По воспоминаниям ленинградцев, во время блокады в городе рассказывали о том, что даже в то жуткое время в секретных подвалах «Большого дома» днем и ночью не прекращалась работа специальной электрической мельницы по перемалыванию тел замученных и расстрелянных узников сталинского режима. Ее жернова прерывали свою страшную работу только тогда, когда электричества не хватало даже для освещения кабинетов Смольного. Но при этом, утверждает легенда, не прекращалось исполнение расстрельных приговоров «Шпалерных троек». Трупы казненных просто сбрасывали в Неву. Для удобства энкаведешников была проложена специальная сливная труба, по которой кровь замученных и казненных стекала прямо в Неву. Ленинградцы с тех пор уверены, что именно поэтому цвет воды напротив «Большого дома» навсегда приобрел красновато-кирпичный оттенок. Убедить их в том, что причина такого цвета воды кроется в природной особенности донного грунта, не представляется возможным. Сохранился леденящий душу рассказ о подводных призраках, с которыми столкнулся один водолаз. Как писал в своем блокадном дневнике ленинградец Г. А. Князев, бедный водолаз чуть не «сошел с ума от ужаса», когда увидел на дне Невы множество вертикально расположенных трупов. Оказалось, что к ногам утопленных был привязан груз и их «подняло быстрым течением и трепало так, что мертвецы размахивали руками, качали головами, и получалась странная картина митинга мертвецов».
Время от времени напоминают о себе и другие призраки «Большого дома». Известно, что за все время блокады в дом на Литейном не попала ни одна бомба. Легенды утверждают, что немецкие летчики знали о живом щите, устроенном советскими чекистами. В верхнем этаже «Большого дома» якобы содержались пленные немецкие офицеры. Подозрительная осведомленность об этом фашистов вызывала странное ощущение у блокадников. Они были уверены, что утечка информации произошла намеренно. До сих пор среди ленинградцев жива легенда, согласно ей, в башенках над крышей «Большого дома», которые на самом деле первоначально предназначались для соляриев, во время войны были размещены зенитные орудия, направленные в сторону Литейного моста. Так гэпэушники собирались отражать возможное нападение немцев со стороны Финляндского вокзала.
На фоне этих кошмаров родилась легенда о том, что жизнь большинства строителей этого одиозного дома трагически оборвалась в его пыточных камерах. Новые хозяева, утверждает легенда, позаботились о том, чтобы тайна бесчисленных секретных застенков НКВД была навеки сохранена теми, кто о них знал. Так перекликаются страшные легенды «Крестов» и «Большого дома».
Петербургский фольклор до сих пор обращается к зловещей деятельности одного из самых чудовищных учреждений советской власти, сумевшей вовлечь в безумную пляску смерти и откровенных противников режима, и ее верноподданных, и просто законопослушных граждан. Не нам с вами, с высоты наших сегодняшних знаний и информированности, судить или осуждать их. Фольклор этим не занимается. Он просто констатирует. И поэтому каждый, даже самый ничтожный штрих той жизни, сохраненный для нас в фольклоре, важен как бесценное свидетельство очевидцев и участников событий нашей истории.
Надпись на дверях «Большого дома»: «Посторонним вход воспрещен». Двое останавливаются. Читают. «А если бы было разрешено, ты бы сам вошел?»
Объявления у входа в «Большой дом»: «Звонок не работает. Стучать по телефону»; «Прием граждан круглосуточно».
Такая была жизнь. Она добросовестно отражалась в зеркале фольклора.
В заключение интересно напомнить, что еще в начале XX века перед фасадом Арсенала на нечетной стороне Литейного проспекта стоял целый ряд старинных пушек с дулами, направленными на противоположную сторону проспекта, где высилось здание Окружного суда. Петербургские умники того времени злословили: «Пушки направлены на правосудие». Затем на месте Окружного суда появился «Большой дом» и пушки долгое время были «нацелены» на него. Что при этом говорили ленинградцы, нам не известно. Но пушки убрали. Где-то в конце 1960-х годов.
