Ну да, ну да, – с притворным сочувствием покивал головой Эдя, – теперь-то уж я как наяву вижу, как будто это у меня на глазах происходило. Вы с Анной эдак мило побеседовали, она ушла, а ты заперся на все запоры, вырубил телефоны, и давай напиваться со страху. Пока все запасы не выхлебал, из дому не вылезал. Так было?
Ага, – смутившись, подтвердил Вадя.
Ну ладно. Тебя еще интересует, как дела в фирме идут, нет? – все тем же тоном продолжал Эдя. – Так вот. Немецкий контракт подписан. Аванс будет сегодня – завтра. Так что вызывай Нефедова и начинайте работать. Все документы по контракту в кабинете у Анны. Вот тебе ключи. Работу надо закончить за три, максимум четыре месяца.
Какого черта, Эдь, к чему такая гонка? – возмутился Вадя. – Немцы ведь давали год.
А я тебе говорю – четыре месяца! – голос Эди окреп, налился злым звенящим металлом. – Я уже говорил с Нефедовым, он ручается.
Как скажешь, – Вадя пожал плечами. – Я конечно виноват, признаю, но чего орать почем зря?
Эдя не стал объяснять ему, что деньги эти нужны для проведения одной чертовски выгодной операции. Невероятно выгодной. И нужны максимум через полгода.
Ладно, извини. Я сейчас уезжаю, мне надо заскочить в два-три места, поговорить кое с кем. Я тебе попозже позвоню, пересечемся где-нибудь. Разговор есть.
А что здесь мы поговорить не можем? – удивился Вадя.
Нет. Так надо. Я тебе потом все объясню. Не прощаюсь, – с этими словами Эдя, взяв свой кейс, вышел из кабинета, оставив Вадю одного – удивляться странностям поведения генерального директора.
Эдя позвонил через два часа и назначил встречу в шесть у ипподрома, на стоянке. Ваде никогда не доводилось бывать там, да и за Эдей страсти к лошадям, игре он раньше не замечал. Он было попробовал воспротивиться, предложив для встречи более подходящее, как ему казалось, место, их любимый с Эдей ресторанчик «Mon ange». Но Эдя резко оборвал его, приказав не выдумывать. «Ну что ж, ипподром так ипподром», – мысленно согласился с другом Вадя.
Ровно в восемнадцать ноль-ноль он свернул с Беговой на площадь перед ипподромом и покатился вдоль ряда оставленных хозяевами машин, ища свободное место. Свободное место нашлось рядом с Эдькиным «Лэндкрузером».
Вот так всегда, – хвастливо сказал Эдя. – Все на мне, все на мне. Я даже место тебе на стоянке должен занимать. Чтобы ты без меня делал…
Да хватит тебе сегодня на меня наезжать по поводу и без повода, – возмутился Вадя. – Говори уж лучше, зачем заставил меня сюда притащиться.
Давай в машину сядем, не стоя же беседовать, – предложил Эдя.
Ну, садись, – Вадя широко распахнул дверь своего «Порше».
Нет, у тебя не хочу. Слишком низко, тесно… Пойдем лучше ко мне. Хоть посидим свободно, как люди.
Вадя поставил на сигнализацию свое авто и с кислой физиономией, долженствующей означать: «Ну, на вас не угодишь», – обошел Эдькин сундук и, усевшись рядом с ним, спросил:
Итак… О чем монсеньор желает побеседовать?
Скажи, Вадь, а что, ты не можешь не выпендриваться? Что, попроще жить нельзя? – Эдя кивнул на Вадькиного любимца «Порше». – Купил бы себе подержанную «Камрюху» или «Максимку», на крайний случай «Мерс» какой-нибудь. Ты что, бандит? Или сын олигарха?
Так ты притащил меня сюда, чтобы нравоучения читать? – возмутился было Вадя, а потом подумал: «Черт с ним, пускай гундит. Это он так за прошлую неделю отыгрывается. Потерплю… Брань на вороту не виснет».
Деньги у тебя есть? – внезапно поинтересовался Эдя.
Вадя охотно достал бумажник.
Да я не об этих деньгах говорю, – досадливо поморщился Эдя. – У тебя за душой что-нибудь есть? Ведь кроме машины, которых ты поменял за последние три года семь или восемь…
Эта девятая, – уточнил Вадя.
