— Угадать не сложно, — ответил Сокол. — Полчище столь огромно, что не промахнёшься. Так или иначе зацепишь. Конечно, хотелось бы прямо по серёдке ударить. Но боюсь, не слишком поможет. Крутую волну, вроде той, что дева Лыбедь на врага обрушила, не просто пустить. Не ручеёк ведь, река великая.
— Дождей пролить, затор какой-нибудь устроить, да мало ли способов.
— Вот и подумай над этим, — кивнул чародей и перевёл взгляд на колдунью.
— Есть и у меня задумка, — ответила та. — Но ещё покумекать надо. Пойду-ка в лес. Поброжу.
Пахомий месяц из седла почти не вылезал. По семьдесят вёрст делал за день, а и то с трудом поспевал. Уже не таился, шёл напрямик, через земли, в которых узнай кто его, могли и шкуру спустить. Ни себя не жалел Пахомий, ни лошадей. Который уж конь под ним пал, он и со счёта сбился.
В Сарае-то быстро дело уладил. Потом в Коломну отправился, там с Алексием короткий разговор вышел.
Недоволен был викарий.
— Всё знают уже в Мещере. Колдуна, княжича, монаха-отступника всех упустили. Никак внезапности не добиться. Придётся теперь полки в леса раньше времени двинуть, чтобы с толку их сбить. И ещё кое-что предпринять…
Алексий склонился и что-то прошептал монаху на ухо.
— Княжича верну, — пообещал монах. — И с ордой заминки не будет. А в остальном, посмотрим.
— Будь осторожен, — напутствовал священник, протягивая какой-то свиток. — Нельзя мне тебя потерять. Не на кого больше положиться.
Теперь, Пахомий вновь вернулся в Ишму. Он не стал заезжать ни к Лукичу, ни туда, где раньше держали княжича, а направился к дому настоятеля покровской церквушки. Привязав коня к крыльцу, постучал.
Георгий телом и повадками больше походил на казака, чем на батюшку. Ни жиром лишним, ни рыльцем сдобным не отметился. Таков Червленый Яр, таковы его люди. И почему настоятелю быть среди них исключением.
Был он подряд третьим священником, носящим одно и тоже имя. И вовсе не совпадение было тому причиной. Отгадка в другом. Чтобы не получать каждый раз нового пастыря, с которым ещё неизвестно удастся ли столковаться, атаманы выбирали того, который им приходился по сердцу. Так и ставили на приход миром, без рукоположения и утверждения владык. А чтобы в епархиях недовольства не возникало, нового священника продолжали называть прежним именем. Будто и не менялось ничего в приходе.
Может и насторожились бы в верхах от долгожительства необычного. Но Червленый Яр то к Рязанским епископам переходил, то к Сарайским. Большая война у отцов церковных велась по этому поводу. Но тот ли победит владыка или иной, в дикую степь никто из них не совался. И в этой неразберихе всё атаманам сходило с рук.
— Грамоту привёз? — сразу спросил Георгий.
— Вот она, — монах протянул свиток.
— Проходи, — впустил Георгий.
Развернув грамоту, священник глянул прежде всего на подпись и печать. Изучил дотошно, затем прочёл. Приходу даровались кое-какие права, подворье в Переславле… не всё, что Георгий требовал, но многое.
— Добро, — кивнул он. — Забирай щенка.
Погремев ключами, священник нашёл нужный и проводил Пахомия в погреб. Там в темнице сидел мещёрский княжич.
При виде монаха, Варунок отвернулся.
— Всё, братец, загостился ты у меня, — Георгий мощным рывком извлёк княжича из погреба, словно куль с репой и передал Пахомию. — Вот ему теперь кровушку портить будешь.
— Ох, и заставил ты нас попотеть, — добродушно проговорил монах, вытаскивая княжича наверх. — Ну, ничего, скоро уж и конец сказки.
Он перебросил связанного княжича через седло и продолжил:
— Твоего слуха, в Сарае, что про серую орду тебе рассказал, мы уже к Аллаху отправили. А перед тем порасспросили, конечно. От моих вопросов, ежели их калёным железом подкрепить, ещё никто не отмолчался.
Варунок молчал, но Пахомия это нисколько не задевало.
— В дом возвращаться не будем, — сообщил он. — Каждая вошь про него уже знает. Сразу в Старицу пойдём. Там вряд ли тебя достанут.
Они покинули город без приключений, и даже стражники на воротах на сей раз отвернулись при виде живого груза.
Тем временем, на другом конце Ишмы к ладной избе, украшенной резными ставнями и балясинами, подошла старуха.
— Чего тебе, бабушка? — спросил стоявший возле крыльца казак.
— До твоего атамана дело есть, — прошамкала та. — Проводи.
— Экая ты шустрая, — усмехнулся страж. — Сперва мне дело изложи. А я посмотрю, важное ли. Чего по пустякам атамана тревожить?
Старуха пристально взглянула на казака и повторила тихо-тихо:
— Проводи.
У парня всякая охота пропала возражать. Открыл дверь, впустил старую, окликнул атамана.
Тот сперва нахмурился, гостью увидев, но старуха вдруг что-то с лицом своим сделала, волос седой убрала, и явилась молодой девицей. Атаман вздрогнул.
— Мена? — удивился он. — Каким ветром занесло тебя к нам?
Девушка ухмыльнулась.
— Ветры у вас в степи людей носят. Мы по своей охоте ходим.
Затем серьёзно добавила
— С просьбой пришла, Кудеяр. И от себя, и от Сокола, и от князя нашего.
— Помогу, — кивнул атаман. — Но уже говорил чародею, в Мещеру не поведу отряд.
— И не надо, — согласилась Мена. — Клетка есть у тебя голубиная?
— Найдётся.
Кудеяр крикнул товарищам, и те притащили клетку.
Достав из-за пазухи три комочка, Мена осторожно положила их на стол.
— Почто мне дохлые голуби? — удивился атаман.
Девушка улыбнулась, погладила птицу, и та вдруг очнулась, крутанула головкой, осматриваясь. Ведунья сунула голубя в клетку, взяла следующего.
— Как орда из Старицы хлынет, выпускай всех разом. Записок не пиши, для одной вести они предназначены.
— Добро. Может, присядешь, квасу выпьешь, закусишь?
Мена не отказалась. Попила, поела. С Кудеяром новостями поделилась. Потом спросила.
— Княжича отбить можешь?
Кудеяр нахмурился.
— Могу, — ответил он. — Но не буду.
— Почему?
— Прав мальчишка. Князю гордиться им нужно, а не спасать всякий раз. Молодец парень. Вы лучше бы подумали, как на пользу его плен обратить.
— Подумали, — вздохнула Мена.
Большая часть населения даже не подозревала, какая война назревала у них под боком. Слухи ходили разные, один мрачнее другого. И про конец света, народ болтал, и про степь, что вдруг на леса ополчилась. Но никто из мужей государственных слухи не подтверждал. Отмахивались. Обычный, мол, разбой назревает. Да и разговоры тревожные только по городу ходили, за стены редко просачивались.
С умыслом не беспокоили зря народ. Поднимать сельское ополчение дело сугубо хитрое. Тут важно как
