резко рванул с места происшествия, что девчонок аж вдавило в кресла.
Эй, а поосторожнее нельзя? – возмутилась уже очухавшаяся Ирка. – От кого бежим-то? Милиции, что ли, боимся?
Что вы, что вы, девушки… Стараюсь быстрее вас в больницу доставить, – водитель говорил с легким кавказским акцентом.
Не надо в больницу. Отвезите нас домой, в Измайлово, – попросила Анна.
Хорошо, хорошо, – заверил ее водитель. – Куда скажите, хоть в Тулу поедем.
Водителя звали Араик. Узнав дорогой, что в Измайлове живет только Анна, а Ирка – аж в Теплом Стане, он вызвался доставить домой и Ирку.
Вечером она позвонила Анне:
Ну, ты как? Жива?
Жива… У предков только переполох.
Зря ты им рассказала. Знаешь, – даже через телефонную линию чувствовалось, что ей не терпится поделиться впечатлениями, – а он ничего.
Кто? – не сообразила Анна.
Как кто? Араик. Отвез меня домой, через час потом приезжает – привез о-огромнейший букет цветов, – Ирка чуть не задохнулась от избытка эмоций, – двух врачей; одного – обычного и второго – психоаналитика. Успокаивать меня. Представляешь? А сейчас он за мной заедет, и мы едем ужинать.
Так ведь десятый час уже, – удивилась Анна.
Ничего ты не понимаешь, самое оно.
Смотри… – вяло отреагировала Анна на энтузиазм подруги. – У него, небось, дома на Кавказе три законные жены остались.
Плевать, – легкомысленно отмахнулась Ирка от нравоучений. – Главное – чтоб человек хороший…
Слушай, а тебе ничего не будет за то, что в Фили сегодня не попала?
Ерунда. – Подобные мелочи всегда мало волновали Ирку. – Ой, звонок. Это он!
Из задумчивости Анну вывел возглас Стаса:
Э-эй! Ты где? Вернись! – Наглый мальчишка позволил себе подойти и, усевшись перед ней на корточки, помахать перед ее лицом растопыренной пятерней. – Анна, тебе что, плохо? – Он заметил, что она уже обратила на него внимание и скорчил жалостливую рожицу. – Ну что, пойдешь со мной? А то я уже опаздываю.
Ну, не сидеть же мне весь вечер, как старухе, в одиночестве, – рассмеялась Анна.
Стасик устроил Анне место в первом ряду. Небольшой зал был забит битком, даже в единственном проходе стояли люди, тесно прижавшись друг к другу. Строго говоря, никакой это был не зал. А так… Большая комната в подвале жилого дома. Вернее две смежные комнаты, в которых располагался молодежный театр-студия «На чурбачках». Между комнатами разобрали перегородку и сделали в одной из них зрительный зал на двести мест, а во второй – сцену с минимально возможным закулисьем. По словам Стаса, выходило, что первоначально в зрительном зале стояли настоящие березовые чурбачки и только потом, года через два, когда студия приобрела известность в определенных кругах, нашелся спонсор, и чурбачки заменили обычными театральными креслами. А название осталось.
Занавес был раздвинут, обнажая неприглядный задник, заваленный декорациями, поломанной мебелью и еще, черт знает, чем. На сцене слева стояла внушительного вида дубовая кафедра, сразу напомнившая Анне родной университет. Сначала на сцене появились два десятка спортивного вида молодых людей. Они выходили на сцену откуда-то сзади, протискиваясь между декораций, и выстроились широким полукругом позади кафедры.
Зал начал аплодировать. Сначала вяло, вразнобой, потом все четче и слаженней. На сцене появился высокий, подтянутый человек, действительно, внешне смахивающий на героя «Матрицы». Сходство, видимо, сознательно эксплуатируемое, подчеркивалось длинным черным кожаным плащом до пят и черными солнцезащитными очками.
Зал зашелся от восторга. Счастливые обладатели сидячих мест разом вскочили на ноги. Яростный звон сотен ладоней, отчаянно бьющих друг об друга, казалось, был громче тысяч барабанов. Человек в кожаном плаще подошел к кафедре и поднял вверх левую руку, как бы призывая утишить восторги и пригасить эмоции. Но зал в ответ на этот жест, как будто, просто взбесился. Сумасшедшие аплодисменты теперь сопровождались в такт скандированием: «Сталин – империя – НЭО! Сталин – империя – НЭО!»
