плечах висела изорванная рубашонка, глаза настороженно бегали по сторонам.
Паренька задержали на территории расположения бригады. Он назвался местным жителем, родителей гитлеровцы расстреляли. Его просьба сводилась к одному: зачислить в солдаты.
Жалко было смотреть на этого паренька. Уж больно худ он был. Я пригласил его в автобус.
— Зовут-то как тебя, сынок?
— Толей, а фамилия моя Якишев.
— Откуда будешь?
— Из Литвиновки, Арсеньевского района.
— Хорошо знаю твою Литвиновку. Бывал в ней не раз. А я из-под Белева. Земляки, значит?
Мальчик оживился:
— Так это рядом. До Белева от нас рукой подать.
Я не знал, что делать с парнем. Зачислить в бригаду?
Впереди бои, всякое может случиться. Да и в школу парню надо.
— Покормите паренька и отправьте домой, — распорядился я.
Толя Якишев в слезы, начал просить, чтобы его оставили в бригаде.
— Вы не смотрите, что я такой маленький. Я все могу.
Пришлось просьбу хлопца удовлетворить, и он был зачислен в медсанвзвод бригады. Но до конца войны везде представлялся адъютантом комбрига.
После обеда я выехал в штаб корпуса (где пришлось уточнить некоторые вопросы взаимодействия), а оттуда на передовой наблюдательный пункт. Мы скрытно выдвинулись на небольшую высотку. У расставленных стереотруб уже хлопотали штабные офицеры. Лежащая впереди местность просматривалась хорошо. Я прильнул к стереотрубе. В поле зрения оказался небольшой отрезок переднего края расположения немцев. Видно было, как фашисты сновали по траншеям. Слева от нас шел сильный бой. Четко было слышно, как рвались снаряды, ухали мины, то и дело доносилась пулеметная дробь.
Данные разведки и непосредственное наблюдение привели нас к выводу: прорвать оборону немцев будет нелегко. Район боев проходил по пересеченной местности. Здесь много речек, местами заболоченные участки. К тому же немцы возводили укрепления в течение длительного времени. Они глубоко врылись в землю, построили немало различных деревоземляных сооружений, создали мощную систему огня. В среднем на каждый километр фронта в обороне немцев имелось 10 танков, 10–15 противотанковых орудий, 10 минометов, много станковых и ручных пулеметов. Участки, примыкающие к переднему краю, были сплошь минированы.
К вечеру я возвратился в бригаду. Напряженно работал штаб. Подполковник Кременецкий, офицеры Пшеничнер, Гаськов и другие быстро нанесли обстановку, отработали карту.
26 июля 4-я танковая армия была введена в сражение в полосе 11-й гвардейской армии. Темпы наступления советских войск повысились. Но гитлеровское командование требовало от своих армий удерживать позиции до последнего солдата.
Сопротивление противника с каждым часом возрастало. Местность, по которой двигались танки, была сильно пересеченной. Прошедшие дожди создали дополнительные трудности: овраги наполнились водой, реки вышли из берегов. Все это мешало нанесению стремительного удара по врагу. Танковые бригады, шедшие в первом эшелоне, с ходу не смогли форсировать реку Орс.
Наша 244-я танковая двигалась вслед за Пермской бригадой. С нею поддерживалась постоянная радиосвязь. И вдруг она прекратилась. Почти одновременно прекратился и грохот боя, доносившийся со стороны этой бригады. Что все это могло означать?
Командир моего танка лейтенант Василий Лычков старался установить связь, но так и не смог. В эфире на этой волне работали несколько мощных радиостанций, стоял сплошной писк, шум, доносилась русская и немецкая речь. Кто-то спешно просил помощи артиллерией, другой голос беспрерывно передавал кодовые знаки.
Продвигаться вперед теперь было рискованно: можно напороться на вражеские засады и понести неоправданные потери. И я решил приостановить движение.
