутентичненько», — передразнила Маруся. — Это ты от своего олигарха новых слов набралась? Уже весь город знает, как вы в «Лурдэсе» зажигали. Целовались на глазах у официантки, на лодке загорали голышом, — сказала Маруся, махнув ярко-синей стрижкой.

— Да ты с ума сошла! — воскликнула Нора. — Мы за ручки даже не держались!

— Ладно, кому другому расскажи. А то я тебя не знаю. Не боись, я никому не скажу. Не хочешь рассказывать — не рассказывай. Тогда помоги мне придумать, как назвать автора письма. Степан Хуторской подойдет, как считаешь?

— Перебор. Умные догадаются, что письмо ненастоящее.

— Умные нашу газету не читают, — ответила Маруся. — А я хочу свалить пораньше. Мы сегодня с Бобом в кино идем на «Титаник».

В это время к Шмакалдину пришло вдохновение. В пустой строке про губернатора он написал:

По-крестьянски мудр и взыскателен. Природа щедро одарила его проницательностью и юмором, а мать — потомственная казачка — честностью и трудолюбием. Все хитрости людские он видит как-то поособому, изнутри. От детства у него два пристрастия: работа с утра до вечера и книги. Другого времяпрепровождения за ним не замечалось.

Был еще в «Вольной Ниве» главный обозреватель — гордость ее и краса. Чтобы было понятно, почему потом все сложилось так, как сложилось, и не могло сложиться иначе, нужно о нем рассказать подробнее.

Главный обозреватель один занимал отдельную комнату с живописнейшим видом на очередь у анонимного кабинета. Он восседал над столом в галстуке с русским орлом. На грудь был нацеплен красный значок, и хитро блестел зрачок.

Пронырливый сорокалетний Вася Пагон только что завершил восемь свежих материалов про сионизм. Невозможно не привести отрывки хотя бы семи.

Для начала Пагон отозвался на письмо от читателя:

«Этот, с позволения сказать, читатель просит редакцию разъяснить, кто такие сионисты и какой их процент проживает на Кубани. Как узок кругозор этого человека!»

Дальше шел доходчивый экскурс в историю сионизма:

«Однажды Ротшильд собрал своих родственников, и в тайном сговоре они решили создать свою партию. Это и есть сионизм. Наполеон говорил маршалу: «Я бы не рад воевать с Россией, да Ротшильды велят».

Третья была про русских:

«Пока русские убивали русских, выиграл сионизм. Но русский народ нашел в себе силы