Анна, поначалу с недоумением, а потом и с презрением взиравшая на это безумие, неожиданно почувствовала как непонятная, могучая сила, неведомым образом возникшая где-то в области желудка, тянет ее вверх, заставляя подняться на ноги. Еще секунда, и она вместе со всеми яростно бьет в ладоши. «Нет, я не буду орать, нет, я не животное!» – Отчаянно сопротивлялся мозг этой самой желудочной силе, уже подкатившей к горлу и стремящейся разжать ее сведенные судорогой сопротивления челюсти.
НЭО поднял руку чуть повыше и три сотни человек моментально замерли, повинуясь его жесту.
Друзья, товарищи по борьбе, – начал он в наступившей гробовой тишине неожиданно тонким голосом, так не вязавшимся с его героическим обликом. – Сегодня я хотел говорить с вами об организационных моментах нашего завтрашнего мероприятия, но ваше местное руководство заверило меня, что у вас все готово наилучшим образом и не стоит лишний раз тратить на это время.
Да, – в едином порыве выдохнул зал.
Что ж, завтра проверим. Тогда обсудим животрепещущие моменты текущей политической ситуации. Не скрою, все больше товарищей задают мне вопрос: «Зачем нам нужны наши нынешние союзники, все эти гнилые, недобитые демократы, оставшиеся не у дел члены правящей клики и иже с ними? Ведь за ними нет мощных политических организаций, как у нас, они не пользуются широкой поддержкой в народе. Это мы, а не они, совершаем подвиги. Это мы, а не они, ради народа идем в тюрьмы. Так зачем же они нам?» Объясняю. Наши великие учителя оставили нам в наследство ярчайшие примеры тактической гибкости, и мы, учась у них, не должны пренебрегать этими примерами. Нынешний союз – это пример применения творческого наследия наших учителей в повседневной политической практике. Так надо, друзья! Вы верите мне?!
Да-а! – завопил зал и снова принялся скандировать: – Сталин – империя – НЭО! Сталин – империя – НЭО!
НЭО снова поднял руку, и в зале воцарилась тишина.
Задают мне товарищи и другой вопрос, – негромко заговорил он. – А не становится ли вменяемым нынешний режим, не пора ли от конфронтации переходить к конструктивному сотрудничеству с ним? И действительно. Все больше и больше олигархов подвергаются преследованиям, все больше и больше капиталистов лишаются своих предприятий. Часть из них уже сидит в лагерях, другие скрываются за границей. Мелкие лавочники, эта гнойная плесень, уверенно душатся твердой государственной рукой. Возрождается армия. Крепнет военно-промышленный комплекс. Все больше и больше важных для страны предприятий национализируются или переходят в руки близких к государству, патриотически ориентированных бизнесменов. Все тверже политика России на международной арене. Все больше ее вес. Казалось бы, нынешняя правящая клика взялась реализовывать нашу программу. Может быть, нам и, впрямь, пойти к ним в услужение? Начать играть по их правилам? – Он выдержал томительную паузу, внимательно вглядываясь в зал. – Нет, нет и нет! Ибо для нынешней власти величие России всего лишь разменная монета, средство для торга с Западом, обеспечивающее ей немалые барыши. Им не нужна великая Россия, им не нужна Империя. Им нужны виллы на Лазурном берегу и поместья в Сассексе, им нужно сладкое заграничное пойло и обильная изысканная жратва, им нужны дорогие игрушки в виде иностранных футбольных клубов и счета в швейцарских банках. Они не хотят жить и работать на благо России. Они хотят тунеядствовать и разлагаться в роскоши. И ради этого они распродают Россию! Поэтому нет, нет и нет сотрудничеству с нынешним режимом! Есть только одна сила, способная поднять с колен Россию и возродить Великую Империю! И эта сила – партия…
НЭО – сталинитов! – как один человек подхватил зал. – Сталин – империя – НЭО! Сталин – империя – НЭО!
Из-за декораций на сцену выбежал молодой человек и склонился к уху одного из охранников НЭО. Тот отдал команду и охрана, выстроившись в колонну по одному, резво двинулась на выход. Скомандовавший в сопровождении еще двоих почтительно приблизился к НЭО и что-то шепнул ему.
