ними открылся вход в подземелье. Указав рукой, владычица предложила воинам пройти внутрь.
Первыми вошли Заруба и Сокол, за ними все остальные. Оставив несколько девушек снаружи, Эрвела проследовала в подземелье последней. Как только она вошла, кусты вновь сомкнулись, а изнутри ход закрыли ворота.
Ожидая увидеть хоть и ухоженную, но все же обычную земляную пещеру люди обнаружили, что попали в настоящие подземные палаты. Хотя солнечный свет и остался за воротами, подземелье наполняло яркое, но в тоже время совсем не слепящее свечение. Самое удивительное, что свет этот не имел и намёка на чародейское происхождение. По стенам и сводам висели искусно сделанные из железа, дерева и голубого полупрозрачного стекла, фонари, со множеством ярких свеч. И каждая свеча горела во много раз сильнее обычной восковой. Овды обладали тайной выделки таких свеч, как и многих других своих дивных вещей.
Привратная пещера, в которую они попали, не отличалась особой роскошью. Обычный белый камень подпирал своды, им же вымостили полы. Из пещеры в разные стороны вели широкие каменные ходы.
Тарко и Сокол по-прежнему ничему не удивлялись, Зарубе удивляться не позволял чин, и лишь Рыжий вертел по сторонам головой, рискуя свернуть себе шею. Людей провели по одному из ходов, который через сотню шагов закончился просторной белокаменной залой. Посреди неё стоял длинный стол, уставленный серебряными блюдами с едой и золотыми кубками. Вдоль стола расставлены были не длинные лавки, как это принято у людей, а отдельные для каждого гостя деревянные стулья с высокими резными спинками.
Владычица предложила усаживаться. Никакого особого порядка у овд не водилось, каждый садился где придётся, и лишь сама хозяйка уселась во главе.
Предложив продолжить трапезу и разговор, владычица начала первой:
— Нас беспокоят монахи-воины, что появились в лесах недавно, но успели причинить изрядно хлопот. Они искали не только княжича. Рыскали повсюду, что-то вынюхивая, и чуть было не обнаружили один из наших тайных городков.
Заруба ухмыльнулся.
— Если вас так беспокоят монахи, почему вы не обыскали тех, кого сами же и убили в двух шагах отсюда? И зачем убивать? Не лучше ли было допросить хорошенько?
Эрвела повела плечом.
— Мы не берём пленных. Нам совершенно негде их содержать.
— Убитые вами чернецы имели тайный знак, — Сокол протянул овде одну из найденных печатей. — О таком же точно, рассказал нам хозяин постоялого двора в Свищеве. Его вынудили служить доносчиком, и подчинятся беспрекословно всякому, кто предъявит знак.
Брезгливо приняв печать, Эрвела внимательно её разглядела. Затем спросила:
— С крестом, думаю, ясно. Но 'М'. «Мыслите», так, кажется, её называют? Что бы могла эта буква значить?
— Москва, — предположил, не раздумывая Заруба. — От неё и пакости все.
— Сорок, — высказался Рыжий. — А почему такое число, понятия не имею. Может монахов этих сорок как раз?
— Митрополит, — предложил Сокол и пояснил. — Скорее всего, чернецы присланы церковными иерархами, или, по крайней мере, с их ведома. А те всегда берут сторону Москвы.
Чародею кстати вспомнился и разговор с князем.
— Ук считает, что московские властители якобы стремятся заполучить Мещеру и Муром. Не набег, какой, совершить, а вовсе к рукам прибрать. Вроде бы, готовят серьёзную шкоду против лесных городов. Вторжение или нечто подобное…
Сокол отпил вина.
— Ну так вот. Варунок как раз и пробирался домой с новостями об их замыслах. Степь там каким-то боком оказалась замешана. Через то и пропал мальчишка. Однако князь в догадках теряется, какой Москве прок с малолюдных земель?
