находить общий язык с населением. Рассказывает то, что вы не расскажете.
Троица прошла мимо белой будки с надписью «М» и «Ж». От будки несло, перебивая и розы, и эвкалипты, и ветер с моря. Из-под крептомерии японской на дорожку стрельнула змея. Агроном посмотрел на нее, задумался о чем-то и продолжил:
— К нам из самого Ленинграда приезжали студенты на практику, я сам занятия с ними проводил. Почвоведы! Не все же могут в Папуа Новую Гвинею на практику поехать, а у нас не хуже! А теперь что? Вы видели, чем озеленяют город? Анютины глазки, петунии, настурции! Смотреть противно!
— А чем вам петунии не нравятся? — спросил мужчина в белых брюках.
— Ну как… Петунии — это же несерьезное растение, — растерянно сказал агроном.
— Но людям-то нравится.
— Люди ничего не понимают! Вот раньше на улицах сколько было эвкалиптов?! Я понимаю, эвкалипт — он ветровальное растение. Да, они морозобойные, но ведь можно и подсаживать! Или взять бамбук — я понимаю, это бич, это по сути корнеотпрысковый сорняк, но ведь у нас есть бамбук сине-зеленый, бамбук желтый, бамбук черный и даже бамбук квадратный!
— Ух ты, какие гуси прикольные! — сказал чернявый, показывая на двух белых гусей.
— Я тут родился и вырос, в этом парке, понимаете? — произнес агроном, не обращая внимания на чернявого.
— Здесь же не было роддома, — улыбнулся мужчина в брюках.
— Все равно. Этот парк — для меня вся жизнь! — сказал агроном и бросил окурок в пруд с родниковой водой.
— Ну ладно, давайте закругляться, — сказал мужчина в белых брюках агроному. — Пойдемте пообщаемся с народом.
Трое отправились в бывший совхозный клуб. У клуба стоял памятник Ленину с отбитой рукой.
— А вот Ленина мы оставим, — вдруг сказал мужчина в белых брюках. — Только в оранжевый его перекрасим. Ленин — это прикольно.
На скамейках у клуба сидела местная молодежь, которую не пускали бесплатно внутрь. Молодежь занималась своим любимым делом — обсуждала гуляющих отдыхающих:
— Ты посмотри на этих чувырл. Что, в обезьяньем питомнике день открытых дверей сегодня? Девушки, девушки! — прокричал загорелый парень двум гуляющим девушкам. — В обезьяний питомник не хотите сходить?
— Хотим, — кокетничали девушки.
— Не ходите, там мест нет свободных, — сказал парень, и скамейка грохнула хохотом.
Мимо прошел отдыхающий в шортах с цветочным принтом.
— Эй, братан! — крикнули ему. — Ты, когда спать ложишься, ноги в тазик с водой ставишь?
— Зачем? — настороженно спросил отдыхающий.
— Чтоб цветы не завяли! — опять заржали на скамейке. Отдыхающий быстро ушел. Загорелый парень на скамейке сказал:
— Альдос, давай тебе тоже купим такие шорты, парик наденем и будем по пляжу тебя водить, чтоб фотографировались с тобой, как с попугаем. Скажем, что ты Филипп Киркоров. Диана тебя если бы увидела в таких шортах, в жизни больше к телкам не ревновала бы. Такое ощущение, что все бздыхи — пидоры!
Услышав знакомое слово «бздыхи», человек в белых брюках улыбнулся.
В клубе совхоза «Южные Вежды» собрались совхозные работники и местные журналисты. Все они заранее ненавидели Бориса Бирюкова — московского выскочку, купившего их совхоз.
— И начнется новая жизнь! — спотыкаясь, читал по бумажке мэр города — жирный жук с обиженной рожицей.
В этот момент открылась дверь, и в зал вошел молодой бог. Бог нес на плече рыжую сумку с логотипом «Луи Вюиттон». Его белые брюки были в пыли. Он был загорел, но не черномаз, широкоплеч, но не кривоног, белозуб, но не волосат, ясноглаз, но не горбонос. Девушки в зале затрепетали. В боге они увидели то, что любили в гнедых жеребцах побережья, и не увидели то, что не любили. Бог в девушках не увидел ничего. Он поморщился и сел.
— Здравствуйте, коллеги, — сказал он устало. — Мы же теперь коллеги? Я посмотрел сегодня на ваш, с позволения сказать, совхоз и могу обещать вам одно: теперь здесь все будет по-другому. Если есть вопросы, задавайте. У меня пять минут.
— «Вольная Нива», — представилась девушка с заднего ряда.
— Вас так зовут?
— Нет. Меня зовут Нора. Один вопрос. Скажите, это правда, что вы собираетесь снести совхоз и построить здесь коттеджный поселок?
— Нельзя исключать.
— А что будет с людьми, которые тут работают, вас не интересует?
— Это уже второй вопрос. А вы собирались задать один.
— Не уходите от ответа.
— Весь коллектив совхоза мы трудоустроим в поселке и дадим еще дополнительные рабочие места городу.
— Но среди них есть профессора, ученые. Вы заставите их работать вахтерами?
— Не хотят вахтерами, могут полотерами. Уверяю вас, у меня полотеры получают больше, чем у вас — профессора, — ответил Бирюков.
— А вы знаете, что здесь выращивают самый северный чай в мире?
— Знаю. Правда, я так и не понял зачем, — ответил Бирюков и встал, показывая, что он все сказал. Он устал, и ему было все равно, что о нем напишет местная пресса. С губернатором он давно договорился.
Выходя, Борис успел заметить, что Нора «Вольная Нива» молода и красива.
Почему-то его это расстроило.
Номера улучшенные и номера ВИП-люкс с кондиционером в гостинице «Перламутр» отличались немногим: собственно кондиционером и ценой. Кондиционер поднимал цену ровно вдвое.
Нора лежала на кровати в своем номере без кондиционера и смотрела по телевизору местные новости. Она ждала сюжет про визит Бирюкова, чтобы увидеть себя в перебивках и проверить, действительно ли у нее такой длинный нос, как ей показалось, когда она видела себя по телевизору в последний раз.
Тут в номере зазвонил телефон.
— Добрый вечер, Нора. Вам удобно сейчас говорить?
— Да, — ответила Нора, удивленная вежливым женским голосом.
— Борис Андреич приглашает вас сегодня на дружеский ужин, который он проводит для местной администрации. Вас ожидать?
— Какой Борис Андреич?
— Бирюков. Я его помощница.
— А-а. Нет, спасибо, я не пойду.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Польщенная звонком, Нора присела за туалетный столик и улыбнулась в зеркало, показывая сама себе большие белые зубы. Заметив на лбу маленький прыщик, она выдавила его кончиками ногтей. Хотела побрызгать туалетной водой — для дезинфекции, но, вспомнив, что это не обычная туалетная вода, а дорогая Chanel, которую ей на 8 Марта подарил Толик, не стала брызгать. Нора выщипнула тонкий волосок на переносице между бровями, встала и повернулась в профиль перед зеркалом, разглядывая изгиб своей
