замечательной абракадабры позволяли легко восстановить в памяти и названия улиц, и порядок их следования друг за другом. Вскоре появились дворовые, не претендующие на появление в печати варианты: «Разве Можно Верить Пустым Словам Бл…». И более изощренная, рафинированная разновидность: «Разве Можно Верить Подлому Сердцу Бл…».
Казалось, что из названий всего шести улиц уже ничего извлечь невозможно, все варианты исчерпаны. Ан, нет. Вот еще один, предложенный низовой культурой в самые последние годы: «Разве Можно Верить Пустым Словам Большевиков». Впрочем, не исключено, что этот вариант родился давно, еще в советские времена, когда фольклор, по определению, был одной из форм общественного протеста против тоталитарного режима. Он был в подполье. И потому мы его не сразу услышали.
Рылеева, улица
1806–1858. Эта улица в слободе Преображенского полка была проложена еще в середине XVIII века, однако свое первое официальное название получила только в начале XIX века. На плане Петербурга 1806 года она обозначена как
1926. К 100-летию со дня казни пятерых руководителей декабрьского восстания на Сенатской площади Спасскую улицу переименовали сначала, в 1923 году, в
Впервые в Петербург Рылеев приехал в 1801 году из села Батово Петербургской губернии, где провел свое детство. В Петербурге закончил Первый кадетский корпус. В 1814 году вышел в отставку. Писал стихи. Печатался. В 1823 году вступил в Северное общество декабристов и стал фактически его руководителем. Приобрел в петербургском обществе широкую известность своими так называемыми русскими завтраками, угощением на которых служили ржаной хлеб, кислая капуста и «графин очищенной Русской водки». Руководил подготовкой восстания на Сенатской площади и был одним из первых арестованных и заключенных в Петропавловскую крепость. В июле 1826 года вместе с четырьмя другими приговоренными к смерти декабристами был повешен на валу Кронверка Петропавловской крепости.
Если верить фольклору, вся жизнь Рылеева прошла под мистическими знаками смерти. Среди первых легенд о Рылееве есть легенда о том, что его мать, когда мальчику было всего восемь лет, увидела во сне всю его судьбу вплоть до трагической гибели. Во время заграничных походов Рылеев вместе со своей артиллерийской бригадой побывал во многих европейских странах, в том числе в Германии. В Дрездене, где комендантом служил его родственник, некий M. Н. Рылеев, согласно одной из легенд, Кондратий Федорович своими остроумными эпиграммами возбудил против себя все армейское начальство. Дело дошло до коменданта. Он вызвал к себе своего родственника и приказал «в 24 часа покинуть Дрезден». «Иначе предам военному суду и расстреляю», – будто бы бросил на ходу комендант, на что будущий декабрист якобы ответил: «Кому суждено быть повешенным, того не расстреляют».
Проверить достоверность этой истории теперь уже невозможно. Тем более что фольклор знает легенду о том же самом, но относительно другого руководителя восстания декабристов – Павла Пестеля. Но вот еще один рассказ, действие которого происходит уже в Париже. Согласно ему, Рылеев посетил салон мадам Ленорман. Взглянув на его ладонь, французская вещунья в ужасе оттолкнула его руку. «Вы умрете не своей смертью», – будто бы сказала она. «Меня убьют на войне?» – спросил Рылеев. «Нет». – «На дуэли?» – «Нет-нет, – торопливо заговорила пророчица, – гораздо хуже! И больше не спрашивайте». С тем и ушел Кондратий Рылеев в историю.
Саблинская улица
1836… В 1703 году повседневная жизнь первых петербуржцев кипела на пространстве между Троицким собором и Домиком Петра I на Петербургской стороне. Здесь селились ближайшие сподвижники царя, проводились солдатские учения, шла бойкая торговля товарами первой необходимости. Именно здесь, на Троицкой площади, возник первый городской рынок. Рынок назывался Обжорным. Чуть позже, «пожарного страха ради», его перевели на другое место и присвоили более благозвучное название.
Он стал называться Сытным, или Ситным. Существует несколько версий происхождения этих названий. По одной из них, сюда любил захаживать первый губернатор Петербурга князь Александр Данилович Меншиков. Покупал свои любимые пирожки с зайчатиной, тут же смачно ел и приговаривал: «Ах, как сытно!» Вот так будто бы и стал рынок Сытным.
Но есть другие легенды. В старину на рынке, рассказывает одна из них, торговали мукой, предварительно прямо на глазах покупателей просеивая ее через сита. Тут же продавали и сами сита. Потому и рынок Ситный. Но другие уверяют, что все-таки не «Ситный», а «Сытный», и что название это произошло от слова «сыта» – то есть вода, подслащенная медом. В специальные «конные дни», когда на рынке торговали лошадьми, женщины промышляли продажей любимого простым народом овсяного киселя, а «для прихлебки давали сыту».
В 1836 году позади рынка была проложена улица, протянувшаяся от Большой Пушкарской улицы к Кронверкскому проспекту. По рынку улицу назвали сначала
1887. Спор решила городская управа Санкт-Петербурга. В апреле 1887 года улица была названа
Савиной, улица
1887. В 1801 году Петровский остров, до этого принадлежавший царской семье, был передан Вольному экономическому обществу, которое с 1907 года начало сдавать участки земли под частные дачи. Постепенно на острове стали образовываться улицы, одну из которых, засаженную тополями, в 1887 году назвали
1965. В 1895 году на Тополевой улице, по инициативе и в значительной степени на средства актрисы Александринского театра Марии Гавриловны Савиной, было основано так называемое Убежище для престарелых актеров, ныне известное как Дом ветеранов сцены.
Савина считалась одной из лучших исполнительниц ролей в пьесах русского классического репертуара. В Петербурге ее искренне любили. Не зря говаривали, что «Фраки в Петербурге шьют три раза в год: на Рождество, на Пасху и на бенефис Савиной». Кроме сценической деятельности она занималась широкой общественной работой. И при всем этом Савина, как почти единогласно утверждают современники, обладала совершенно несносным характером. В театре, признавая ее безусловный талант и в глаза величая «Царицей Александринки», за глаза презрительно называли «Генеральшей». Директор императорских театров В. А. Теляковский не однажды признавался, что в Александринке «два директора – один он, тайный советник, а другой Савина, явный советник. Первый говорит то, что заблагорассудится, а второй делает то, что хочет».
При всей своей внешней озабоченности судьбами товарищей по профессии, она не терпела никакого таланта не то что рядом, а даже вблизи себя. Рассказывают, что однажды на каком-то французском спектакле Савина, глядя на сцену, откровенно говорила: «Хоть бы один такой мужчина, как эти, в