— Не велика загадка, — ответила Эрвела. — Ты и сам бы мог додуматься до ответа. Москва страшится возвышения соседних великих княжеств, каждое из которых способно оспорить её верховенство. Но ещё больше страшиться союза соперников. Ибо в таком случае, ей не поможет ни скопленное серебро, ни ордынские друзья…
— Причём здесь Мещера и Муром? — удивился Заруба. — Сроду у нас претензий на Владимир не возникало. Бред какой-то…
— Конечно, ни причём. Москве угрожают Рязань и Суздаль. Создав союз, к которому тут же прибьются и прочие, они быстро низложат московский дом. Потому как и сил побольше соберут, да и пути все на степь через них лежат. Отрежут Москву от ордынской поддержки, чего она одна будет стоить?
А между двух великих княжеств лежат наши леса. Только обладание ими способно уберечь Москву от опасного союза. Вот и задумали они ударить по Мещере с Муромом. Вроде расчленить земли, вклиниться боком… Но вот, чем ударить, я право не знаю…
«А у лошадок-то ушки длинные, — подумалось Соколу. — Ослики просто, а не лошадки. Надо же, какой прорвой тайн владеют овды, годами не выбираясь из чащоб своих. Жаль, степные коники малость глуховаты. Ветер им что ли уши надувает? Не то и с угрозой той, непонятной, разобрались бы…»
Эрвела словно прочла его мысли.
— Зря ухмыляешься, чародей, — заметила она. — Кабы это могло помочь, мы рассказали бы тебе даже то, с какой из наложниц возлёг третьего дня ордынский царевич. От нас мало что можно скрыть. Но молчит степь. Не готовится там ничего против наших земель. Если только пешим строем задумал кто-то на леса навалиться. Да и то вряд ли. Приметили бы лошадки такое движение.
Эрвела потеребила мочку уха, как бы на что-то решаясь.
— Нас не заботит борьба князей за владимирский стол — всё это глупые игры. Если честно, то и людские войны вообще нас не трогают. Но мы остаёмся верны Белой Книге. И хотя былой союз едва теплится, мы поддержим мещёрского князя.
Она помолчала. Выпила. Потом закончила:
— Тем более что Москва означает церковь, с которой у нас нет, и не может быть мира, — Эрвела в который раз ослепительно улыбнулась. — Хотя бы потому, что святые отцы не верят в наше существование, а, поверив, никогда не смирятся с ним.
Обменявшись ещё кое-какими сведениями, собеседники серьёзный разговор закончили. Эрвела, Сокол и Заруба замолчали, обдумывая услышанное. Этим и воспользовался Рыжий, которому вернулось его неистребимое любопытство:
— Говорят, что всем существам вы предпочитаете лошадей… — обратился он к девушке, что сидела рядом. — Но где вы их держите?
Многим была известна любовь овд к лошадям. Они сводили коней в людских селениях довольно часто. Иногда просто катались и возвращали затем на место. Иногда, особенно если хозяин обращался с животными грубо, коней не возвращали. Кроме того, у мещёрцев, да и не только у них, был обычай жертвовать лесным девам лошадей, оставляя на опушке без привязи. И парня мучил вопрос, где, здесь в лесу, можно такую прорву животных разместить?
— Мы не держим лошадей, — ответила овда. — В том смысле, что не держим их в рабстве как вы, люди. Лошади наши друзья. Они помогают нам, а мы помогаем им. Потому тех, кто желает, мы отпускаем в степь. Остальные живут среди нас.
— Отлично, — кивнул головой Рыжий и перешёл к главному. — А где скрываются ваши мужчины?
С мужчинами история вышла ещё более запутанная. Если повстречать овду считалось большой редкостью, то их мужчин и вовсе никто никогда не видел. Кстати, и слово овда всегда подразумевает женщину. Никакого особого названия для овдских мужчин, люди не озаботились даже придумать. Хотя и ходило множество историй про то, как девы заманивали к себе парней из дальних селений, и те навсегда пропадали в их лесных городках. Рыжему очень хотелось прояснить этот вопрос.
— Наши мужи живут в другом месте, — ответила девушка — Городок, в котором мы сейчас находимся — сторожевой. Здесь нас не больше двух дюжин.
Рыжему, разумеется, тут же захотелось узнать, чем занимаются мужчины, если женщины воюют и
