фарами. Остановив машину, Анна плюхнулась на заднее сиденье и скомандовала:
Гостиница «Европейская».
Она поднялась в свой номер, приняла душ и уселась перед телевизором, решив таким образом успокоить издерганные нервы и скоротать вечер. Но успокоиться никак не удавалось. Сумасшедшие глаза старухи смотрели на нее из каждого угла, а малейший шорох, доносившийся из коридора, напоминал ей усатого истукана, тыкавшего в нее трубкой. Самое лучшее – потрепаться сейчас с Нюточкой, но она, словно совершенно позабыв об Анне, и не думала объявляться.
Вспомнив, что она сегодня не только не ужинала, но и не обедала, Анна выключила телевизор и, довольная тем, что нашла, как убить время, быстренько одевшись и приведя в порядок волосы, вышла из номера.
Добрый вечер, мэм.
У двери соседнего номера с ключом в руках стоял мужчина.
Miss, – механически, по инерции поправила Анна, вспоминавшая в тот момент крутые повороты беседы с Екатериной Константиновной.
О, простите, мисс. Меня зовут Леймон, – представился мужчина.
Lemon? – Удивилась Анна.
No, no, no, – Он красиво, мужественно рассмеялся. – Я не лимон. Я – Леймон. Это сокращенное от Пантелеймон.
Анна поглядела на него внимательней. Красивая фигура пловца: узкие бедра и широкие, развитые плечи, выбритая до блеска голова идеальной формы, длинный нос с горбинкой, слегка нависающий над полными, чувственными губами, и выразительный подбородок с ямочкой. Она не смогла точно определить его возраст, отметив лишь, что он уже далеко не мальчик. «Зрелый мужчина, – с удовлетворением отметила она. – Похож на пловца, но по возрасту – скорее тренер. Пловцов или ватерполистов. Судя по обращению, англосакс, но по-русски говорит безукоризненно. Может быть, сейчас здесь проходят какие-то международные соревнования?»
Меня зовут Анна. – Она заперла дверь и протянула ему руку.
Он сделал несколько шагов навстречу и вполне политкорректно пожал ее.
Очень приятно.
Вы иностранец? Погодите, я попробую угадать… – Ей был симпатичен этот вежливый, спортивного вида человек. – Вы американец?
Нет…
Неужели англичанин?
Нет-с, я оттуда… – Он показал пальцем вниз.
А, поняла, вы оттуда, где люди ходят вверх ногами. Вы австралиец. Правильно?
Э-э… Я еще не ужинал. Не желаете ли составить мне компанию?
С удовольствием, – охотно согласилась Анна. – Я здесь первый день. Как готовят в местном ресторане? Прилично?
О, я знаю отличный ресторанчик совсем рядом с гостиницей. Приглашаю. Там великолепно-с.
Доверие к бритому джентльмену родилось мгновенно, из ниоткуда, а после короткого обмена репликами превратилось в благорасположенность. Рядом с ним Анна почувствовала себя абсолютно защищенной от сумасшедших старух, маскирующихся под докторов исторических наук, прилипчивых киллеров, то и дело пытающихся переехать ее автомобилем, золоченых истуканов, тыкающих в нее трубкой и прочих мелких и крупных неприятностей, способных отравить человеку жизнь.
Они вышли из гостиницы и, пройдя один квартал, свернули налево, потом направо и снова налево. Ресторан располагался в полуподвале и был похож скорее на дешевую забегаловку, чем на приличное заведение с нормальной кухней. Да и здешние посетители совсем не вызвали у Анны никакого доверия. Бомжи с трех вокзалов – и то выглядят симпатичнее. Встревоженная, она обернулась к своему спутнику и вопросительно поглядела на него.
О, не беспокойтесь, – успокоил ее Леймон. – Сейчас начнется вечерний сеанс, и все преобразится.
«Какой еще, к черту, сеанс, да еще и вечерний, и почему он должен начаться в этой замызганной дыре?» – подумала Анна, но уверенный тон Леймона произвел на нее успокаивающее действие. Свободный столик нашелся в самом дальнем углу заведения, под сенью тощего, кривого фикуса, уродливо торчащего из рассохшейся кадки. Анна внимательно осмотрел стул, на который ей предстояло сесть и, на всякий случай, украдкой (чтобы никто не видел) тщательно протерла его платочком.