Призраки снов, дневных видений и предзнаменований
До сих пор, путешествуя в таинственном пространстве петербургского Зазеркалья, мы встречались с призраками, если можно так выразиться, общедоступными; с ними может столкнуться каждый, чье воображение так или иначе к этому подготовлено. Но есть категория призраков, монопольное право на встречу с которыми принадлежит исключительно одному-единственному человеку. И происходит это либо в ночном сне, либо во время пригрезившегося дневного видения, адресованного только этому человеку и толкуемое впоследствии как вещее предзнаменование грядущих событий или в его личной жизни, или в судьбах окружающих, но зависящих исключительно от него. В богатой трехвековой истории петербургского городского фольклора таких примеров много.
Надо сказать, значение вещего сна в судьбе Петербурга всегда было огромным. Об этом свидетельствует городской фольклор. В совокупной памяти поколений сохранились удивительные легенды о событиях, на которые в значительной степени повлияли ночные видения.
Так, в ночь на 15 июля 1240 года, перед исторической битвой Александра Невского с немецкими рыцарями, новгородскому воину Пелгусию приснился чудесный сон, в нем святые мученики Борис и Глеб спешили на помощь «своему сроднику» князю Александру Ярославичу. Ночной сон Пелгусия стал известен и князю, и всей дружине. Как утверждает легенда, воодушевило воинов и принесло победу Александру Невскому. А это через полтысячелетия, в свою очередь, известие предопределило решение Петра I основать на берегах Невы город-крепость Санкт-Петербург.
Городской фольклор знает и другой случай из допетербургской истории города. В 1611 году знаменитый шведский полководец Делагарди, этот «вечный победитель русских», как его называли на родине, однажды во время своего очередного похода на Русь на привале вблизи Шлиссельбурга увидел сон, в нем у него на шее выросла сосна. С огромным трудом, и, как утверждает старинная легенда, только с помощью какого-то шведского злого духа Делагарди освободился от сосны, но, истолковав этот сон как признак близкой и неминуемой смерти, полководец по тревоге поднял свои войска и в страхе навсегда покинул эти места.
С основанием Петербурга загадочный мир вещих снов прочно и надолго становится составной частью городского фольклора. О некоторых из них нам уже известно из предыдущего повествования. Например, мистический сон майора или капитана Батурина, в котором ему привиделась ожившая статуя Петра I, сошедшая со своего пьедестала и проскакавшая по улицам Петербурга от Сенатской площади до Каменноостровского дворца. Знаем мы и о мучительных сновидениях самого мистического русского императора Павла I накануне его трагической гибели.
Хронологически первый со времени основания Петербурга и известный петербургскому городскому фольклору сон привиделся супруге Петра I Екатерине Алексеевне, когда она еще не была императрицей. Известно, что однажды в отношениях венценосных супругов образовалась опасная трещина. Это произошло в связи с печально известным делом Виллима Монса, любовника императрицы. В деле были замешаны многие из приближенных Екатерины. Витиевато стараясь обойти опасную тему неверности монаршей супруги, члены специально созданной следственной комиссии обвиняли их в «обогащении себя чрез злоупотребление доверием императрицы». И следствие, и суд были скоротечны и продолжались всего восемь дней. Кого били кнутом, кому рвали ноздри, кого сослали в Сибирь. Красавцу камергеру отрубили голову.
Екатерина всячески старалась смягчить гнев своего супруга. Но, как утверждает фольклор, ее постоянные просьбы о прощении обвиняемых однажды все-таки вывели императора из терпения. В фольклоре сохранился диалог, произошедший между супругами в одной из комнат Зимнего дворца у окна с венецианскими стеклами. «Видишь ли ты это стекло, которое прежде было ничтожным материалом, а теперь, облагороженное огнем, стало украшением дворца? – сказал император. – Достаточно одного удара моей руки, чтоб обратить его в прежнее ничтожество». И с этими словами он разбил окно. Екатерина едва заметно вздрогнула. Бывшая солдатская портомойка, волею судьбы вознесенная на вершину славы, «Чухонка Маланья», как ее называли в народе, хорошо понимала намеки. Она тут же сумела взять себя в