По моему приказу танки рассредоточились на опушке леса. 76-миллиметровые орудия батареи старшего лейтенанта Шабашова прикрыли танкоопасное направление. Были предусмотрены меры на случай прорыва танков противника. Огневые позиции заняли минометчики, зенитчики.
Бригада начала зарываться в землю, производить маскировочные работы. Я чувствовал, что пермякам, видимо, не удалось с ходу прорвать первую полосу обороны и они сейчас готовятся к повторной атаке.
Под утро я все же связался с подполковником Приходько, спросил о положении дел.
— Похвалиться нечем, — сказал Василий Ильич. — Находимся на северном берегу Орса. Готовимся к форсированию. Положение сложное. Грунт раскис, берега реки топкие, для танков и артиллерии трудно проходимые. С ходу взять такое препятствие нелегко. Поэтому и засели. Думаем, как быстрее перескочить на тот берег.
Остаток ночи был использован для подготовки подразделений к форсированию. Пермяки произвели перегруппировку сил и средств. Самоходно-артиллерийский полк, приданный бригаде, подтянулся ближе к переправе. Разведчики изучали оборону противника, выявляли его огневые точки. Дополнительная работа была проведена с личным составом по разъяснению условий предстоящего боя.
Артиллерийская подготовка началась в десять часов. Мощный удар по противнику нанесли батареи гвардейских минометов. На оборону гитлеровцев обрушила бомбовый удар наша авиация.
Как только артиллерийский огонь был перенесен в глубь обороны врага, первым к переправе ринулся батальон автоматчиков 197-й танковой бригады. Он быстро форсировал реку, но враг предпринял яростную контратаку и отбросил автоматчиков на северный берег. Схватка за этот небольшой водный рубеж продолжалась весь день, пока наши войска прочно не закрепились на южном берегу Орса.
К утру 29 июля основные силы танкового корпуса были переброшены на южный берег реки. Скоро, очевидно, и мы вступим в бой, — размышлял я, нанося на карту новые данные о положении наших войск и противника.
Днем через расположение наших подразделений провели группу военнопленных. На них топорщилось грязное обмундирование, густая щетина покрыла лица.
Помню, в первые дни войны в районе Львова мы взяли в плен ефрейтора. Он держался надменно, высокомерно. А эти лопочут: Гитлер капут, Германия капут.
— Вот они, хваленые воины, — не сдержался механик-водитель сержант Мурашов. — Противно даже смотреть, — и он сплюнул на землю. — Скорее бы в бой.
Мурашов работал раньше на Челябинском тракторном заводе. Не менее десяти заявлений написал с просьбой отправить его на фронт. Стал добровольцем. Я был уверен: такой не дрогнет перед трудностями.
В тот вечер мы с начальником штаба Кременецким обошли многие экипажи, расчеты, отделения. Люди от чистого сердца говорили:
— И чего это мы застыли на месте? Землякам — пермякам и свердловчанам туго приходится, а мы ждем у моря погоды.
— После прорыва второй полосы наша бригада будет развивать успех, говорил я добровольцам.
— Надо бы нас в первый эшелон, — заметил младший командир невысокого роста.
Я подошел к воину. Он четко отрапортовал:
— Младший сержант Астахов, командир саперного отделения.
— Товарищ Астахов, а как люди у вас настроены?
— По-боевому. Вот они, — и младший сержант представил своих подчиненных.
Мне приятно было поговорить с саперами.
— Не дрогнем, — в один голос заверяли они.
29 июля танковые бригады, составлявшие первый эшелон корпуса, подошли к реке Нугрь. Вечером при поддержке корпусной и приданной артиллерии воины-добровольцы Пермской и Свердловской бригад начали форсировать водную преграду. А на рассвете 30 июля овладели деревней Борилово. Преодолевая упорное сопротивление врага, — свидетельствует генерал Г. С. Родин, — танкисты к исходу дня заняли