Вот, – Эдя согласно кивнул. – Кроме машин, баб, которых ты поменял еще больше, чем машин, да кучи тряпок, которые уже ничего не стоят, у тебя ведь и нет ничего. Ты даже себе квартиру не удосужился купить.
У меня есть квартира, – осторожно вставил Вадя, не понимая, куда клонит его партнер. – Та, в которой я сейчас живу.
Эта квартира принадлежит нам троим, вернее фирме, – поправил его Эдя. – Ты погоди, о ней еще будет отдельный разговор. Ты живешь одним днем. Ты о будущем когда-нибудь задумываешься? Ты хоть представляешь себе сколько стоит жениться? Ребенка завести? Вырастить, выучить его? А?
Эдя, – с притворной скромностью потупив глаза и изобразив полнейшую покорность, промямлил Вадя, – я не собираюсь жениться, тем более ребеночка заводить.
Ну и дурак, – все так же, с пылом воскликнул генеральный, совершенно не заметив Вадиной игры, содержащей изрядную долю издевки. – Вот на ком, на ком, а на Анне следовало жениться и детей с ней завести, и пройти всю жизнь рука об руку…
Вадин смех был для него полнейшей неожиданностью. Он хохотал так, что из глаз у него полились слезы.
Ой, уморил, – он достал платок и вытер слезы, размазывая их по лицу. – Я все понял, Эдька. – Он судорожно всхлипнул, подавив очередной приступ хохота. – Ты в нее влюблен. Дурачок… Ну и чего же ты таишься? Пойди и откройся ей. Она баба ласковая, как кошка. Ты не обращай внимания на суровый взгляд. А так она, знаешь, какая нежная… Она тебя поймет и примет… Вот увидишь.
То-то ты после ее ласкового взгляда в штаны наложил и неделю прятался как… – Эдя постарался задеть друга, как можно больнее, но не найдя сравнения осекся.
Это ты зря. Я же по-дружески тебе советую. – Вадя уже полностью овладел ситуацией и чувствовал себя вполне комфортно, в то время как Эдя потерялся и сник. – Ведь бабы, они, знаешь, какие… По сути все одинаковые. И нос у нее кверху, и взгляд отстраненный, и вся из себя она такая деловая… А ты ей предложи просто: «Давай жить вместе…», – и все. Она твоя. Ведь разговоры про гражданский брак, равенство полов, эмансипацию – это все фигня. На самом деле они все хотят замуж. И каждая дура думает, что она поживет с тобой немножко, а потом ты, весь такой ею очарованный, потащишь ее под венец. А на самом деле, попользовался и… Пом-м, – причмокнув губами, Вадя издал звонкий звук, – под зад коленом. Следующая…
А зачем тебе следующая? – осведомился Эдя. – Сам же говоришь, что они все одинаковые.
Одинаковые то, одинаковые… Но разнообразие, знаешь, как бодрит. И потом… Это постоянное ощущение безграничной власти. Хочу – облагодетельствую, хочу – прогоню. А подзаряжаешься от них, знаешь как… Ментальной энергией, – пояснил Вадя. Он сел на своего любимого конька и говорить, казалось, мог бесконечно. – Жизнь – это, вообще, война полов. То ты ее оседлал, придавил, притиснул, ноги ей распялил и пользуешь, пользуешь, пользуешь… А то она тебе на загривок вскочила, в шею длинными, острыми когтями впилась и пользует, пользует тебя…
Используешь, – поправил Эдя.
Не придирайся к словам, – огрызнулся Вадя. – А Анька…
Оставь Анну в покое, – резко оборвал его Эдя. – Теперь я тебе охотно верю. Ну, в то, что она хочет убить тебя. Если ее коснулась хотя бы десятая часть того дерьма, которое ты на меня сейчас вывалил, то она не может не желать твоей смерти.
Вадя хохотнул, на этот раз коротко и деланно.
Теперь я все понял, Эдька, – сказал он. – Ты всегда мне завидовал. И теперь, с Анькой, и раньше… Тебе ведь все время одни мышки доставались, а у меня такие роскошные девки были. И ты, оказывается, все время завидовал… Бедный Эдя. Черт, ты бы уж лучше сказал мне, я бы поделился, честное слово.
Да у меня далеко не со всеми этими, как ты выразился мышками, что-то было.
Бедный Эдя. Ну, кто ж тебе виноват, что ты даже мышек трахнуть не мог, – Вадя с притворным сожалением покачал головой.
Зато со многими из них у меня до сих пор сохранились добрые, дружеские отношения. Я вообще привык