Не успели они усесться, как к ним подскочил коротышка официант в белой фланелевой курточке, щедро заляпанной всеми подливками и соусами, когда-либо подававшимися в этом заведении. Леймон щелкнул пальцами, и официант, кланяясь и бормоча: «Как вам будет угодно-с…» – стал пятиться назад, пока не исчез за дверью, ведущей на кухню. И тотчас же из-за двери, один за одним, выскочила дюжина толстощеких мальчишек. Первый тащил серебряный подсвечник со свечами, а остальные – блюда с едой.
Анна хотела было попросить, чтобы им сменили скатерть, но, опустив глаза, обнаружила, что вместо мятой тряпки, усыпанной хлебными крошками и разукрашенной разноцветными разводами и пятнами, уже лежит свежайшая, накрахмаленная до хруста, льняная скатерть. Первый мальчуган водрузил на середину стола подсвечник и тут же бегом унесся на кухню. Остальные, сгрузив на стол свою ношу, последовали его примеру. В течение минуты проворные пацаны заставили стол в несколько этажей блюдами со снедью и прочей посудой. С удивлением Анна обнаружила, что в этом убогом заведении не только ножи, вилки, ложки, но и все остальное – из чистого серебра. Даже вместо привычных бокалов им поставили серебряные кубки.
Леймон, дотоле хранивший молчание, весьма учтиво поинтересовался у своей спутницы:
Многоуважаемая Анна еще не изменила своего мнения о сем достопочтенном заведении? – Анна скривила губы и передернула плечами, что должно было, по-видимому, означать: «Как-то не очень…» Леймон тяжело вздохнул. – Ну что ж… Начнем вечерний сеанс.
Он извлек откуда-то спичечный коробок и, чиркнув спичкой, дал ей разгореться, после чего поднес к свече. Крохотный огонек перепрыгнул со спички на фитиль и по мере того, как он, разгораясь, увеличивался, зал постепенно погружался в темноту, и вскоре Анна и Леймон сидели в колеблющейся сфере неверного света свечи, окруженные плотной стеной темноты.
Ну, как? – поинтересовался Леймон.
Бомжарские рожи, облупившиеся стены и грязный пол исчезли из виду, но Анна знала, что они никуда не девались, вот они, рядышком, стоит только руку протянуть. Как ни хотелось ей сделать приятное своему спутнику, она вынуждена была, виновато улыбнувшись, признаться:
Дешевый трюк.
Леймон снова вздохнул.
Что ж… Продолжим.
Он снова запалил спичку и зажег еще одну свечу. Темнота начала раздвигаться, и Анна увидела, что вместо чахлого, кривого фикуса рядом с их столиком высится могучая пальма. Ствол ее уходит куда-то вниз, в отверстие в дощатом свежеоструганном полу, а пышная крона, колеблемая легким, несущим живительную прохладу ветерком, шелестит метрах в пяти над ее головой. Она даже погладила рукой ее мохнатый ствол, чтобы убедиться, что это не обман зрения. Голубоватый рассеянный свет продолжал наполнять пространство вокруг нее, и вот уже Анна видит, что сидят они на открытой веранде, вокруг них занимают места за столиками дамы в вечерних туалетах и весьма импозантные господа, а над головой у нее бескрайнее черное небо, украшенное россыпью звезд. И шум… Приглушенный, монотонный шум, как фон, на котором особенно выразительны человеческие голоса, смех и даже звяканье посуды. Она хотела спросить: «Неужели это…», – но Леймон опередил ее, подтвердив догадку.
Прибой. Океанский прибой.
Потрясающе! – восхищенно выдохнула Анна. – Вы просто волшебник!
Квантовая механика и никакого мошенничества, – с легким торжеством в голосе пояснил Леймон.
Так вы физик, – воскликнула Анна, удовлетворенная столь легко нашедшимся объяснением всем этим чудесам. – А я думала вы тренер по плаванию. – Она ненадолго задумалась, наморщив лоб. – Такое под силу только очень большому ученому. Великому ученому. Скажите, вы, наверное, Нобелевский лауреат?
